– Нет, нет, нет! – перебила меня София, отрицательно качая головой. – Я спрашиваю не о твоей семье, а о тебе самой. Всегда одни и те же ответы женатых пар. Складывается впечатление, что ваша личность теряется, вы забываете о своём существовании.

Она пристально посмотрела в глаза.

– Кажется, уже слишком поздно, – сказала София грустным голосом. – Ты уже одна из них.

В этот момент к нам подошла слегка опьянённая Дарина, теперь уже с двумя бутылками вина в руке. Видимо, одного количества всегда будет мало: одной бутылки, одной машины, одной радости и, конечно же, самой жизни. София тут же простилась с Дариной, сославшись на накопившуюся работу. Стандартная причина, чтобы покинуть праздник скучающим одиночкам, потому что никогда так остро не ощущаешь своего одиночества, как в праздники. Вопреки сложившемуся мнению в нашем кругу о Софии, мне было жаль ее. Разве можно держать обиду на грубость одинокого человека?

– Что обсуждали без меня? – поинтересовалась Дарина, наполняя бокал красным вином.

– Твоя сестра рассказывала мне о побочных эффектах семьи.

– Не обращай внимания на предрассудки Софии, – проговорила Дарина, осушив свой бокал. – Она просто слишком много думает, а эта привычка хуже любой сигареты.

– А если София в чём-то и права? – спросила я неуверенно.

Дарина задумалась, насколько это, конечно, было возможно после употребления немалого количества вина.

– Может – да, а может – нет. Невозможно ответить с точной уверенностью ни на один вопрос. Всегда есть положительные и отрицательные стороны, но, если человек счастлив, значит, он не ошибся в своём выборе.

София производила впечатление независимого человека, который точно знает, чего он хочет от жизни и чем за это придётся ему расплачиваться. У любого решения есть два последствия, как и сказала Дарина.

Но высказанные убеждения Софии всё же оставили после себя след и в мыслях её младшей сестры, вынуждая бередить беспечное прошлое.

– Помню, как сейчас, – произнесла мечтательно Дарина, погружаясь в воспоминания, – Как я собирала вечеринку в нашем общежитии по случаю окончания третьего курса… Ничего лишнего, только юность, жизнерадостность и рассерженная вахтерша.

Её губы тронула печальная улыбка.

– Странно, – сказала я задумчиво. – Я лично помню только шампанское, которым ты меня постоянно угощала, – проговорила я с недовольством, вспоминая только забвение в тот вечер.

– Зато тебе было действительно весело, – невозмутимо ответила Дарина, ни капли не раскаявшись в своём поступке. – Это видели и слышали все, кто там был, когда ты взялась за микрофон и начала петь.

Дарина звонко рассмеялась, припоминая моё пьяное соло.

– О боже, – ответила я, опустив глаза и чувствуя, как румянец покрывает щёки от стыда. Мне было искренне жаль собравшихся на мой незапланированный концерт гостей.

– Во мне было слишком много алкоголя, – попыталась я защититься от насмешек Дарины.

– И чересчур много голоса, не попадающего в ноты, – добавила она сквозь смех перед тем как выпить ещё один бокал вина.

Мы обе рассмеялись, продолжая вспоминать разгневанную вахтершу в дверях, которой явно не понравилась моё пение среди ночи. С того дебютного вечера я больше не рисковала петь в чьём-нибудь присутствии.

Спустя некоторое время, когда к нам подбежали Ангелина и Эльза, мы прекратили предаваться воспоминаниям об одиноком прошлом. Девочки убегали прочь от разъярённой Лидии и беззащитной Кристины, подвергшейся её нападениям из-за обиженной дочери. Ребёнок по своей детской наивности ещё не понимает, как серьёзно он может влиять на отношения между взрослыми, разрушив даже многолетнюю дружбу.

Эльза прижалась ко мне, ища, как и все дети, спасения в проверенных с рождения объятиях.

– Мама, – проговорила Эльза, подняв голову. – Почему тётя Лидия такая злая?

– Если человек часто кричит, это вовсе не значит, что он злой, – ответила я, поглаживая её светлые распущенные волосы. – Значит, его что-то сильно беспокоит.

– И что же беспокоит тётю Лидию? – спросила Ангелина, усевшись к матери на колени.

Я подумала над сложным вопросом, ответ на который хочет услышать ребёнок.

– Ей, как и многим мамам, не дают покоя проделки их маленьких озорников, – проговорила я с улыбкой, вызывая смех дочери щекоткой.

Ангелина, смотря на смеющуюся от щекотки Эльзу, также заразилась весельем, хоть и без участия в нашей игре. Улыбка дочери была лучшим лекарством от всех грёз, поэтому я старалась как можно чаще вызывать столь прекрасное «природное явление». Для чего же ещё тогда нужно беспечное детство ребёнку? Без этой улыбки я больше не представляла свою жизнь. А что касается предубеждений Софии, то я не считала их глупыми, как решило бы большинство, потому что Дарина была права: умный тот, кто счастливый. И совсем не важно, какова оборотная сторона этого счастья.

Весь следующий день, после праздника Ангелины, мы намеривались провести вместе: я, Эльза и Андрей. Но как часто бывает, судьба сама планирует жизнь. В полседьмого утра раздался телефонный звонок, нарушая все наши планы.

– Алло, – ответила я сонным голосом, не открывая глаза. – Что… Когда это случилось? Как он сейчас? Да… конечно… я скоро буду.

Отключив телефон, я поднялась с кровати и начала быстро собираться. Андрей проснулся от шума.

– Ты куда? – пробормотал он, приоткрыв глаза.

– На работу. Одного пациента с мерцательной аритмией доставили в больницу, – сказала я, собирая волосы в высокий хвост, – приступ купировали, но я должна его осмотреть.

Андрей снова закрыл глаза. Приведя себя в минимальный порядок, я поцеловала его на прощание и тихо закрыла дверь в нашу спальню. Проходя мимо комнаты Эльзы, я остановилась, следуя материнскому инстинкту взглянуть на спящую дочь. Приоткрыв дверь, я несколько секунд любовалась ею, мирно спящей в обнимку с игрушкой. Мне показалось, что сердце забилось ещё тише, наслаждаясь спокойствием. Подоткнув лёгкое одеяльце, я осторожно присела на кровать, убирая растрёпанные волосы Эльзы с лица, чтобы также поцеловать на прощание. Когда я коснулась её лба, Эльза приоткрыла сонные глаза.

– Мам, – сказала она еле слышно. – Ты уже встала?

– Извини, родная, не хотела тебя разбудить. Мне нужно срочно отлучиться на работу. Но когда вернусь, мы пойдём куда захочешь, хорошо?

Эльза чуть заметно кивнула. Улыбнувшись от легкого согласия дочери, я поднялась.

– Мам, – сказала она чуть громче.

Я обернулась.

– Ты… ты же не будешь болеть, как мама Лизы?

– Почему ты задаёшь такой вопрос? – спросила я, вернувшись на кровать.

Её взгляд выдавал тревогу.

– Вдруг тебя кто-нибудь серьёзно заразит на твоей работе, и ты не сможешь вылечиться? Я хочу, чтобы ты всегда забирала меня из школы и никогда не оставляла.

– Эльза, – произнесла я ласково, тронутая её детскими опасениями, – я всегда буду с тобой. Наступит время, когда ты вырастешь, и я уже не буду тебе так нужна.

– Неправда, – с упрёком сказала она.

Я поправила вновь сползшее одеяло.

– Когда ты станешь взрослой, ты всегда будешь во мне нуждаться, но не всегда я тебе буду нужна.

– Тогда я не хочу расти, – упрямилась Эльза, потирая сонные глаза.

– Это несбыточная мечта любой матери, – сказала я, горько улыбнувшись.

Утешив детскую тревогу, я посоветовала дочери немного поспать: после сна тревог становится гораздо меньше. Поцеловав её ещё раз на прощание, я отправилась на работу.

– Пусть с неделю полежит в больнице под нашим наблюдением. Электрические импульсы протекают равномерно, но лучше пока не рисковать с его выпиской, – проговорила я, просматривая бумаги.

– Как скажете, Нелли Валерьевна, – ответила Зарина, просматривая медицинскую карточку больного на сестринском посту.

– Необходимое лечение расписано в его карте. Да, и сообщите об этом Ольге Владиславовне. Мой телефон разрядился, к сожалению, – попросила я, подписывая последний документ для госпитализации.