Только перед сном, когда я вновь представила эту тёплую картину, я начала размышлять о своих отношениях с отцом и сравнивать их с тем, что было у Мардоны и Захид-тога. Была бы Мардона так же мила с таким отцом, как у меня? Смогла ли я сама быть так внимательна к Захид-тога, если бы была его дочерью? И насколько сильно я была виновата в том, что у меня с отцом не было таких моментов, как тот, за которым я с таким упоением наблюдала? Я решила, что со следующего дня постараюсь быть более учтивой к отцу, но тут же отвергла эту мысль, посчитав её противоестественной. Как обычно, засыпая, я благодарила Бога за брата и дедушку, но в тот день я особенно отчетливо почувствовала пустоту, вызванную отсутствием тепла со стороны отца. Со временем я научилась не обращать внимание на эту пустоту и мириться с ней, но я раз и навсегда осознала, что никогда не смогу её заполнить. И никто не сможет.

IV. Уязвимость и рыцарь с бронёй.

Я никогда не любила игры с мячом, особенно, когда его нужно было ловить. Мои хиленькие, тоненькие ручки не могли удержать мяч, даже когда мне его подбрасывали намеренно слабее, чем остальным. Всё заканчивалось тем, что я сильно получала по лицу и отстранялась от игры. Мой брат сочувственно хлопал меня по плечу, и, убедившись, что я не серьезно пострадала, возвращался в строй.

Ещё нелепее складывались обстоятельства, когда мы играли в футбол. Ловить мяч я не умела, но отнимать его у соперников ногами и бить в определенном направлении у меня получалось, пожалуй, даже хуже. Поэтому ребятам приходилось ставить меня в условные ворота.

Вечером из-за страха перед Аббос-тога, который ложился спать рано и не терпел какой-либо шорох, на широкой улице мы не смели бегать. Приходилось довольствоваться игрой на нашей узкой улице, где мяч постоянно закатывался в арык, и его приходилось доставать мокрым. За меня это делал мой брат и отдавал мне мяч, слегка вытерев его футболкой.

Поскольку я была никудышным вратарем, а на другую позицию ставить меня было тем более бесполезно, Тимур, как самый сильный защитник, добровольно вызывался играть в той команде, в которой была я. Мардоне часто приходилось играть против него в качестве нападающего, и надо отметить, получалось у неё превосходно. Я не успевала и шелохнуться, как мяч оказывался за границей условных ворот, которые я должна была защищать.

– Это был офсайд, Джамал, почему ты не свистнул! – крикнул Тимур нашему незаменимому судье после того, как Мардона сделала хет-трик в течение пяти минут.

– Не было офсайда, продолжайте играть, – отвечал Джамал, и с ним было невозможно поспорить. Джамал подмечал малейшие детали, и никто не мог исполнить роль непредвзятого судьи лучше, чем он.

Моему брату, как нападающему моей команды, было сложнее, чем Мардоне. Юра также был отличным соперником, а в воротах у них стояла Сабина, которая хоть и выглядела неуверенно, всё же неплохо справлялась со своей задачей. Мне лишь оставалось надеяться, что игра будет проходить на нашей половине поля как можно меньше.

– Я не смогла его поймать! – жалобно крикнула Сабина, когда мяч в очередной раз упал в арык. Мардона и Юра тут же побежали догонять его, пока течение не унесло его слишком далеко. Хоть я ничего толком не делала, но всё моё тело во время игры было напряжено, и пока ловили мяч, я могла немного расслабиться.

– С дороги! – услышала я наглый голос за спиной и тут же была сбита с ног. Мой брат мгновенно примчался, чтобы помочь мне встать и отряхнуться. Поднимаясь, я увидела, как Тимур остановил Бабура Ходжаева на велосипеде. Тот неуверенно слез, и, хоть он пытался придать себе угрожающий вид, невозможно было не заметить, что он боялся Тимура. Бабур был крупным мальчишкой, выглядевший гораздо старше своих лет, но рядом с Тимуром он так съежился, что казался меньше Тимура, который был младше него. Он явно был застигнут врасплох: сбив какую-то неуклюжую девчонку, Бабур не ожидал, что ему придётся столкнуться с самим Тимуром Аскаралиевым.

Тимур никогда ни с кем не дрался. Ему и не требовалось этого делать, чтобы ребята, по каким-либо причинам не поладившие с ним, более не смели к нему подходить. На нем словно была невидимая броня, отпугивавшая недоброжелателей. И друзья Бабура, заметив что-то неладное, исподтишка наблюдали за нами на большом расстоянии.

– Извинись, – грозно сказал Тимур, вплотную подойдя к Бабуру.

– Тебе какое дело, она тебе даже не сестра, – промямлил Бабур, отступив на шаг. Он всеми силами избегал взгляда Тимура, который смотрел прямо на него.

– Ошибаешься.

– Ну, в семье не без урода, – пробубнил Бабур и хмыкнул.

Тимур одной рукой резко толкнул неприятеля, и тот упёрся в стену. Его велосипед громко рухнул на землю. Тимур угрожающе сжал кулак, но мой брат удержал его. Остальные наши друзья, прибежавшие на шум, также оградили его.

– Уходи, – холодно сказал мой брат Бабуру. Повторять не потребовалось: пользуясь случаем, Бабур залез на велосипед и умчался. Его друзья унеслись следом.

– Вот и как разговаривать с людьми в таких случаях? – сказал Тимур, лицо которого было ещё красное от злости.

– Ну, ты явно не собирался с ним просто разговаривать, дружище, – весело отметил Юра.

– Ещё бы, как будто он что-нибудь понял бы.

– А что у вас произошло? – спросила Мардона.

– Давайте не будем обсуждать это, что было, то прошло. Никто не пострадал, и навряд ли этим ребятам придёт в голову причинить вред кому-то из нас впредь. Тимур, когда нужно кого-то защитить, можно прибегать к мерам, но размахивать кулаками после стычки нет никакого смысла, – сказал мой брат.

– Да, возможно, ты прав. Прости меня, Саида, – добавил Тимур, словно он был виноват передо мной.

После ужина мы сидели на топчане на нашем дворе. Отец ушёл на встречу с приятелями и должен был вернуться поздно, у матери тоже были свои мероприятия, поэтому мы спокойно могли расположиться у нас.

Раздался звонок. Мы затворяли ворота только перед сном, поэтому мы поняли, что это были не родители. Я неохотно спрыгнула с топчана и поковыляла к двери, предполагая, что это пришла приятельница моей матери. Но у двери ожидала девушка лет четырнадцати. Не ответив на моё приветствие, она сухо спросила, был ли у нас Тимур Аскаралиев и потребовала позвать его. Высокая, довольно широкоплечая, с немного одутловатым лицом, она сверлила меня своим надменным, таким знакомым взглядом. Мне не требовалось спрашивать её имени, чтобы признать в ней сестру Бабура.

Все на меня вопросительно посмотрели, когда я позвала Тимура к двери. Я спряталась за воротами, чтобы меня не заметила сестра Бабура, и, смотря на неё через щель, приготовилась слушать разговор. Тимур, ухмыляясь, подмигнул мне, и вышел к девушке.

Тимур весело поздоровался и осведомился, чем он мог быть полезен. Я чуть громко не ахнула, увидев, как изменилось в лице сестра Бабура. От прежнего высокомерия и нахальства не осталось и следа. Казалось, она даже оробела: ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями и сформулировать причину своего визита. Моя челюсть опустилась ещё ниже, когда она обратилась к Тимуру на вы. Я тоже обращалась к нему на вы, но я была на два года младше. До того момента я не слышала, чтобы старшие так почтительно разговаривали с кем-то из нас.

– Я сестра Бабура Ходжаева, он рассказал мне, что сегодня произошло между вами. Вы знаете, на самом деле он очень хороший мальчик, никому зла не желает, и мухи не обидит…

– Бедные коты, трупы которых мы постоянно находим в оврагах, и бесчисленные покалеченные животные на этот счёт не согласились бы.

– …и он так расстроился, что поссорился с вами, – продолжила девушка, не ответив на довод Тимура, – сидит дома угрюмый, я едва смогла выведать, что произошло. Вы не обижайтесь на него…

– Я не обижаюсь, он не у меня должен просить прощения, – холодно перебил Тимур во второй раз. Но следует отметить, его голос не звучал грубо, он по-прежнему разговаривал мягко и располагал к себе.