От этих слов каменное сердце Гкхадту'Уэльта растаяло. Но всего лишь на мгновение.

– Зато я тебя не прощаю! – заорал мальчик, срываясь со своего места. Слёзы текли из его глаз. – После всего, что ты сделала, после всего, что я сделал, не прощу тебя. Я не прощу тебя из-за того, каким я стал. Я хочу лишь одного – чтобы ты сдохла!

Толпа подняла гул. Люди кричали, требуя смерти для «матери».

– Тишина, тишина! – стал успокаивать всех судья. – Не надо поднимать волнения. Пришло время выслушать приговор. Итак, Вы рассказали нам, наверное, очень печальную историю. Но, к сожалению, она не имеет никакого отношения к делу. Детей Вы крали, девочку слепили, солдат наших поколотили. А потому, у меня просто нет иного выхода, как признать Вас виновной. К тому же, народ Вас не любит. Не любите же? Вон, слышите, как он скандирует. А зачем же нужна такая жизнь-то, без народной любви? Правильно, незачем. Палач, можете приступать. От имени короля, – безразлично проговорил вердикт судья.

В тот же миг с крыши, словно метеорит с неба, на площадь спрыгнул Гкхадту'Уэльт.

– Вы, справедливости не знающие, законы глупостью подменяющие, судить осмеливающиеся, людишки жалкие, обвиняетесь мной, богом избранным, порока не знающем, кару небесную приносящем, в малодушии. Пошли прочь, и не трогайте эту женщину.

Острое лезвие когтей прошло в нескольких миллиметрах от тела «матери», разрезая связывающие её верёвки.

– Стража! – закричал главный помещик.

Несколько солдат вышли из оцепенения и набросились на гиганта. Тот несколькими ударами разбросал их по разным краям деревни. Следующий удар пришёлся на палача, который осмелился подойти к приговорённой.

– Она – моя, – произнёс зверь.

«Мать» и Уэльт встретились взглядом. Этот взгляд заменил десятки слов благодарности и оправдания. Женщина поняла, что теперь она в безопасности. Она выбежала на середину площади, встав перед своим судьёй, и громко спросила:

– Где мои дети?

– Стража! – испуганно заорал помещик. Но в ответ на его зов, солдаты побросали оружия и побежали прочь. Женщина подняла один из мечей телохранителя главы деревни и произнесла:

– Спрашиваю ещё раз, где мои «личинки»?

– Они… они… в… – старика свалил сердечный приступ.

– Их здесь нет, – крикнул Сверчок, всё ещё стоящий за кафедрой.

– Где они? – заорала «мать».

В ответ она получила лишь издевательскую улыбку. К мальчишке подошёл зверь и навис над ним.

– Где они? – спросил Уэльт.

– Вы их уже больше никогда не увидите, – язвительно произнёс Сверчок.

– Говори, а ни то… – взревел монстр.

– Ни то что? Убьёшь меня? Ребёнка? Пожертвуешь своей непогрешимостью?

– А ни то так и не узнаешь, где твоя настоящая мать, – спокойно произнесла разбойница. Эти слова стёрли с лица подростка улыбку.

– Ты расскажешь мне? – с надеждой спросил Сверчок.

– Не просто расскажу – отведу, – пообещала «мать».

Растерянное лицо мальчика снова стало мрачнее тучи.

– Нет, я тебе не верю! Ты ведь чудовище, слышишь! Чудовище! – заорал он.

– На всей этой площади есть только одно чудовище, – произнёс Уэльт, упорно смотря в глаза Сверчку, – и это не я.

У мальчика перехватило дыхание. Слёзы вновь хлынули из глаз. Он не боялся «матери», не боялся Уэльта, не боялся суда и стражи. Он боялся себя. И он боялся, как он таким предстанет перед той, кто его родила.

– Они на корабле. Плывут к королю. Он отбирает девочек в качестве своих наложниц, а мальчиков в качестве прислуг, – выдавил из себя Сверчок.

Не говоря ни слова, Гкхадту'Уэльт бросился к пристани. В считанные секунды он добрался до берега и уставился в раскрывшийся перед ним океан. Вдали, у самого горизонта, уплывал корабль. Их разделяли километры воды. Зверь стоял неподвижно.

– Чего ты стоишь? Они же уплывают? – подбежала к нему «мать».

– Вода губительна для меня. Она смоет мою броню, и я снова стану человеком.

– Ты и так человек. В сердце. И твоё сердце куда прочнее твоей брони.

Уэльт повернулся к ней.

– Миру не нужен ещё один человек. Ему нужно чудовище. И чудовище во мне говорит, что я должен остаться здесь.

– Ты должен спасти моих детей! – заорала «мать».

– Вода смоет мою броню, – всё так же спокойно повторил монстр.

– Нет, не смоет, – решительно сказала «мать» и подошла к берегу. Она достала нож и стала отбивать оледенелый край моря.

– Что ты делаешь? – удивился Уэльт.

– Мастерю тебе плот. Возьмёшь весло и поплывёшь на льдине. И это не обсуждается. Ты спасёшь моих «личинок» и точка. Возражения есть?

Монстр подошёл к женщине, посмотрел, как она маленьким куском металла орудует на льду и произнёс.

– Возражений нет.

С этими словами он вонзил в огромный айсберг свои длинные когти, отделил его от остального ледяного покрова и, схватив весло, оттолкнулся от берега. Мощными рывками он грёб по морю. Расстояние до корабля сокращалось с немыслимой скоростью. Победа казалась у него в кармане. Но вдруг весло сломалось. Зверь оказался запертым среди моря на огромной льдине. Сзади была погрязшая в грехе деревня, впереди – уплывающий корабль. Уэльт посмотрел на свои руки: мощные когти, широкие длинные пальцы. Если сложить их, то получится огромная ласта. Но вода смоет её. Смоет. Но не сразу.

Зверь опустил в ледяное море правую лапу и оттолкнулся от волн вперёд. Ещё раз правой, но с другой стороны, ещё раз. Он был подобен брошенному по волнам плоскому камню, лягушкой скачущему к центру моря. Грязь на его пальцах и плечах размягчалась. Острые сабли отсоединились и пошли на дно. Правая рука становилась человеческой. Когда броня смылась с неё, до корабля оставалось всего пара сотен метров. Уэльт напрягся и оттолкнулся от льдины. Он подлетел и вонзился звериной лапой в обшивку корабля. Ещё мгновение, и он был на палубе.

– Я, из пучин вод вышедший, зло изгоняющий, низость пресекающий, приказываю вам, тьме подчиняющимся, присягу нечистому отдавшим, детей укравшим, сложите оружия. Отпустите девочек, отпустите мальчиков. Передайте им власть над штурвалом и поворачивайте назад, ибо ждёт вас смерть мучительная, пощады не знающая, мраком охватывающая.

– Уэльт, – закричала Капустница, вырываясь из рук матросов. Она подбежала к чудищу и кинулась к нему в объятья. – Ты всё-таки пришёл.

– Я же говорил – тебе не стоит отходить от меня далеко.

И он обнял её человеческой рукой. Это было одно из самого приятного, что ей удавалось почувствовать за всю жизнь. Спустя несколько минут их обступили и другие дети, желающие прикоснуться к невиданному чудищу не в схватке, а уже как к другу. Корабль повернул назад и поплыл к деревне.

Астегор мрачно встречал своих гостей. Этот город был хмур даже в самые светлые и солнечные дни, будто он затаил обиду на человечество, оставившее его гнить в собственных величайших технологиях, которых человечество давно переросло и уже никогда больше до него не дорастёт. На обломках погибшей цивилизации «личинки» разбивали лагерь, сооружая новое жилище. Рыжая веснушчатая девочка по имени Крапивница каждый раз отвлекалась от своих обязанностей, мечтательно засматриваясь на гигантского монстра, стоящего рядом с её «матерью». Она, как никто, видела в нём человека и мечтала заглянуть под маску каменной холодной непроницаемости.

– Она уже почти взрослая, – произнесла «мать». – Она хочет уйти с тобой.

– Она не знает, на что хочет подписаться, – возразил Уэльт. – У нас есть ещё одно незаконченное дело. И решить его мы должны не здесь.

«Мать» кивнула на стоящее неподалёку разрушенное здание. Они медленно побрели в его сторону. «Личинки» провожали их взглядом, будто стая голодных комаров, почувствовавших запах крови.

– Я ищу женщину. Она потеряла маленькую девочку. Её зовут Мия. Восемь лет, длинные волосы…

«Мать» покачала головой.

– Я не бросаю и не теряю своих детей. И каждого из них я помню. Когда они готовы отделиться от улья, я выпускаю их на волю. Воля – это нормальное человеческое общество. Не бандиты, не пираты. И не цари. Их я тоже не люблю. Я слежу за жизнью своих подопечных. Пусть и тайно, но я выведываю, как они живут, счастливы ли они, какой семьёй они обзавелись. Но никого по имени Мия я не знаю. Одно я знаю точно, ни её, ни кого другого не минует тяжёлая участь, если до них доберутся похитители детей. За этот посёлок я спокойна. Зная, что я на свободе, матери ещё долго не будут выпускать своих чад на волю. Пусть они боятся меня, но детей они уберегут от куда более страшных существ.