Большевики-то деньги "по Марксу-Ленину" считали, а деньги – это вовсе не то, что бородатые классики изрекали. У них, большевиков, просто не было в достатке того, за что люди, собственно, работать-то и идут: товаров у них не хватало. И у нэпманов всяких тоже товаров не хватало, а если товаров мало, а денежных знаков много… Причем на самом деле неважно, знаки эти бумажные или вовсе золотые, но если товара не хватает, то он дорожает. Или, если опять же "по Марксу" считать, деньги дешевеют – ведь бородатый назвал их тоже "товаром". В любом случае это – инфляция, и государству это очень неполезно. И гражданам этого государства неполезно еще больше – а особенно неполезно гражданину, который работает канцлером.
Большевики (в своем времени) пошли по пути наименьшего сопротивления (как они сами считали) – просто установили фиксированные цены и ввели "распределение": то есть товар мог купить лишь тот, кому разрешили власти. Но по мне – это был совершенно тупиковый путь, ведь рабочие при этом теряют стимул больше зарабатывать (и, соответственно, лучше работать), а спекулянты получают огромное поле для деструктивной деятельности. И, конечно же, народ власти такой уже доверять не спешит.
Однако и путь повышения цен (который большевики сначала прошли против своей воли) тоже тупиковый: народ теряет доверие к постоянно обесценивающимся деньгам, качественные (а поэтому более дорогие) товары теряют рынок – потому что народ просто не успевает накопить нужные для покупки такого товара деньги, тратя их сразу, пока они не обесценились еще больше. И начинает расти криминал: людям важнее получить "много и сразу", а каким способом – это уже не так важно. И, опять же, доверие власть у народа быстро теряет.
У меня ситуация была вроде бы лучше, чем у большевиков: моим рабочим товаров хватало, цены были фиксированные и стабильные – но на самом деле все было даже хуже, чем в свое время у "верных ленинцев". У большевиков не было двадцати миллионов человек, уже успевших пожить в нормальных условиях и привыкших ко вполне определенному уровню достатка. Не очень-то и большого, но стабильного – и эти люди твердо знали, что дальше ДОЛЖНО быть только лучше. Канцлер же обещал!
Так что если я сделаю что-то "большевикоподобное", то тем самым обману двадцать миллионов человек. Ну а верить мне перестанет гораздо больше народу – что хреново даже не в моральном плане (хотя, может быть, и обидно будет). Хреново будет потому, что за прошедшие десять лет я успел очень сильно обидеть очень много народу: купцов, которые разорились, не имея возможности "конкурировать с госмонополией", дворян-бездельников, которые на ренту с поместий "красиво жили" в ниццах и парижах, про кулаков я и не говорю… а еще очень сильно на меня оказались обижены разного рода националисты. А раз Канцлеру доверия нет, то значит, эти "враги канцлера" правду говорят?
Национальных разборок и без того уже случилось довольно много. Иногда приходилось проводить очень жесткие зачистки (как, например, с дашнаками, которые терроризировали почти весь Кавказ), иногда получалось "договориться" с местными лидерами – как удалось в Калмыкии. А иногда "все само получалось": я все же, собравшись с силами, написал (сугубо для внутреннего рынка) "Насреддина в Бухаре", книгу кто-то перевел на узбекский – и отношение узбеков не только ко мне, но и к русским вообще стало гораздо более лояльным. Хотя, пожалуй, узбекская лояльность больше формировалась огромными закупками изюма, дынь и хлопка – но и книжка слегка все же помогла, показав узбекам уважение и понимание русских их культуры.
С казахами вообще все вышло замечательно. В разговорах с Айбаром я получил очень общее представление о нынешних авторитетах – и попросил специально нанятых (за существенную денежку) людей особо присмотреть за человеком по имени Ибрагим Кунанбайулы. Вовремя доставленная ему упаковка стрептомицина добавила ему, надеюсь, несколько лет счастливой и плодотворной жизни. Товарищ, как я понял, считался у казахов кем-то вроде "казахского Пушкина", пользовался всеобщим уважением (по крайней мере среди образованного народа) и был умеренным националистом. Но – борцун за "европейскую культуру с исламскими корнями", и – как большинство и русских интеллигентов – под словом "культура" понимал исключительно искусство. Поэтому после довольно непродолжительного общения (я специально съездил в Семипалатинск поговорить с ним после того, как он организовал какую-то "казахскую партию") он согласился эту "культуру" среди казахов возглавить. А дабы было ее проще распространять – принял "мое" предложение издавать казахские газеты, журналы и книги с помощью алфавита, придуманного статским советником Ибраем Алтынсариным. Правда, об этом Ибрае (как и о придуманном им алфавите) я в разговоре с Абаем (под этим прозвищем Кунанбайулы был известен местному народу) и узнал – но узнал я и то, что этот алфавит был с кириллической основой и вообще был первым именно казахским: пока что казахи использовали (причем с трудом) турецкую версию арабского алфавита без гласных букв…
В результате все "казахские националисты" были плотно задействованы в обучении народа, составлении разных учебников, периодически ругались между собой (иногда до драк) по поводу необходимости введения в алфавит какой-нибудь еще одной буквы – и с русскими у них разногласий вообще не стало потому что некогда разногласить вышло. А те из казахских дворян и просто образованных людей, кто особо национализмом не страдал, с видимым удовольствием (потому что за приличные зарплаты) приняли участие в моей "образовательной программе", и сами работая в местных школах, и привлекая друзей, знакомых, учеников… Правда, исключительно в силу территориальной близости к Центру этим в основном занимались казахи из Младшего жуза и кое-кто из Среднего, но потихоньку и представители родов Старшего стали подтягиваться.
Но вот южнее… Если в городе Верном со школами еще все шло довольно неплохо, то уже в остальной Семиреченской области школ было меньше чем в областной столице. Еще хуже с народным образованием дело было в Ферганской и Сырдарьинской областях: тут местное духовенство активно сопротивлялось учреждению школ, явно опасаясь, что дети из разных медресе и мактабов (начальных мусульманских школ) предпочтут "светское" образование. А этих мактабов – если учесть Закайспийскую область, Бухару и Хиву – было более семи тысяч. Понятно: их выпускники – будущая кормушка духовенства, и терять кормушку муллы не желают.
Михаил Ефремович Ионов – Семиреченский губернатор – рапортовал, что корнем проблемы является отсутствие "русских кадров": чиновники местными языками не владели, обычаев не знали, а потому все управление просто перекладывали на помощников из местного населения. Но так как в управах и сами чиновники были в чинах крайне невысоких, "местные помощники" чаще всего были вообще из "голытьбы" – и в результате "государственная администрация" ни авторитетом не пользовалась, ни на дела никак не влияла. То есть оклады жалования получала, от беев да мулл приварок к нему тоже брать не отказывалась…
Последняя "война с русскими" случилась как раз в год моего "прибытия" – и мне ну очень хотелось, чтобы она стала действительно последней. Но как этого добиться, я пока не представлял. Причем сильно подозревал, что и потом не представлю – а потому озаботил проблемой секретариат. Если мне склероз не изменяет, начальник секретариата в другое время (и в другой должности) эту проблему если и не решил, то существенно урезал…
Ладно, пусть он эту проблему и попробует решить, а то с "народным энтузиазмом" у него как-то кривовато вышло. На стройки-то народ (главным образом демобилизованная молодежь) радостно рванул, а что с рабочими местами в промышленности делать? Поток денег из-за рубежа существенно подсократился, там оборудование уже не купишь. Черт Бариссон тихонько скончался на руках любящего племянника (поскольку Борис Титыч предпочел провести остаток жизни на Родине, в фамильном поместье). А его "племянник" (на самом деле родной сын и нынешний владелец компании) сосредоточился на обмене зеленых бумажек (получаемых главным образом от телефонных компаний Голдберга) на желтые металлические диски и обоснованно обещал перетащить лет через семь-восемь в Россию процентов девяносто от имеющихся за океаном – в смысле, от того, что там еще случайно осталось… Конечно золото – тоже деньги, но его-то тратить особенно жалко…