Есть на нашей планете много чудесных мест, куда стремятся туристы, чтоб насладиться красотами природы, а есть места, почему-то оказавшиеся на обочине их устремлений. То ли из-за хитросплетений исторических событий, то ли из-за равной удаленности и от западной цивилизации, и от восточной, а может быть из-за особенностей капризного климата Урал не стал Меккой туристического бизнеса. Седой величественный Урал приоткрыл пока свои тайны для немногочисленных и неприхотливых храбрецов, зачаровав их гремучей смесью своего своенравного характера и скрытым от посторонних глаз богатством древних лесов на пологих склонах. Даже местное население не перестает удивляться переменчивости его настроений: старик то уснет под снежным покрывалом на долгие месяцы, то взбодрит своих обитателей быстрым пробуждением пышных лесов, то остановит бег времени снежной бурей в начале лета. Разверзнет помрачневшее враз небо лавиной холодных белых мух, спрячет красоту расцветшего мира под снежными панамами и обрушит метельной круговертью сотни деревьев и в городах, и в лесах. А потом, спохватившись, последим решающим шквалом ветра разгонит зловещее нагромождение туч, позволив небесному куполу засиять умытой синевой, напустит жара, растопит им же содеянное и поминай всякий человечек через десяток лет вдогонку сему курьезу, что быль, а что невидаль. Любит древний лукавый старик, батюшка Урал, сюрпризы, тешит свою затянувшуюся старость загадками. А может и скрывает от нас, непомерно любопытных и никак не желающих взрослеть детишек, свои и чужие тайны диковинным образом. Видели, мол, налюбовались? Радуйтесь! Вырастите, поумнеете, я и ни такое покажу. Так-то…

Глава 1.

Закончилось календарное время весны, по тому же календарю подошла очередь и лету прийти, но Уральский Край оно не спешило посетить, видимо, по каким-то своим причинам задержалось на просторах европейской части континента. Люди терпеливо ждали его настоящего прихода, готовились встретить во всеоружии, но удивились искренно и от неожиданности растерялись, когда в одно прекрасное утро на небе не оказалось ни тучки, ни облачка легкого, а только ласковый на тепло яркий диск Солнца. Он единственным правителем царствовал в размытой его светом голубизне небосвода, щедро рассыпал блики от своих лучей по глянцевой поверхности еще не успевшей покрыться серой пылью молодой листвы деревьев, сверкал зеркальным блеском на водной глади рек и озер. Люди счастливо и глупо улыбались, радуясь красоте помолодевшего мира, и спешили быстрее выскочить из тесных коробок обшарпанных холодом домов навстречу этому чуду.

Лето вернулось в Уральский Край не в выходной день, как надо бы торжеству, а в обычный трудовой, но получилось празднично, потому, как людей успела утомить зимняя тягостная медлительность рабочих недель, хотелось чего-то необычного и нестандартного. Все, кто еще умел радоваться и удивляться, старались под любым предлогом на пару минут вырваться из-за застенков душных производственных цехов, контор, магазинов и больниц в сказочный мир первого дня настоящего лета.

Федор разучился радоваться. Теперь Федор пил, пил много и регулярно, и причина тому была весомая, основательная. Когда-то, далеко в юности, ему хорошо и сладко мечталось, будущее представлялось преображенным, светлым, а немалая заслуга в трудной борьбе со злом принадлежала Федору и его друзьям. Мечталось, но не сбылось. Подумаешь! Все мы мечтаем. Но если большинство из нас мечтает о легкой, красивой жизни без проблем, неизвестно каким образом сделавшейся таковой, и именно для нас, любимых, то Федор мечтал активно преобразовывать мир для всех. Ему надо было действовать, бороться за счастье всемирных масштабов, потому и враг рисовался не меньших размеров. Его надо было вычислить, предъявить, так сказать, на опознание, а потом сплотиться всем миром, составить программу грандиозного наступления и с позором изгнать за пределы матушки Земли.

В то время, когда его сверстники, люди обыкновенные и скромные в своих желаниях, благополучно прощались с розовым миражом детства, Федор приступил к осуществлению своей мечты. Читал и изучал труды древних и не очень мыслителей, окунулся в таинственные глубины языческих измышлений, ознакомился со всеми религиями, что человечество исповедовало на данный момент и… вычислил! Враг оказался многолик, носил сотню имен, каждое из коих соответствовало случаю и представлениям народа, узнавшего его, но, что обидно, осязаемой оболочки не имел, а потому указать на него пальцем не предоставлялось возможности, а из-за этого и программа по его уничтожению не складывалась. Воевали с сим невидимым и неуловимым созданием и до Федора, но каждый раз вырисовывалась странная ситуация: против чего боролись, на то и напоролись. Федор окончательно запутался и растерялся, поостыл, притих и задумался надолго.

Между тем на пороге нового тысячелетия, когда в душе многих людей зрела тайная надежда на чудесное преобразование старых устоев мира, события в его стране разворачивались по намеченному коварным врагом плану. Несомненно, по размышлению Федора, это тот в очередной раз посетил трещавшую по всем подлатанным швам «великую и нерушимую» империю свободных народов, коих перессорил друг с другом. По ходу им придуманной мистерии исподтишка выдал на-гора порцию неизменного пафоса лозунгов «Хлеба и свободы каждому!», кои еще никогда не удавалось распределить согласно потребностям многочисленных слоев общества, столкнул лбами как неразумных и слепых щенят бывших братьев и соратников по построению небывалого будущего и разогнал по закуткам преображать свою конуру.

Преобразование потекло по своему веками наторенному руслу. Чиновничья братия, лишившись «указующего перста» обанкротившейся партии, активно распродавала кровные богатства страны подпольным ростовщикам, не имея другого разумения, как ими распорядится для своей выгоды, а народы, оставшись наедине с единственным своим правом на труд, но без оплаты, дружно боролись за свое выживание. Федор же страдал, страдал от своего бессилия изменить ход событий, так как шла, по его разумению, очередная бескровная великая революция, а противопоставить ей можно было только контрреволюцию с обильным кровопусканием. Что-что, а кровь Федор не желал проливать ни свою, ни чужую. Наблюдал, как нищают народы, а поделать ничего не мог, пока ему не открылась простая и старая, как его мир, истина. Она пряталась в библейских заповедях и предлагала изменить, прежде всего, себя, дабы победить кабальную зависимость от материальных благ. Федору изменять себя, практически, не надо было. Бесхитростный и беззлобный, он любил всех и готов был поделиться с ближним всем, что у него было. Но, если поделиться еще и этой своей находкой с другими, убедить их в простоте и легкости исполнения заповедей, то… даже дух захватывало, что будет! Федор безотлагательно принялся за дело. Он вещал всем, встречному и поперечному, но больше всех досталось его сослуживцам по работе и соседям по жительству. Результат этих добрых начинаний получился ошеломляющий: как раз изменять самих себя никто и не собирался, а Федоровы нравоучения злили и мешали поискам хлеба насущного и ненавистных ему теперь материальных благ. Сотрудники от Федора отмахнулись многозначительным молчанием, изгнать из своего коллектива не изгнали, т.к. профессиональные качества Федора были высокие, да и работоспособность завидная, но общаться с ним перестали. Федор еще некоторое время буянил, но кричать в образовавшейся вокруг него пустоте не было смысла, и он замолчал. Сначала от обиды, затем от разочарования: оказалось, что атеистическое большинство общества над идеей Бога посмеивалось, козни Сатаны переадресовывало правящей верхушке, религиозным наследием предков не интересовалось, потому, как считало, что жить надо проще и веселее, не засорять голову философскими бреднями, а раскрепощать, уставшую от забот, затейливым детективом или любовным романом-интрижкой. Федор обратился в последней надежде к Богу, долго ждал заказанного чуда, а оно не случилось, и это обстоятельство окончательно надломило его. Несбыточная мечта распалась на десятки мелких, тоже невыполнимых, желаний. Они еще некоторое время будоражили его сознание, но на смену им непреодолимо надвигалась зияющая пропасть будущего бесцельного существования, из которого не было выхода. Желая как-то восполнить невыносимую утрату, Федор с головой окунулся в работу, не позволяя себе ни на минуту расслабиться, чтобы тяжелые мысли не преследовали его хотя бы в продолжение рабочей недели. Потому что в выходные дни нужны были силы для безуспешного преодоления медлительного потока времени, который с каждым новым месяцем увеличивался на неизвестно откуда взявшиеся невидимые дополнительные минуты. Он пытался заполнить их чтением расплодившихся под влиянием текущих событий детективов, но не мог сосредоточить свое внимание на хитроумных сплетениях преступной мысли, а кровавый беспредел нового общества повергал его в отчаяние, от которого так хотелось избавиться. Выход из временного тупика подсказал сосед по этажу, Витек, пригласивший однажды его к себе в гости, чтоб вместе скоротать субботний вечер в дружеской беседе за бутылкой спасительной сорокаградусной настойки. Федор хотел вежливо отказать ему по причине своего негативного отношения к распитию алкогольных напитков, но неожиданно для себя передумал и согласился. В голове как-то вдруг родилась мысль, что один раз можно и попробовать скрыться от самого себя за искусственно созданным хорошим настроением.