– «Странно, – подумал Федор, – как будто лес шумит». – Он недоуменно пожал плечами и растерянно обернулся к окну подъезда в поиске источника шума, но оно оказалось закрытым.

– «Странно. И говорят, как будто поют, только музыки не слышно.» – Еще раз пожал плечами и решил плотнее притиснуться к двери в надежде уловить хотя бы смысл беседы, но громкий скрип открываемой двери за его спиной вспугнул его и он резко отскочил в сторону лестницы.

– Ай-я-яй, Федор, и когда ты остепенишься? – Остановил его знакомый с детства строгий голос его школьной учительницы по физике.

– Ой, это вы, Алла Андреевна? Добрый день, очень рад вас видеть. – Потупив глаза и переминаясь от смущения с ноги на ногу, Федор виновато улыбнулся пожилой женщине, которая наигранно строго смотрела на него поверх очков.

– Так я и поверила в твою радость. – Иронично хмыкнула учительница и поправила пальцем очки. – Все детство меня десятой дорогой обходили. –

– Ну, это когда было, Алла Андреевна! Тогда у нас другие статусы были, положение обязывало и разные другие, известные вам, причины. – При воспоминании о прошлых своих похождениях и священном трепете перед непоколебимой натурой строгой физички Федор улыбнулся уверенней. Ему в голову пришла мысль, что всю правду о прошедших событиях, если таковая имеется, можно узнать только у этой строгой женщины, и он смело шагнул к ней навстречу.

– Знаю-знаю я ваши причины! Наклонись, в лоб тебя поцелую. Соскучилась ведь. – Учительница ласково потрепала белокурые волосы Федора и тихо приложила сухие губы к его лбу. – Заходи, знаю, что ты от меня ждешь. Не оправдывайся, все понимаю. – Тяжело вздохнула и, взяв Федора за руку как мальчишку, повела в свою гостиную. – Садись здесь, – указала на массивный стул с высокой спинкой возле круглого стола под кружевной скатертью, – поговорим, и заодно почаевничаешь со мной, – вытащила из старинного буфета чашку и поставила перед ним. – Ирка, поди, уже небылиц наговорила? –

– Не без того. – Вздохнул Федор.

– Варенье бери, что ты пустой чай хлебаешь? Клубничное, как ты любишь. – Старушка допила свой чай и, опершись грудью на сложенные на столе руки, грустно покачала головой. – Молния то была, потому, как стекло оплавлено, а не разбито, и шума никакого не было, только глухой хлопок. Я ведь чутко сплю, а чаще просто лежу и в темное окно пялюсь от нечего делать. Бессонница мучает. А тогда и вовсе заснуть никакой возможности не было, так гремело. Я еще подумала, закрыла ли Саша окна? Она ведь замкнутого пространства не переносит с детства, при любой возможности форточки везде открывает. Вот и случилось. Беда, конечно, но я думаю, что выздоровеет она. Повреждений нет, а сознание она от пережитого шока потеряла. Но это не мне решать, врачи без нас разберутся. Меня другой вопрос мучает сейчас. Вот не поверишь, я, как увидела ее в беспамятстве, так сразу другой случай вспомнила, а как вспомнила, так и застряла на нем, никак отделаться не могу. За девять месяцев до рождения Саши в их квартиру тоже молния залетала, но тогда без жертв и повреждений обошлось. Мы еще с Пашей смеялись, что не бывает худа без добра, а у Любаши на этой почве нервный сдвиг произошел. Они ведь долго без детей мучились, а после молнии Любаша ровно через девять месяцев, день в день, понесла. Такое вот, Феденька, совпадение. Ерунда, конечно, а из головы никак не идет. –

– Хм, а Санька никогда нам об этом не рассказывала. –

– Как же, она расскажет! Ее бабы наши за то и недолюбливают, что лишнего слова от нее не дождешься. –

– А о чем с ними говорить, Алла Андреевна? Одни сплетни на уме. Скажешь им одно, а чрез пару дней такое о себе узнаешь, что в страшном сне не приснится! –

– Не без того, согласна. Но и Александра девочка необычная, мне лично не понятна она. С ее родителями я знакомство поддерживала, ты знаешь, в дом их хаживала и видела, что Саша учению время мало уделяла, но читала много. И здесь странность у нее была: фантастикой, мистикой и прочими небылицами увлекалась. Как, впрочем, – учительница иронично хмыкнула, – и ты. Но, – подняла утвердительно вверх палец, – для мальчишек это неудивительно. Я тогда Любаше говорила, что посеешь, то пожнешь. После ее рождения Любаша как блаженная стала, в бога вдруг уверовала и квартиру всю иконками обвешала, а ребенку на ночь вместо колыбельных молитвы напевала. Одним словом тихое помешательство с ней произошло. –

– Алла Андреевна, какое помешательство? – Перебил рассказ Федор и, вспомнив яростный атеизм учительницы, закусил губу, чтоб ненароком не улыбнуться. – Сколько веков люди в бога верят и что? У всех помешательство? –

– Не перебивай! – Старушка резко выпрямилась и тряхнула упрямо головой. Ее очки моментально соскочили на свое законное место у кончика носа, густые седые брови съехались к переносице. – Это вы сейчас во что хотите, в то и верите. Раньше порядок был, люди глупостями не занимались. – Она уверенным жестом поправила очки и туже затянула заколку на волосах. – И какой черт заставил меня отращивать волосы на старости лет? Одна морока с ними! – Хитро улыбнулась Федору. – Ладно, не ерзай на стуле. Каждый имеет право на свои воззрения, разве я не понимаю? А тогда с этим строго было. Так вот, – продолжила, как ничего не бывало, – физика девицам всегда тяжело давалась, сам знаешь, а она дни напролет с вами во дворе пропадала. Когда она в моем предмете разбиралась, ума не приложу? Но если никто в ее классе задачу решить не может, или на какой вопрос ответить, я всегда ее к доске вызывала, а она ни разу не ошиблась. Голова у нее как вычислительная машина с огромной памятью, а интереса к науке никакого. Сидит на уроке в окно смотрит и о чем-то своем думает, одним словом вся в свои девичьи грезы погружена, по глазам видно, а задай ей любой вопрос, хоть шепотом, ответ у нее сразу готов. Посмотрит на меня так пристально и хитренько и давай излагать материал как по писанному. Всегда меня в тупик ставила. У меня даже складывалось впечатление, что она себя намеренно сдерживает, не договаривает все, что знает. Вроде того, что задай я ей вопрос на тему, которую еще не объясняла, она ответила бы и ответила правильно. – На последних словах старушка приглушила голос и с выжиданием посмотрела на Федора, но тот только удивленно приподнял брови: к тому, что Саша готова обсуждать вопросы на любые темы, он привык с детства, и это никогда не вызывало в нем ни удивления, ни, тем более, подозрения.

– Не понимаю, что здесь такого? Если бы она была такой же ограниченной, как остальные девчонки, разве состоялась бы наша дружба? Сами знаете, один Серега чего стоит со своими научными фишками в башке, простите, в голове. –

– Ну да, ну да. – Старушка задумчиво подперла рукой щеку. – Мальчикам это свойственно, а для девочек большое усилие требуется, и, прежде всего, заинтересованность. А я по ее глазам читала, что она о рыцаре на белом коне мечтает, как все девчонки, а не о научной карьере. –

– О ком? – Федор от неожиданности застыл на одном месте. Он вспомнил о мифическом рыцаре Саши, а перед глазами, будто в подтверждение ее слов, всплыл четкий образ некоего воина в странных белых одеяниях. Это видение яркой мгновенной вспышкой света в темной комнате возникло в его сознании как напоминание о чем-то важном и вызвало в его душе непонятную смесь чувств. Он взволнованно взъерошил волосы.

– А, вот в чем дело! – Учительница двумя пальцами поправила дужку очков, фокусируя свой взгляд на лице Федора, и понимающе усмехнулась. – Не волнуйся, нет у нее никого, перевелись нынче рыцари. Хотя как знать, как знать. – Вспомнила что-то и, сообразив, что сболтнула лишнее, быстро потупила свой взгляд и машинально помешала ложкой в пустой чашке. Ложка звонко звякнула о хрупкую фарфоровую поверхность, и старушка раздраженно бросила ее на стол.

– Старею я, Федор, наверное. Всякая ерунда в голову лезет по поводу и без повода. – Задумчиво почесала подбородок.

– Что еще, Алла Андреевна? Да говорите же, мне любая информация нужна, а там я разберусь, что к чему. Я ведь с Сашей давно не общался. –