По мере того, как картина собиралась, с каждым правильно вставленным осколком на стене начинали проявляться рисунки. На них были изображены сцены свадьбы посреди морской бури – её свадьбы. В качестве жениха выступало странное существо – тело у него было человеческое, но на худых пальцах располагались перепонки, а на вытянутой шее находилась рыбья голова с большими глазами, тремя ртами и длинным пышным хвостом на затылке. Чем более чёткими становились рисунки, тем ярче вспыхивали её воспоминания о том жутком дне. Она знала своего жениха – именно он был причиной её заточения здесь, и именно к замужеству с ним она готовилась всю свою жизнь.
Наконец, через боль и терпение, картина была собрана. Стоило Солане поставить на место последний осколок, как изображение ожило, и волны шторма на мозаике рванулись на девушку, с шумом распахивая дверь на ту сторону. Хоть пленница и была под водой, но накативший поток снёс её к противоположной стене. В этом мире мог быть ни один и ни два, а великое множество слоёв воды. И как глубоко бы Солана ни ушла, каким бы плотным не был океан вокруг, всё равно будут существовать течения, по сравнению с которым всё вокруг напоминало бы воздух.
Уставшая и измученная, она вошла внутрь, не задумываясь, что ждёт её впереди: новое испытание, долгожданный отдых, смерть или что-либо ещё. Для неё было главным на тот момент, что она, наконец, закончила сборку картины и хотя бы мгновение может дышать свободно. Когда она прошла в хрустальный зал, на неё тут же накинулись странные существа: морские пауки, люди-черепахи, многорукие медузы, крабы с множеством огромных щупалец. Всё вертелось вокруг неё, кружилось, а она стояла посреди зала, расставив в стороны руки, как манекен, будто так и надо, будто так было всегда, будто так и должно быть, хотя всё это ей было в новинку и казалось диким. Все эти существа прямо на ней плели свадебные одежды. Через несколько минут её оставили в покое. Перед ней задом стояло громадное плоское насекомое, а его спина была, как овальное зеркало. Солана увидела в нём своё отражение: на ней было белое лёгкое ажурное платье. Кружева и узоры были выполнены с таким искусным мастерством, что ни один ткач в мире не мог бы похвастаться такой работой. Рисунок на рукавах и воротнике повторялся в каждом элементе узора, но только в более мелком виде. Складывалось ощущение, что всё платье было вышито этим рисунком, да и сам рисунок многократно дублировался в себе самом. Покрутившись у гигантского гибрида богомола с тараканом, любезно подставившим свою спину-зеркало, налюбовалась собой вдоволь, Солана кивнула уже ожидавшим её морским уродцам, и те провели свою госпожу в главный зал.
Там её уже ждали все участники торжества. По периметру стен располагались столы. Вместо карниза и плинтуса можно было увидеть плывущую стаю мелких рыбёшек. Освещался зал огромными глазами чудовищных рыб, наблюдавших за праздником из окон. Глаза те горели бледно-зелёным светом, так что стены зала, выложенные из рыбьей чешуи, казались изумрудными.
Солану посадили за главный центральный стол слева от человека с рыбьей головой. Чешуя его была ярко-синего цвета, и под светом зелёных рыбьих глаз она отливалась каким-то чужим оттенком, созданным явно не в этом мире. Именно это существо было изображено женихом на её свадьбе в комнате с мозаикой. Он представился, как О’Уир Хессер, но этим именем к нему имели право обращаться лишь смертные. Бессмертные же, а так же отпрыски божественного происхождения обращались к нему иначе – они называли его Хэт’Ксу. Это звучало, как шипение, доносящееся из глубин первородного страха, предвещающее смертный приговор всему живому. У этого существа было два начала, два истока: земное – бренное – и божественное – нетленное, вечное – из-за чего ему и было даровано два имени. На рыбьей голове – синей, как ультрамарин, располагались два глаза. Они бегали по залу, рассматривая гостей и, казалось, каждый из них живёт своей жизнью независимо от другого. Солана заметила, что, не взирая на чрезмерную их активность, ни один взор не упал на неё. Но не глаза в этом существе поражали больше всего, а три рта, которые очень гармонично вписывались на его животном лице. Первый рот находился, как и положено, под большими сумасшедшими глазами. Второй, обращённый прямо на свою невесту, пристроился между жабр на правой щеке и постоянно улыбался девушке. Третий рот располагался на лбу морского чудища, образуя небольшой гребешок, от которого впоследствии начинал расти плавник. Недовольство и хмурость читалось на опущенных складках его губ. Именно эти три рта являлись главной чертой жениха: ни глаза, ни плавники, ни тело – именно к ним был прикован взгляд Соланы. Что-то жуткое было в сочетании трёх одновременно существующих выражений его лица: в холодном спокойствии, довольной ухмылке и разочарованном пренебрежении.
Невеста невольно опустила глаза. Человеческая часть его тела была одета в чёрный фрак. На ногах блестели лакированные туфли, заостряющиеся к носу. Сбоку от него была подвешена в воде старинная трость с золотым наконечником, а по всей её длине была выполнена тонкая резьба по дереву, повествующая о сценах жизни морского бога. На рукоятке трость была увенчана головой молодой девушки, чьи волосы развивались изящными линиями, вплетаясь в волны, искусно выполненные из слоновой кости, инкрустированные на своих гребнях мрамором, имитирующим морскую пену. Но лицо её, запрокинутое наверх, было объято то ли ужасом, то ли мучениями.
Когда Солана села рядом с Синей Рыбой, в центр зала вышли существа в цветных костюмах – своего рода актёры. Они поприветствовали каждого зрителя, при этом их головы, будто разрезанные на части расходились в разные стороны, кланяясь каждому из столов. Представление началось.
Перед невестой стали разыгрывать спектакли из её жизни. Сценки были сделаны очень красиво и реалистично. Актёры распадались на множество мелких рыбёшек, после чего складывались в фигуры людей и театральные декорации. Всё это было похоже на движущиеся картины, написанные в технике пуантельной живописи, а персонажи этих картин были созданы сотнями разноцветных полупотухших звёзд.
Главным действующим лицом была сама Солана. Но во всех сценах её жизни она представлялась гостям глупой, неумелой, недостойной. Из раза в раз она совершала ошибки на потеху публике. Морская невеста смотрела на всю эту постановку и сгорала от стыда. Нет, ей не было дела до того, что подумает о ней весь этот морской сброд. Но переживать все самые унизительные моменты своей жизни ей было больно. До слёз. Но она не плакала – лишь чувствовала слабый солоноватый вкус воды около своего лица. Девушка не замечала, как сыгранные факты из её жизни стали постепенно вытесняться событиями, которых не было, но которые были куда более гадкими и унизительными, чем на самом деле. Они врезались в её голову ложными воспоминаниями, принося ещё большие страдания.
Она тонула в потоке насмешек и издёвок, оскорблений и едких колкостей. Все норовили сказать что-то обидное. Все, кроме одного. Солана заметила среди гостей странное существо. Его толстое тело было похоже на желе с многочисленными складками жира, которые вздрагивали и расходились волнами от любого незначительного толчка. Глаза его были жалкими – в них читалось не столько самоотвращение, сколько боль за то унижение, которому Солана подвергалась со всех сторон. Существо то, наверное, и радо было бы закрыть глаза, чтобы ничего не видеть или вовсе отвернуться, но не было у него век, которые можно было бы сомкнуть. И тело его было настолько раздутым, что без посторонней помощи это существо не то, что повернуться – пошевелиться не могло. На этом празднике был ещё кто-то, кому тоже было плохо – тому, кто вынужден был вот так вот сидеть и смотреть на всё происходящее в зале вечность, если не дольше – до той поры, пока не проснётся у гостей этого тёмного бала милосердие, никогда доселе не рождавшееся в их холодных сердцах. Солане было стыдно себе в этом признаться, но боль другого успокаивала её. И как будто бы вот его спасение – она – единственный нормальный участник этого балагана, у которого должно было бы родиться сострадание к столь печальной судьбе, но из-за переполняемой девушку горечи на тёплые чувства в её душе просто не осталось места.