– Ничего серьёзного, всё в порядке, – сияя, сказал он вместо приветствия, заметив смущенное выражение на наших лицах. Хоть это был далеко не первый раз, когда мы становились свидетелями столь бурной сцены, нам всё же каждый раз было неловко.
– Что на этот раз натворил? – ухмыльнулся Тимур.
– Да ничего, просто сказал, что матушка очень смешно выглядит с бигудями, – весело отозвался Юра. – А, я ещё, кажется, пролил чай на её платье, которое она должна была надеть в гости.
– Она явно вдохновлялась твоей причёской, дружище.
Вместо ответа Юра вооружился палкой. Тимур отобрал палку у моего равнодушного брата и атаковал первый, Юре оставалось только защищаться. Бой, пожалуй, продолжался бы очень долго, если бы Джамал не привлёк к себе внимание рыцарей.
– Может, поедим мороженого?
– Что ж, мороженое так мороженое, – немного подумав, отозвался Тимур, и бывшие рыцари, избавившись от оружия, бросились на перегонки до ближайшего ларька.
– Странный день. Всё как будто в тумане, делать ничего не хочется, в голове пусто, – немного погодя рассуждал Тимур, медленно облизывая тающее лакомство в руках.
– Не знаю, меня всё устраивает, – ответил Джамал. В отличие от своего двоюродного брата он явно наслаждался безмятежностью дня и надеялся, что в голову Тимура не будут приходить безумные идеи как можно дольше.
– Нет, так не пойдёт. Будем сидеть без дела, кушая и греясь на солнышке, можем вырасти бесполезными людьми. Всегда нужно действовать, придумывать себе занятие.
– Дай хоть поесть спокойно, – отозвалась Мардона. Её голос звучал равнодушно, словно ей не было никакой разницы, будет ли Тимур продолжать читать мораль или замолкнет, и в этом был своеобразный шарм.
– Нет, это правда. Если дать себе хоть день отдыха, ты начинаешь лениться, утрачивается способность мыслить, ты просто надеешься, что другие что-то придумают за тебя, и ты просто соглашаешься с ними, иногда даже если оставшаяся где-то в глубине тебя доля здравого смысла говорит тебе, что это неправильно.
– Даже великие люди отдыхают, и потом, Тимур, ты, кажется, забываешь, что мы не работаем, мы всего лишь дети, – засмеялся Юра.
– Это серьезнейшая ошибка! Никогда не стать великим, если считаешь себя ребёнком.
– Ну, уверен, когда-нибудь это для меня изменится, – пожал плечами Юра.
– Думаешь это так просто – понять, когда ты больше не ребёнок?
Все резко повернулись к моему брату. Он впервые в тот день вступил в разговор, однако он сказал свои слова так, будто обращался в пустоту. Мороженое струйкой текло по его рукам и капало на землю, и взгляд моего брата был опущен на белую лужицу у его ног.
– Не надо всё так усложнять, – после недолгой паузы сказала Мардона, обращаясь к Тимуру, – У тебя есть целое лето, чтобы дни напролёт упражнять свою гениальность на нас.
Мы доели мороженое, но игры никак не складывались. Даже Тимур окончательно растерял свой энтузиазм и сидел, лениво бросая камешки, валявшиеся у ног. У всех на лицах было полное безразличие. Только мой брат, казалось, упорно размышлял о чём-то, но своими мыслями он не делился.
– Может, телевизор пойдём смотреть? – вздохнув, предложил Тимур.
– Не думаю, что сейчас показывают что-то интересное,– ответила Мардона.
– Всё интереснее, чем сидеть с вами. Вот Искандар, ты почему так приуныл?
Мой брат не отвечал. Он настолько погрузился в свои мысли, что потребовалась окликнуть его три раза, прежде чем он отреагировал.
– Я устал. Пойдём по домам отдыхать.
Мы все застыли от такого внезапного предложения моего брата. Но ещё больше мы удивились тому, как совершенно не сопротивляясь, мы поплелись обратно на свою улицу. В первые в жизни мы добровольно вернулись домой пораньше на обед, и даже никому из взрослых не пришлось нас звать.
Стояла невыносимая жара. В такую пору, казалось, в нашем посёлке совершенно безлюдно. После обеда я лежала у себя в комнате, надеясь, что мой брат окликнет меня и предложит какое-нибудь увлекательное занятие. Но его всё не было слышно, и я, уткнувшись в стену, проводила пальцем по узору на ковре, висевшем над моей кроватью.
Раздался осторожный скрип ворот. Я вскочила с кровати так быстро, будто ждала этого сигнала. Я не успела разглядеть из окна, кто вышел на улицу, но была уверена, что это был мой брат. Чтобы не услышала моя мать, спавшая в соседней комнате, я на цыпочках спустилась по лестнице и бесшумно вышла во двор.
Меня пробрала дрожь. Кошмары прошлой ночи ещё не отпустили меня, и я засомневалась, стоит ли выйти одной. Но солнце, от которого, казалось, всё плавилось вокруг, приободрило меня, и я решила, что русалки в такое время не будут выплывать из арыков.
Брата не было видно. «Наверное, он успел свернуть за угол», подумала я и побежала в том направлении. И тут я лицом к лицу столкнулась с Сабиной, которая возвращалась из музыкальной школы.
– Вы видели моего брата? Он пошёл в сторону футбольного поля? – не поздоровавшись, спросила я Сабину и сразу осеклась, вспомнив, как дедушка всегда подчеркивал важность приветствия.
– Нет… Что-то случилось? А где все?
Я объяснила Сабине, что мы все устали и разошлись по домам, не уточнив, почему я вдруг решила, что мой брат снова выбрался на улицу. Не задавая больше никаких вопросов, Сабина начала тараторить про то, какое выдалось у неё занятие в тот день. В мельчайших подробностях она описывала замечания, сделанные её преподавательницей. Сабина боготворила её, хотя тогда я навряд ли могла это заметить. Единственное, что меня волновало – куда и зачем убежал мой брат, и изображать заинтересованность в музыкальных терминах мне становилось всё сложнее.
Нелегко объяснить, почему я не предложила Сабине отправиться на поиски беглеца, а вместо этого поплелась с ней в сторону её участка. Я тогда чувствовала что-то таинственно-священное в одинокой прогулке моего девятилетнего брата и не хотела, чтобы кто-то ещё знал о ней.
Дом семьи Сабины располагался в самом конце улицы ближе к полю. В отличие от нашего участка и огромной территории семьи Аскаралиевых, перед участком Умаровых были не прочные бетонные стены, а лишь проволочное невысокое ограждение. Крошечное пространство вокруг коттеджа практически полностью было занято тутовыми деревьями. На проржавевшем топчане сидел Джамал, усердно что-то прорисовывавший на тетрадных листках.
Мне ужасно не хотелось оставаться с Сабиной и продолжать разговор о её игре на фортепиано, но пока я пыталась придумать отговорку и вернуться домой или снова отправиться на поиски брата, Сабина успела забежать на кухню и вынести лепёшки с фруктами.
– Ты голодна? Могу налить тебе маставу5, если хочешь.
– Нет, спасибо, я уже пообедала, на самом деле мне пора… А что ты рисуешь?
Я наконец обратила внимание, над чем кропотал Джамал. Его рисунки всегда вызывали у меня недоумение. Порой они были достаточно красивы, но чаще всего Джамал, давно вышедший из младенческого возраста, оставлял на бумаге какие-то каракули.
– Пожар, – не поднимая голову, буркнул художник. Сабина улыбнулась жеманной улыбкой, которая обычно бывает на лицах матерей, когда их дети делают что-то неподобающее в обществе.
– Мне пора идти, – сказала я на этот раз более уверенно, – вечером ещё все соберёмся.
Неожиданно для меня Сабина совсем не стала протестовать. Пройдя со мной несколько метров, она попрощалась и вернулась к себе.
Дома я почувствовала, что меня клонит ко сну. После того, как я зашла в комнату брата и убедилась, что его нет, я легла на кровать и тут же заснула.
Разбудила меня мать. Наступило время поливать во дворе. Обычно этим занимался мой брат, а я подметала и расставляла подушки на топчане. Но чтобы не привлекать внимание к отсутствию моего брата, который так и не вернулся, я быстро спустилась, взяла в руки грязный шланг и начала работать.
Я успела привести двор в порядок, почистить овощи к ужину, отец должен был вот-вот вернуться с работы, а брата так и не было видно, что начало не на шутку меня беспокоить. Я ходила босиком по прохладному, влажному асфальту, проверяла по несколько раз, каждый ли миллиметр коснулась вода, полит ли каждый цветочек, аккуратно ли лежит каждая подушка. Моя мать вышла с подносом с едой. На улице послышались шаги, и я не могла разобрать, взрослый это человек или нет. Не зная, кого бы я предпочла увидеть в эту секунду, моего отца или брата, которого тут же увидела бы мать, я поспешила забрать у неё поднос, чтобы она быстрее вернулась на кухню к приготовлению оставшейся еды.
