– Тише ты, а то свалишься! – заволновался Пар.

– Так это же самое интересное! – воскликнула Мия. – Забраться повыше и как прыгнуть! И вот пока падаешь, чувство – будто летишь! Это игра такая.

– Не говори ерунды, – запротестовал Пар. – Ты разобьёшься.

– Не разобьюсь! Много раз такое делала.

– Хватит выдумывать. Иди сюда.

Лицо девочки изменилось. На миг оно стало хмурое, будто тень недоверия смыла с губ задорную улыбку. Потом уголки рта приподнялись, но как-то зловеще, будто Мия задумала что-то недоброе. Она сделала два шага назад, прижавшись к скале, а потом ответила:

– Гляди!

С этими словами она с разгона прыгнула в пропасть, скрываясь за дымкой облаков. Пар не успел даже крикнуть, впав ненадолго в ступор. Он смотрел вниз и ноги его отказывались подчиняться. Чтобы не сорваться вниз, он крепко вцепился руками в скалы, пытаясь осознать произошедшее. Ему на мгновение показалось, что всё это было миражом. И не было тут никакой девочки, и не пел на этих камнях никто песни. А лишь ветер своим свистом да непомерная высота сводили его с ума. Но вслед за непринятием пришёл ужас. Ужас от содеянного, ведь именно после его слов девочка решилась на отчаянный шаг. Зачем? Кому она пыталась что доказать? Ответа не было. Зато у Пара была тяжесть на душе, а на совести – загубленная детская жизнь. Ещё одна. Но поделать уже было ничего нельзя. Единственное, что Пар в этой ситуации мог, так это спуститься и достойно похоронить бедную девочку.

Весь долгий путь он размышлял о трагедии, не в состоянии смириться с ней. Едва ли что-то могло отвлечь его от этих дум, разве что раздавшиеся у самого его уха детский голос:

– Ты что, уже соскучился и пополз ко мне навстречу?

Пар сам чуть не сорвался со скалы. Причём дважды: первый раз – от неожиданности, второй раз – от осознания того, что он слышит привидение. Он медленно обернулся, но вместо неупокоенной души увидел живую девочку из плоти и крови, которая радостно карабкалась вверх.

– Как… как это ты так?..

– Что? Прыгаю по камням? Да просто: разгоняешься, как следует, и цепляешься – здесь нет ничего сложного. А вот как у тебя получается никогда не отвечать, когда тебя люди спрашивают – это и вправду достойно удивления.

– Нет, я не про то, как ты лазаешь по горам. Как ты жива осталась? Зацепиться ты не могла, да и… погоди, ты что-то спросила?

– Да, я спросила, скучал ли ты по мне? – пробурчала недовольно Мия.

– Я не думал, что вообще тебя увижу – не то, что скучать. Я испугался за тебя. Я думал – ты умерла.

– Нет, я не умерла, – девочка как-то притихла и засмущалась. – Я… я не умею.

– Не умеешь? Чего не умеешь? – удивился Пар.

– Умирать не умею. Я маму потеряла, а она не успела меня научить умирать. Но это пока! Когда я её найду – обязательно спрошу!

– А что там уметь? Там и уметь нечего, – в конец растерялся Пар.

– А я вот не умею, – начала уже злиться Мия. – Мне мама всегда говорила фразу: «Там уметь нечего». Во всём так: когда надо чай приготовить, постель застелить, шнурки завязать. Всё это вроде просто, а у меня не получается. У всех получается, а у меня – нет. Я бестолковая – это мне мама тоже говорила. Но она так не со злости. Это потому что мы вдали от всех жили. А потом я стала сбегать, и добрые люди меня научили. Смеялись, правда, но научили. Только вот умирать – не умею, – девочка начала хныкать.

– Ну-ну. Перестань! – начал утешать её Пар. – В конце концов, это здорово, что ты не умеешь умирать. Очень здорово! Ты говорила, что твои родители потерялись. Здесь, в горах?

– Нет, там, в лесу. Но я там как будто всё переискала. Ну, раз спросил, слушай!

И она рассказала свою историю, как здесь очутилась. Её мама стала забывать всё и всех на свете. Такие приступы амнезии у неё уже случались, сопровождаясь вспышками агрессии, и отцу приходилось каждый раз напоминать супруге их счастливую совместную жизнь. Опасаясь того, что такие приступы начали случаться всё чаще, Мия стала сбегать из дома. И однажды она оказалась в Лесу Теней. Когда спустя несколько дней скитаний она поняла, что заблудилась, её нашли родители. Отец как будто знал эти места, и рассказал, что здесь живёт какой-то колдун, способный помочь недугу её матери. Поэтому, вместо того, чтобы повернуть назад, они стали искать волшебника. В первые дни всё было замечательно: земля была тёплая, деревья были высокие и красивые, а листопад, сходящий с них, просто завораживал. Родители Мии видели всё немного иначе, и девочке каждый раз приходилось их одёргивать, чтобы те не натворили глупостей. Но потом лес начал меняться. Он уже не был таким светлым и красочным, как раньше – теперь его название «Лес Теней» полностью себя оправдывало. По ночам длинные сухие ветки будто бы покачивались от рук блуждающих вокруг привидений. Всё стало мрачным, и мрак этот исходил не только из спрятанного солнца, но из каждой трещины, из каждого листа, из каждой травинки. А потом они проснулись в огне. Кругом полыхал костёр. Он перекидывался с дерева на дерево, окружая их со всех сторон. Мать тогда крикнула Мие строго и властно: «Беги!». И девочка побежала. Мать осталась с отцом, который всё ещё спал и никак не мог проснуться. Мать трясла его, что-то кричала, но он так и не открывал глаза.

– Устал, наверное, от предыдущего дня, – вспоминала Мия, объясняя его столь долгий сон. – Мы в тот день очень долго шли и почти не делали привалов.

Родители её остались позади, зато впереди всё было окрашено алым маревом. Куда бежать? К чему? От чего? Девочка не знала. Было очень жарко. И больно, когда огонь перекидывался на одежду. А он перекидывался часто, потому что не раз приходилось проскакивать через стену окружившего её пламени.

Когда пожар прошёл, и всё успокоилось, Мия пошла назад, искать папу и маму. Но заблудилась. Не нашла она ни их, ни выхода из леса, как бы долго ни плутала. В итоге она вышла к этой огромной скале, на которой они с Паром и встретились. Здесь она и осталась играть сама с собой, пока мама с папой не придут и не заберут её. Игры эти очень хорошо помогали ей отвлечься. Днём чувство голода и одиночества не давали ей покоя, поэтому она придумала себе разнообразные забавы: то прыгала со скалы, представляя, что она птица, то карабкалась по деревьям, словно мартышка, то мастерила художества из листьев и камней. Но ночью, когда время игр заканчивалось, а на землю опускались мрачные тени, она плакала. Она плакала, потому что не могла найти мать, она ревела от мелких неудач, от голода – от всего, от чего может плакать ребёнок, в том числе и от надуманных страхов. Под эту горечь и нервные всхлипы, изнеможённая, она засыпала. И так каждую ночь.

Под наплывом воспоминаний после рассказанной истории, при первом же ночном привале на уступе, Мия нашла в горах углубление и забилась в него, как мышонок. Но громкое сопение и еле сдерживаемые всхлипы выдали её. Пар нашёл девочку в слезах.

– Что с тобой? – спросил он.

– Я потеряла гребень. Он мамин. Мне его мама подарила. Я носила его, как амулет, надеясь, что он поможет мне найти её. Как маячок, понимаешь? А теперь его нет.

– Этот? – Пар достал из сумки найденный деревянный гребень и положил его рядом с девочкой.

Она посмотрела на него и усмирила свои слёзы. Хотя ей и было больно в душе, её крик больше не вырвался наружу. Он разрывал её изнутри, но она не выпустила его. Расчёска была лишь поводом для слёз, причин же было куда больше. Но продолжать горевать было уже неловко. Она улыбнулась другу в ответ – какой-то неправильной, кривой улыбкой, но другой у неё не получалась, обняла его и поцеловала в щёку. Больше она не плакала, не проронив до самого утра ни звука.

Пара нельзя было назвать трусом. В чём-то он был даже смелым. Напади на него даже сам дьявол, Пар без промедления бы дал ему бой. Но что делать, если этому дьяволу всего восемь лет?

– Ту-ту-ту! – кричала Мия на ухо спящему юноше. Это была имитация выпускаемого из состава пара.

– Ты когда-нибудь слышала про шашлык из маленьких крикливых девочек? А то я с утра чертовски голоден.