Великий архидемон, мрачное предзнаменование грядущих бедствий и катастроф. Ужас, летящий на крыльях ночи, сеющий страх и смуту. Посланник Зла, Гончий Бездны.

И вот он мчался по небу на своём краснооком чёрном крылатом скакуне, казалось, над самыми головами влюблённых. С ног до головы Тёмного Вестника укутывал чёрный развевающийся плащ, тело было заковано в ребристые серо-антрацитовые латы, лоб украшал венец с высокими шиповидными зубцами, расходившимися во все стороны под разными углами. На лбу, посередине обода венца, в корону архидемона был вправлен рубин, ярко светящийся алым светом.

Внезапно Чёрный Всадник повернул свой бледный лик, идеально совершенный, словно высеченный из белоснежного мрамора гениальным скульптором, светившийся убийственной красотой ночного мрака, обрамлённый развевающимся, будто боевое знамя, полотном длинных чёрных волос.

Оживший кошмар чёрных легенд словно заглянул в души влюблённых. Два ослепительных ока кровавыми звёздами запылали на небосводе, рубиновыми лучами света посылая весть смерти обречённым душам. Сын Бездны, брат самой Смерти, как виделось, не летел в поднебесной выси, а был совсем рядом, протяни руку – и прикоснёшься.

Таэлнас как наяву вспомнил роковой кошмар, ощутив энергетическими токами своей ауры Дыхание Тьмы, словно бегущий по небу глашатай Мрака заново сковывал его дух печатью проклятия. В этот момент юноша отчётливо понял, что в недалёком будущем неминуемо погибнет.

– «Спасения нет, надежда покинула мой дух».

В памяти всплыли недавние слова Эрегинда, сказанные им в иступлённом припадке чёрной меланхолии, беспросветной, безвыходной и безнадёжной.

Теперь, кажется, Таэлнас осознал, что сейчас ощущает его одержимый тёмным духом лучший друг. Юноша почувствовал, как задрожала всем телом Наинлит, устрашённая воплощением Абсолютного Зла, чистого и первородного.

Видение исчезло так же внезапно, как и началось. Чёрная тень в ореоле алого свечения прочертила небосвод и скрылась за восточным горизонтом.

Худшего знамения невозможно было и представить.

Влюблённые, воспрянув было духом, вновь погрузились в беспокойное смятение. Не в силах вымолвить ни слова, они обнялись и горько заплакали.

Небо посветлело, свет возродившихся из мрака звёзд разогнал затмение, лунный серп налился матовым перламутром.

Но эманации Тени Погибели до сих пор эхом отдавались во всём живом.

А на украшенной лунной дорожкой водной глади Энсвидского озера больше не было лебедей. Только несколько белоснежных перьев, невесомых и пушистых, словно снежинки, плавали по водной глади, прочерченной лунной дорожкой.

Вернувшись домой, Урфитея Спеллонт, не стала ждать мужа, и заснула как убитая, сражённая полным истощением своих сил, телесных и душевных.

Во сне жрицу мучил кошмарный сон, видение магического поединка, в котором в смертном бою сошлись заклятые враги.

На центральной площади манора Ваэртильгвен Вииркейфор, вооружённая посохом и кинжалом, сошлась в яростной схватке с могучим демоном – мерзким чудищем с грязно-серой кожей и длинными чёрными волосами, прихваченными шипастым обручем. Порождение Скверны не имело защитного снаряжения, не считая гранёных наручей, поножей и наплечников из гранёного тёмного металла; чресла прикрывала меховая набедренная повязка, стянутая серебристой застёжкой-уроборосом.

Его светящиеся розово-бежевые глаза казались смутно знакомыми, но озарение узнавания никак не могло оформиться в сознании жрицы, словно его блокировала неведомая злонамеренная сила. Мысль о том, что эти очи ей до боли знакомы, каждый раз гасла в зародыше, будто наталкиваясь на вязкую густую патоку.

Нечистый дух, ощерив клыкастую пасть, рыча голодным зверем, берсерком атаковал хранительницу, непрерывно нанося размашистые рубящие удары двумя слабоизогнутыми саблями-гаддарэ из тускло-серой стали, по его доспехам и оружию змеились разряды чёрных молний.

Светлый маг, сцепив зубы, с гримасой молчаливой холодной ярости, едва успевала парировать выпады противника, лишь изредка проводя контратаки, которые демон каждый раз легко отбивал.

Тёмный воитель прочно владел инициативой, чародейка тяжело дышала, едва успевая нейтрализовывать рассекающие воздух «мельницы» и «восьмёрки» демона.

Поединок неуклонно клонился к закономерному гибельному поражению Ваэртильгвен.

В неуловимое мгновение ока ход боя перевернулся с ног на голову. На площадь, нараспев декламируя заклинательную песнь на альвийском, выплыла сотканная из слепящего света фигура. Звонкий чистый напев эхом отразился от каменной кладки окружающих площадь зданий.

Глаза Ваэртильгвен полыхнули чистым жемчужно-серебристым светом, по зелёной мантии, корявому корневидному посоху и изогнутому кинжалу заветвились ослепительно-белоснежные молнии, и издав пронзительно-яростный боевой клич, волшебница ринулась в контрнаступление.

Демон был обескуражен подобным поворотом событий и, яростно огрызаясь, начал медленно пятиться назад.

Вскоре хранительница провела просто феерическую комбинацию выпадов, чередуя удары раскрученным мельницей посохом и частые колющие выпады кинжала. Одна из сабель вылетела из левой руки монстра и с громким звоном упокоилась на камнях мостовой. В следующий миг последняя сабля злодея с хрустальным звоном и целым снопом искр парировала смертоносный выпад, метивший ему в самое сердце.

Раскрученная веером атака хранительницы достигла цели, когда выброшенное вместе с кинжалом матово-белое навершие посоха ударило демона в левое плечо. Страхолюд взвыл душераздирающем воплем смертельно раненого зверя, плоть в месте прикосновения магического кристалла с шипением зашкворчала и, истлев раскалённым пеплом, осыпалась невесомым прахом.

Судорожно дёрнувшись, когтистые пальцы разжались – и второй клинок выпал из лапы беса.

Но ещё за миг до победоносной атаки светлого мага, небеса закрыли чёрные тучи, из их разверстой плоти вылетел клубящийся дымный протуберанец, на острие которого показалась закованная в червлёную латную перчатку когтистая рука, держащая чёрный боевой топор с клювовидным лезвием.

Ошеломлённый болью адепт Мрака, видимо, и сам не успел понять, как в его уже выведенной из строя конечности оказался «вороний клюв». Зато он сразу понял, что следует сделать, ведь это был его последний шанс решить исход поединка в свою пользу.

Один взмах – и грудная клетка Ваэртильгвен раскроилась с громким хрустом и целым водопадом дымящейся крови. В пылающих праведным гневом глазах хранительницы, ещё за миг до этого светившихся близящимся триумфом, отразилось полное непонимание происходящего и тень смертеной агонии. Из ослабевших рук выпали кинжал и посох, и, согнувшись пополам и схватившись за рукоять намертво застрявшей в грудине секиры, волшебница упала на колени.

Не сразу пришедший в себя демон, наконец, понял, что пора добить смертельно раненого врага. Подобрав кинжал Ваэртильгвен и широко размахнувшись, торжествующий победитель с размаху разрубил её горло. Картину сна смыло волной крови…

Урфитея проснулась с криком ужаса, продолжая истошно вопить. Жуткое сновидение колом засело в голове, страх за Ваэртильгвен, которая после битвы с демоном стала очень много для неё значить, буквально разъедал душу.

Не заметив отсутствия в постели супруга и не позаботившись одеться и обуться, в цветастом ночном халате, жрица выбежала под мелко моросящий дождь навстречу хмурому блёклому рассвету.

Не чувствуя земли под ногами, она стремглав бежала к дому хранительницы. Ни один эльф не встретился ей на пути, стояла мертвенная тишина, лишь гулким боем отдавался в ушах перестук бешено колотящегося сердца.

Вот знакомая дубовая роща, уже за ней, совсем рядом, чудесный сад и монолитный пятигранный чертог.

Эльфийка кометой вылетела из-под сени дубов и, как заклятьем поражённая, замерла на месте.

Ухоженный маленький парк стал кладбищем кустов и цветов, которые в нём обитали: с веток тисов и можжевельников осыпалась хвоя, самшит сбросил свои мелкие листики, нежные бело-лиловые соцветия сирени, стараниями волшебницы благоухающие круглый год, скрутились, увяли и старой ветошью опали на землю. Кора потрескалась, древесина почернела, словно обожжённая пламенем, пожухла трава, цветы засохли и опустили вниз поникшие венчики бутонов.