Моим любимым женщинам, которые воспитывали меня с самого детства – маме, Реснянской Алине Ивановне, и бабушке, Пугиной Людмиле Александровне

Моему отцу, который пришёл в нашу семью в тяжёлое время и сделал мою маму вновь счастливой – Реснянскому Сергею Генадьевичу

Моему покойному дедушке, который заложил во мне фундамент мужчины – Пугину Ивану Васильевичу

Моей любимой красавице – Иве

Левиной Владе Владимировне, раз я тебе пообещал

Стивену Кингу и его шедеврам. В особенности – «Противостоянию», вдохновившему меня на написание этой книги

И отдельно посвящается Петровой Екатерине Александровне, подарившей нам всем такого замечательного персонажа – Катю. Она вдохновляла меня все пять месяцев, что я писал книгу, и всегда поддерживала меня

Я это сделал, Кать

Твоя улыбка – лучший мотиватор

It’s a long way to the finish

“Glory”, Future Royalty

Hear my calling,

Hear my sound

“Horizon”, Jaxson Gamble

– Наша система образования – дерьмо. Причём полнейшее.

Вика слабо засмеялась, и скоро этот смех плавно перешёл в кашель. Это был первый раз, когда она попробовала на вкус сигарету и тут же пожалела, но тем не менее затянулась ещё один раз. Её лёгкие протестовали против табачного дыма, медленно окутывающего стенки её дыхательных путей. Когда кашель прекратился, из полутьмы донёсся мягкий, но вместе с тем и жёсткий голосок:

– Не дерьмо, а дерьмище.

Они сидели за кулисами, спрятанные от всего мира. Суетливый шум доносился из гримёрки, пока на сцене выступала какая-то Богом забытая кантри-группа, самому младшему участнику которой было пятьдесят восемь лет. Обычно такие люди, мечтавшие стать великими певцами, выступающими перед толпой их преданных фанатов, приходили в этот ресторанчик, расположенный на самом краю города, и играли на сцене чужие песни, пока головы посетителей занимали их собственные проблемы. Но Егор с Викой – этот безумный дуэт, что может взорвать любые чарты мира – собирались на пару минут отогнать все эти проблемы, впившиеся в сознание посетителей мёртвым клином, и удивить их всех той энергетикой, которая бывает только у подростков.

Они сидели друг напротив друга на скрипящих скамейках и передавали друг дружке сигарету. И пока их собственные песни являются лишь призрачными эскизами в полных мечтаний головах, а влюблённость кипит в их венах, грозясь вырваться из всех сосудов и залить собою весь пол, сами они скрылись ото всех, уютно устроившись за кулисами, в полумраке. Свет прожекторов (тех, что ещё остались неразбитыми) просачивался под плотным занавесом, бледнея в поглощающей его темноте. Маленький огонёк, чуть дрожавший в руках Егора, немного покачнулся, потускнел и вновь воспылал. Клубы дыма начали растворяться над его головой, когда тот сказал:

– Здесь точно работает вентиляция? А то вся эта красота, – он указал на бледнеющие над ними пары табака, – сыграет против нас.

– Да точно, точно. Лучше передай-ка эту хрень мне, и я её выброшу. Нам скоро выступать.

Егор последний раз прильнул губами к сигарете и, устроив своим лёгким пытку газом, с шумным выдохом выпустил его, наблюдая, как он медленно тает в воздухе. Раньше, в детстве, когда синусы и косинусы не приходили к нему в кошмарах, а графики функций и системы уравнений не зажимали его психику в тиски, он всегда поражался способности выпускать зимой пар. Причём и контролировать его! Этот пар казался Егору жарящим огнём, от которого не сможет устоять ни одна деревня! А сам он – Ужасающий Дракон Егор, непобедимый и несвержимый! Тот, кого не смог и не сможет победить ни один рыцарь, ни один герой! Только он парит над этой вечно покрытой снегом землёй и извергает огненное пламя, превращавшееся в таковое из обычного зимнего пара в чересчур богатом воображении одного мальчика. Мальчика, что мечтает стать кумиром миллионов и вдохновителем тысяч.

И сейчас, смотря на почти растворившийся меж молекул воздуха дым, он невольно вспомнил об этом и опять превратился в Дракона Егора – более взрослого и матёрого, но сохранившего в себе те самые детские мечтания, что всегда двигали им. И двигают сейчас.

– Ты была права. Как будто кошки в рот насрали. Ни разу в жизни больше не притронусь к этому.

Он передал Вике наполовину выкуренную сигарету и невольно залюбовался тем, как она встала, дошла до стоящей в углу урны, прижгла окурок о стену, оставив на ней вечную память о себе, и выбросила «лёгочную палочку». Она была стройной красавицей, фигура которой могла бы красоваться на рекламных плакатах спортзала, не будь она такой, какой её знает Егор. А он, кажется, знает её лучше её самой.

Если бы его попросили написать сочинение «Что именно влюбило тебя в Вику?», то первое и единственное, что бы он написал, было бы «Идите нахрен». Егор всегда считал, что мужчина – а себя он таковым считал – не должен трепаться о своей девушке, а если уж о ней и говорить, то лишь с теми, кому доверяешь, и следить за тем, чтобы ни одного плохого слова не вылетело из твоего рта. Если и есть какие-то проблемы, то они должны решаться только между двумя, но никак не выноситься из дома и становиться всеобщим достоянием. Да, у Вики было много недостатков. Бывало, она так выбешивала Егора, что он еле справлялся с бушующей внутри яростью, но он никогда не позволял своему языку раскрывать хоть один из них в присутствии кого-то другого.

В изъянах иногда кроется такая красота, какую не найдёшь во всеобщепринятом идеале. Именно готовность открыть их перед человеком, чьи струны начинают связываться с твоими, выводит отношения на новый уровень. И здесь возможны лишь два исхода: либо эти струны сплетаются и вскоре их дуэт дарит миру волшебную мелодию – душевную песню, гимн тех двоих, что смогли образовать такой союз, либо же… они просто рвутся. С ужасным резким звуком, не щадящим твои барабанные перепонки, терпящие твои же крики; глаза, краснота которых не проходит уже третий день; сбитые в кровь костяшки пальцев и… и сердце.

Но, кажется, их струны звучат отлично, хоть иногда и слышен неприятный скрип. Но даже он гармонично вливается в их песню, питающую их любовь.

Вика вернулась обратно всё той же лёгкой походкой и присела рядом с Егором, обняв его и мигом прильнув к губам. Он почувствовал, как её губы чуть напряглись и растянулись в улыбке. Её огненно-рыжие волосы, так влюбившие в себя Егора, прикрыли их головы лёгким занавесом, сквозь который были видны два ярких голубых огонька – широко раскрытые от удивления глаза Егора.

– Ты чего это? – спросил он, отойдя от такого внезапного прилива нежности и положив ладони ей на бёдра.

– Да так, – она поправила упавшие ей на лоб волосы, – просто вспомнила, какой ты классный. – И засмеялась. Искренне, легко и непринуждённо. С щепоткой стеснения, пробравшейся в нотки её смеха.

Перестав смеяться, но всё ещё улыбаясь, она спросила:

– Так на чём мы остановились?

– На том, что школьное образование в нашей стране мало чем отличается от дерьма.

– Ах да. – Она снова засмеялась, лаская уши мягким переливчатым смехом. – Тут не поспоришь. Но тебе всё равно стоит подготовиться к ЕГЭ.

– Да я знаю… – Егор чуть помолчал и добавил: – Е*анный Государственный Экзамен.

Этим он вызвал у неё слабую улыбку. Вика положила свою ладонь на его лицо, прикрыв пылающую жаром щёку.

– Слуш… Ого, ты горячий! Тебе не плохо?

– Мне хорошо. – Чувствовал он себя прекрасно, и жар, так напугавший Вику, был жаром парня, оставшегося наедине со своей девчонкой. – Что ты хотела сказать?