– Сама не пойму, в том и дело. Будто змея залегла под сердцем.
Хранительница беспомощно развела руками.
– Ничего, пройдёт. Можешь встать?
Ваэртильгвен слабо кивнула. Но устояла на ногах лишь с поддержкой жрицы.
– Подведи меня к мальчику. Ни слова – делай, что говорю! Поверь, это очень важно. И подай мне посох.
Внимательный осмотр места ритуала и спасённого юноши не выявил ничего необычного.
– Это Эрегинд? Он вернулся? Что ты чувствуешь?
– Ничего… необычного. А ты? Сейчас твоя магия справится лучше моей.
– Он обворожительно прекрасен, как снизошедший дану. Но… его аура. Она размыта, как улица за окном в дождливый день. В остальном… теперь, кажется, я начинаю понимать, чем он привлёк Фире.
– Ум и осязание не видят подвоха. Но на сердце неспокойно.
– А я, наоборот, чувствую себя отменно, будто крылья выросли. Держись, доведу до дома.
Вскоре после полуночи Урфитея укладывала Ваэртильгвен спать. Волшебница, приняв целительное снадобье, почувствовала себя лучше. Но тревога так и не прошла.
Жрица вполголоса мурлыкала заунывную колыбельную о серебряных холмах и златых дубравах сказочной страны забвения где-то за семью морями.
– А знаешь, Гвен, – теперь жрица совсем не стеснялась обращаться к искуснице по-простому, как к давней подруге, – был момент, когда я едва удержала конфигурацию заклятья. Он показал мне ужасные картины…
Урфитея судорожно сглотнула, её глаза в страхе расширились, словно от заново переживаемых кошмаров.
– Руллахт Синдуно объят пламенем…. Полчища орков неистово штурмуют белые башни… Но ни одна из моих сестёр-во-свете не устрашилась и не отступила перед лицом врага… Мы погибали одна за другой, но дорого продавали свои жизни, усыпая грудами трупов тёмных воителей белокаменные мостовые… Я видела … Замфирель…
Глаза Урфитеи заволокли слёзы.
– Нелепый вздор! Руллахт Синдуно стоит на берегу моря. Как… Нет, не могу представить. И… А на самом деле… Я тоже… кое-что видела. Это… Неописуемый кошмар…
– Не береди душу, а лучше засни! Спокойной ночи, Гвен. Пусть сон излечит твои тревоги. А я пока побуду рядом.
– Спасибо, сестра.
Урфитея закрыла глаза и простерла над чародейкой свои раскрытые длани.
Фигуру Ваэртильгвен окутало облако серебристого сияния и её сознание, наконец, впало в долгожданное забытьё.
Но покой, которого она так сильно жаждала, так и не наступил.
Ей снился странный беспокойный сон, вернувший её на место ритуала. Величественные своды храма, магические фигуры на полу, тело юноши, кристаллы.
Внезапно пала тьма. Руны, пентаграммы и окружности полыхнули ярким светом, в освещённое им пространство ступила фигура в чёрном балахоне с низко надвинутым капюшоном. Протянулась рука в чёрной бархатной перчатке и забрала гагатовый кристалл-обелиск у подножия ложа-постамента. И установила внешне неотличимый артефакт.
Но стоило присмотреться…
У Ваэртильгвен словно сердце провалилось. Вместо жирного смолистого блеска агата на гранях подменённого обелиска играли тускло-матовые антрацитовые переливы мориона.
Хранительница проснулась в холодном поту.
– «Альвы всемогущие»!
Если так всё и было – Эрегинд навеки проклят и обречён на вечные муки, которые испытывают тёмные души в земном воплощении. Их удел – сеять смерть и страдание в бессмысленной жажде власти и могущества, вдали от тепла, любви и солнца.
– «Гагат – самый сильный магический амулет… Морион – камень чёрного колдовства, открывающий двери в потусторонний мир, наравне с чёрным агатом, любимая драгоценность чернокнижников и некромантов».
Из глубин памяти всплыли давно забытые премудрости магической теории.
– «Ты будешь мёртвым при жизни».
Зловещий шёпот из ниоткуда подобно резкому порыву холодного ветра ворвался в сознание.
– «…при свете солнца видеть беспросветный мрак ночи».
У хранительницы резко заболела и закружилась голова. Эльфийка тут же побежала на кухню принимать микстуру, но легче не стало. Наоборот, её пробил озноб, сердце затрепыхалось, душу залила смертная тоска. Чародейка откупорила новый пузырёк – всё тщетно. Головная боль переросла в мигрень и невидимыми тисками сдавила череп.
Внезапно на самой границе слуха раздался резкий приглушённый удар, словно где-то неподалёку в землю ударили стальным молотом.
Ваэртильгвен в ужасе обернулась. Звук повторился. Затем снова и ещё, раздаваясь с амплитудой, совпадавшей с частотой биения сердца.
Не ощущая себя и не понимая, что происходит, в кружевном спальном халате поверх исподнего, хранительница потревоженной сомнамбулой выбежала в гостиную. И остолбенела: обрамляющие каменную плиту входа защитные руны пылали ослепительно алым огнём, словно кипящая кровь в ведьмином котле.
Удары продолжались с неослабевающей силой.
Ваэртильгвен словно впала в ступор, никак не реагируя на штурм своей обители, будто трусливый и нераспорядительный кастелян перед лицом вражеских полчищ.
Стало совсем плохо. В таком состоянии чародейка была беспомощна перед неведомой угрозой. Более того, даже дыхание стало жестокой пыткой.
Эльфийка попыталась бежать, но упала на четвереньки и поползла раненым зверем.
Камень издал глухой стон и с грохотом раскололся, взорвавшись тучей пыли и обломков. Призрачно-малиновое зарево затопило гостиную, в проёме замаячил высокий силуэт в чёрном плаще с капюшоном.
Животный страх неожиданно придал ей сил. Молнией бросившись в спальню, хранительница выхватила из ножен на поясе повседневной мантии длинный изогнутый кинжал.
Незваный гость пришёл по её душу, это чародейка отчётливо ощутила по флюидам холодной жестокости, которые излучала его аура.
– «Если пробил твой последний час, встреть смерть достойно, подобно герою-воителю». – Гласило одно из правил морального кодекса светлых магов, которому Ваэртильгвен неуклонно следовала всю жизнь.
И то, что этот миг настал, она почувствовала совершенно отчётливо, так же ясно, как видела перед собой пламенноокого адепта Тьмы в чёрном балахоне и маске из чёрного бархата. Мощь искусства тёмных троп магии исходила от него, подобно жару пылающего горна. Зримое отсутствие оружия, обнажённого или в ножнах, нисколько не умаляло окутывающую его смертоносную ауру.
Всего за пару ударов сердца он догнал её, ангелом смерти ворвавшись в опочивальню.
Испытывая леденящий ужас, не желая умирать, но и не собираясь сдаваться, эльфийка заглянула в пламенные очи, ухватила кинжал в обе руки и направила острие прямо в лицо злодею. Ярость поднялась из глубин её духа обжигающей волной и побудила броситься в последнюю атаку.
Хранительница прыгнула дикой кошкой и произвела выпад, целясь в налитый демоническим огнём взор. На колдуна это не произвело ни малейшего впечатления, и глазом не моргнув, он просто скрестил чуть ниже запястий сжатые в кулак руки и затем резко выбросил их вперёд, разжав ладони.
На полпути к цели эльфийку настиг хлёсткий удар стянутой тугой плетью Силы. Её отбросило назад и опрокинуло навзничь, обессилившие руки выпустили кинжал, с тихим стуком отлетевший под кровать.
Весь мир заполнили океаны непередаваемо пронзительной боли, словно с неё заживо сдирали кожу и посыпали солью оголившуюся плоть.
Крик боли вырвался наружу обжигающим потоком.
А затем чужая железная воля вздёрнула эльфийку вверх, заставив повиснуть в воздухе. Краем глаза жертва видела, как тёмный маг на вытянутых руках проводит с ней манипуляции, словно с неживым предметом на уроке левитации.
В следующий миг беспомощное тело с силой ударилось об пол, раздался хруст ломающихся рёбер. Отдавшись солоноватым привкусом, изо рта хлынула кровь.
Колдун медленно отстранил руку в сторону, сжав ладонь, словно взяв нечто невидимое. Ваэртильгвен, более не гордая мастерица чар, безвольно повиновалась, будто тряпичная кукла, и протянула руку под кровать, нащупав рукоять выпавшего кинжала.