На улице нас поджидал Тимур, третий сын Аскаралиевых. Он был самоуверенным, харизматичным мальчишкой, на красивом лице которого часто мелькала нагловатая насмешливая ухмылка, что в глазах многих, даже взрослых, делало его неприятной личностью. Когда он хмурил свои очерченные изогнутые брови, даже тех, кто был старше его, бросало в дрожь, что скрыть от него было невозможно. С раннего детства в нем чувствовались лидерские качества, от чего у него было много почитателей, хоть и смотревших на него с долей боязни, и врагов, предпочитавших держаться от него как можно дальше. На первых Тимур смотрел равнодушно, никакие восхищенные отзывы его не трогали, и вторым он так же не уделял никакого внимания, всем своим видом демонстрируя независимость от мнения окружающих, отлично понимая, что ни у кого, даже самых ярых его ненавистников, всё равно не хватит духу причинить ему вред. Казалось, Тимур Аскаралиев обо всём имел свою точку зрения, непоколебимую ни от каких противоположных взглядов. Будучи непревзойдённым оратором, он в два счета мог убедить других, в какую игру нужно играть и как, а повзрослев, мог заставить любого засомневаться даже в самых простых истинах. Мой брат, Юра Новиков и сестра Тимура, Мардона, были, пожалуй, единственными, кто мог открыто вступать с ним в спор.
– Что-то вы сегодня долго, – лениво пробормотал Тимур, как только заметил нас. – Я вот сижу один, никто ещё не вышел, Мардона всё копается дома. А, вот, кажется, ковыляет.
Из участка донесся скрип открывающейся входной двери дома, а затем легкие быстрые шажки. Наконец к нам вышла Мардона.
Мардона, единственная дочь Аскаралиевых, была удивительно похожа и в то же время совсем не походила на свою мать. От Камола-хола она унаследовала красно-карие глаза, прямой острый нос, густые вьющиеся волосы, непоколебимость и твердость характера, но если матери эти качества придавали ей аристократичность, из дочери они делали дикую розочку. Мардона наотрез отказывалась собирать волосы, спокойно ходила в ободранной одежде, не прятала синяки. Она была самой быстрой из всех детей, обгоняла даже старших, быстро лазила по деревьям, равнодушно смахивала от себя саранчу, когда другие девочки с криками бежали от мальчиков, бросающихся насекомыми, и не роняла ни слезинки, разбивая колени, даже будучи совсем маленькой.
Мардона была младше своего брата на год, и, считая такую разницу незначительной, никогда не обращалась к нему на вы. Тимур и Мардона были самими большими почитателями друг друга, что они тщательно скрывали, но при этом и самими большими критиками, и последнее они демонстрировали уже в раннем детстве. Ещё крошек, их часто можно было увидеть яростно спорящими, хоть это никогда не переходило в серьезный конфликт, но и не заканчивалось компромиссом. Доведя тему до полного истощения, они просто переставали о ней говорить, каждый оставаясь при своём мнении.
Наши отношения с младшими Аскаралиевыми наладились далеко не сразу. В первое время мы были настоящими врагами, перекидывавшимися детскими ругательствами и даже метавшими друг в друга камни. Родителей это не сильно заботило. Выслушивая наши жалобы, они лишь безучастно повторяли, что Тимур и Мардона Аскаралиевы – молочные брат и сестра Искандара, и нам следовало с ними подружиться.
Мой миролюбивый брат действительно вскоре решил поладить с Тимуром. Последний также по достоинству оценил своего недруга, и довольно быстро принял решение пойти навстречу. Мы же с Мардоной оставались упёртыми в своей вражде.
Сблизились мы лишь тогда, когда на нашу улицу переехали двоюродные брат и сестра Мардоны, Джамал и Сабина Умаровы. Сабина, будучи чуткой и внимательной, с первого же дня своего пребывания на нашей улице взяла на себя ответственность растопить лёд между двумя новыми соседками. Однако все её попытки были слишком наивными даже для нашего возраста. Но всё же Сабина сыграла важную роль в нашем с Мардоной сближении: немного полненькая и неуклюжая, она часто оказывалась в нелепых ситуациях, которые нас смешили, и именно смех нас в итоге сблизил.
Стоя уже вчетвером, мы увидели выходящего к нам навстречу Джамала, младшего брата Сабины. Он был самым тихим из всех ребят и совсем не походил на свою старшую сестру: большую часть времени Джамал сидел молчаливо и безучастно, в отличие от вечно что-то тараторившей Сабины.
– Наш великий молчун идёт, – подтрунивая, но по-доброму сказал Тимур и похлопал по плечу подошедшего худенького Джамала, у которого от тяжелой руки двоюродного брата слегка подкосилось ноги. – А где Сабина? Неужели до сих пор прячется под одеялом после вчерашних историй о русалках?
– Не говори глупостей, твои дурацкие сказки могли напугать только младенца. Сабина просто как всегда долго убирается на кухне.
– Нет, она в музыкальной школе, готовится к…– Начал бормотать Джамал, но его перебил Тимур.
– Конечно, днём легко говорить, что не страшно, хотя… Саида, сзади тебя русалка!!! – Неожиданно вскрикнул Тимур так, что я вздрогнула. Тимур разразился хохотом, Джамал тихо засмеялся, Мардона посмотрела на меня с жалостью, но тут же повернулась к брату и начала сверлить его взглядом.
– Что с тобой, Искандар? Ты сегодня тише даже нашего молчуна. Да перестать смотреть на меня так, Мардона, мы всего лишь шутим.
– Что будем делать? – не обращая внимания на замечание Тимура, спросил мой брат.
– Давайте позовём других ребят и поиграем в футбол.
– Нет, Тимур, не хочу, – лениво пробурчал мой брат.
– Да брось, сейчас машины проезжать не будут, мы отлично поиграем. У кого мяч?
– Мой сдулся.
– Джамал, мяч Юры у тебя остался?
– Нет, Юра, кажется, забрал с собой, после того, как мы позавчера играли.
– Ладно, пойдём к нему, – вздохнув, решил Тимур.
– Дружище, его точно дома нет, он сегодня должен был куда-то поехать с мамой.
– Может, не уехал. Ничего, прогуляемся, – настоял Тимур, пожав плечами.
Юра Новиков жил в квартире пятиэтажного дома, находившегося в пятнадцати минутах неспешной прогулки от нас. Свернув с нашей улицы, мы вышли к автомобильной дороге, перебежали её, не обращая внимания на сигналивших водителей.
Найдя длинную веточку, мой брат начал то волочить её по земле, то слегка бить ею по кустам, росшим вдоль дороги. Он шёл молча, погруженный в свои мысли, и каждый раз переспрашивал, когда кто-то из нас к нему обращался. Таким я видела его впервые, и меня это всё больше начинало волновать, но допытываться я не хотела. Я подумала, как бы отреагировал дедушка. «Оставь его, ему надо прийти в себя», наверняка сказал бы он и улыбнулся. Я как будто улыбнулась ему в ответ, и как раз в этот момент ко мне повернулся брат и его лицо тоже на мгновение засияло.
Мы подошли к дому Юры, когда он с шумом выбежал из подъезда, а вслед ему кричала мать, тряся кулаком. Это была полненькая, энергичная женщина, голос которой можно было услышать за несколько кварталов. На ней был потрёпанный халат, из волос торчали бигуди. Выпалив всевозможные ругательства, она некоторое время сверлила сына взглядом, а затем ушла к себе, продолжая что-то бубнить.
Юра как ни в чем не бывало улыбался во весь рот. Его светлые, слегка вьющие волосы торчали во все стороны. Мятая футболка была то ли слишком застиранной, то ли грязной. Но несмотря на неряшливый вид и крики матери, он как всегда казался самым счастливым мальчиком на свете.
Юра с матерью жили вдвоём в крохотной квартире. Его отец уехал на заработки в Москву, когда Юра был ещё младенцем, и появлялся крайне редко. Я, наверное, видела его всего пару раз, каждый из которых мне толком ничем не запомнился. Я только отмечала, что Юра не был похож ни на свою вечно взвинченную мать, ни на отца с потухшим взглядом.
Как Юра мог уживаться с такой матерью и при этом оставаться жизнерадостным, любящим сыном, для меня всегда оставалось загадкой. Единственный более-менее убедительный ответ, который приходил мне в голову, заключался в том, что наедине мать и сын были исключительно нежны друг с другом, а чуть что не ладилось, это тут же становилось достоянием общественности.