Поднявшись на ноги, Пар начал рассматривать склон горы. Отвесные, порой, и нависающие массивы казались неприступными. Альпинизм не был одним из талантов юноши, а долбить стену и вытёсывать в ней ступени – значит, похоронить здесь все свои годы жизни и мечты о Юне. Как назло, на горных камнях не росло даже ненадёжной травы, за которую можно было бы ухватиться. Ни корней, ни глубоких щелей – она напоминало неприступную крепость, в которой закрыты ворота, а на башнях поставлены часовые в виде оползней, готовые открыть стрельбу щебнем и мусором на любое громко сказанное слово. Но в любом замке есть либо потайной ход, либо сточная решётка, через которую можно было бы проникнуть во дворец.
Пар увидел в траве рядом с большим круглым камнем нечто странное. Он нагнулся и поднял чужой для этих мест предмет – это был деревянный женский гребень, украшенный маленькими драгоценными камнями. Но что он здесь делает? Что это, очередная загадка? Новая хитрость леса? Юноша положил гребень себе в рюкзак.
Недалеко от того места, где лежала расчёска, спал круглый камень. Он был опутан двумя растениями: яркой зелёной лианой и серым шипастым терновником.
Что-то в этом камне не давало покоя. Что-то было в этом опутанном сорняками валуне. И тут Пара осенило: он вдруг увидел, что ветки растений не случайным образом сплетаются на камне – они образуют своими скрещивающимися и закручивающимися стеблями некие символы. Вдруг тело Пара словно ударила молния. Глаза на секунду увидели яркий свет, идущий из недр сознания. Мысли помутились, спутались. Вся жизнь, словно ряд быстро перелистанных фотографий в альбоме, пробежала тенью по его векам. В это мгновение он точно не мог сказать, кто он – животное или человек; простейшее, вирус или многоклеточное. В нём взыграли инстинкты куда более древние, нежели базовые – инстинкты, которые создавались и выбрасывались за ненадобностью кланом богов, создающих на этой планете жизнь. Дурман прошёл с той же внезапностью, что и начался.
Опомнившись, кто он и где находится, Пар огляделся по сторонам. Никаких изменений – всё было как обычно. Он вернул своё внимание булыжнику. Каково же было его удивление, когда он увидел на камне слова, свитые на его родном языке. Он понимал их, он слагал из них предложения. Но, попроси его кто-нибудь присмотреться внимательнее к каждой букве, он бы поклялся, что с лёгкостью читает язык, который никогда до этого не изучал.
Текст гласил: «Странник, проделав столь долгий путь, ты должен доказать, что намерения твои чисты. Как бы туго ты не опутывал свои корыстные мотивы паутиной лестных слов, каким бы благородством ты ни заслонял для своего ума истинные цели своего визита – своё сердце ты не обманешь. Ложь для него – как непогашенная свеча. Оставь её гореть, и вскоре от твоей души останется бесформенная лужа, украшенная выжженным фитилём совести. Приложи свою руку к камню, тогда тёмная и светлая стороны, жаждущие ответа на твой вопрос, сойдутся в яростной схватке. Если победит тёмная сторона – скала станет ещё прочнее, и тысячи лет тебе не хватит, чтобы пробиться через неё. Если верх одержит светлая сторона, то откроется тебе путь в мои владения».
Под надписью аккуратными тонкими листьями и стебельками был вычерчен контур ладони, идеально подходящей под размер руки юноши. Всё ещё в недоумении от прочитанного, от сложного языка, мистическим образом превратившегося в его родной, от непонятной фразы, Пар робко протянул свои пальцы к жёлтому камню.
Окажись в тот момент в лесу посторонний зритель, он бы увидел, как два ростка: один – упругий, ярко-зелёный, полный жизни и свежести, другой – жёсткий, болотно-серый, усыпанный колючками, начали гонку вверх по скале.
Первой поползла паутина из терновых веток. Плотной сеткой, впиваясь шипами в уступы, сухое растение стягивало скалу во всех направлениях, укрепляя и армируя её. Ломаными движениями стремился сухой стебель к небу. Не внося разнообразия в пейзаж, он покрывал серость монотонной скалы серостью однотипного орнамента, увековечивающего каменное изваяние.
Зелёный же росток, вопреки всем ожиданиям, не стал догонять противника, карабкаясь вверх по скалам, а устремил свой путь к земле – внутрь неё.
Только серые и примитивные души, завидев небо, тянутся к нему и своими массами окрашивают его в тот же цвет. Яркие же сердца, в которых по артериям вместо тёплой крови струится мятежный огонь жизни, обращают свои взоры в глубины мира, вгрызаются, вонзаются в недра твёрдых пород, чтобы обогатить голубизну чистого неба алым светом струящейся лавы. Постигая великое в малом и бесконечное в ограниченном, они творят из земной материи неземные ценности, в то время как безликая масса стягивает небо с плеч Атланта, чтобы смешать его с грязью.
Так зелёный росток начал пробираться к своей цели, прорезая скалы по самому сложному пути. Путешествуя по телу каменного гиганта, то тут, то там можно было видеть, как из толщи неприступных стен вырывается зелёная нить. Длинными змеями расползалась она по скале. Но когда терновник натыкался на неё, своими острыми лезвиями шипов он рассекал свитые ей узоры. То и дело он пытался сковать зелёный плющ в свои сухие силки, как в тюремные цепи. В ответ, молодой стебель сдавливал и перекрывал терновник. Пролезая под сеткой колючей проволоки сорняка, распуская изумрудные листья, разливая сок под острые шипы, зелёный росток как бы залечивал раны скального голема. Так их бой продолжался на протяжении всего пути к вершине горы.
Но Пар эту схватку видел по-другому. Он уже не был цельной неразрывной личностью – он был подобен двум разным обособленным друг от друга созданиям. Его было двое, и двое эти существовали одновременно.
С одной стороны он был сущностью, пробуждённой ненавистью, которая растит в себе злость к Хессеру. Желание убить Синюю Рыбу придавало силы тёмной стороне юноши, и тот в поисках мести калечил каменные уступы шипами своей ярости.
Он чувствовал, как это просто: дать волю своему гневу, признаться себе, что ненавидишь. Ведь нет ничего постыдного в том, чтобы признать собственное несовершенство. Нет, хватит! Достаточно уже! Человечество поколениями воспитывало в себе стыд и принимало его в свою культуру, как дар. Пришёл век, который способен впитать и принять в себя людскую ненависть – настоящую, чистую ненависть, нашедшую своё отражение и в мыслях, и в словах, и в поступках. И нет в этом ничего плохого. Плохим может быть лишь осуждение такой искренности, попытка отказаться, не замечать, не принимать в себе и в других обратную сторону личности, которая на протяжении долгих лет забивалась и отсиживалась в тени.
Впиваясь глубоко в скалу острыми когтями, чёрная сущность Пара расползалась по гладкой поверхности горы подобно тому, как ветвится молния, вырисовывая в воображении юноши всё новые и более жестокие виды расправы над Синей Рыбой. Душа парня, дробясь от многочисленных нечистых желаний, искала удовлетворения своих кровожадных планов, множась в сухих колючих ветках.
Но помимо кровожадности среди его тёмных чувств было ещё одно – это предательство – готовность отыскать чистую душу, не тронутую ни ложью, ни завистью, ни лестью, и безжалостно отдать её на растерзание морскому чудовищу. Чтобы не терзаться сомнениями, Пар утопил своё сердце в холодных водах разума и расчётливости, чтобы в нужный момент выменять свободу любимой на жизнь пусть и чистого, но ничего не значащего для юноши человека. Пар решил для себя, что не будет привязываться к этому человеку: не будет рассказывать ему ничего о себе, не будет расспрашивать его. Это казалось правильным.
Так сеть терновых душ, разбитых на множество серых отростков, переплеталась друг с другом, образуя собой крепкую паутину. Тёмная сторона юноши видела скалу, как подводный мир и старалась обхватить как можно больше этого мира, чтобы сжать его изо всех сил, выдавив последние соки океанской империи.
Так воспринимало мир сознание Пара, обитающее на самом дне его глубокой души. Но была у него и светлая сторона – та, что, как из семечки, выросла в нём под поливом ласковых слов и любящих взглядов. Та, что стремилась вырваться на поверхность к людям, но пряталась от них подобно айсбергу, открывая красоту своего внутреннего мира лишь тому, кто готов был нырнуть в глубины вод его души. Эта часть Пара преобразилась в зелёный росток, который теперь исполнял танец жизни на серых камнях. Этот росток состоял из его тела, существующего во всех своих движениях одновременно – протянувшегося и разраставшегося по мере того, как двигался юноша к своей цели. Он стал пробивать себе тоннель в скале сомнений, чтобы пустить туда луч света своего сердца.
