– Что ты болван.

Удивление сдвинуло брови Егора домиком, что безумно развеселило Вику. Она вновь засмеялась и, пытаясь успокоиться, процедила сквозь смех:

– Ты похож на гнома! – И тут смех полностью её разобрал. Она вцепилась в рубашку и уткнулась лицом ему в ложбинку меж шеей и плечом, всё ещё проигрывая в неравном бою со смехом. Он чувствовал, как трясётся её тело. Чувствовал, как начинают подниматься уголки его губ. Ощущал ту заразную энергетику, исходящую от неё. И казалось, именно эта самая энергетика порождает смех в груди Егора, заставляя этих двоих смеяться вместе.

– Ну такого комплимента мне ещё никто не делал! Ты первая!

– Прости. – Последние смешки стали издаваться реже, уступая место широкой улыбке. Вика чуть привстала и, не отрывая взгляда от Егора, уселась ему на колени. Её руки сомкнулись на его шее, а огненные пряди её волос опять скрыли их ото всех. – Ты же меня прощаешь?

Вика смотрела на него сверху вниз, но даже так Егор заметил в её глазах – таких глубоких и прекрасных, зелень которых сравнится разве что с зеленью сада поздней весной – самую настоящую теплоту, испытываемую лишь к любимому человеку. Готовность слушать и слушать, лишь бы он продолжал говорить, пока ты наслаждаешься тембром его голоса, его тональностью, нотки которой кажутся лучшей музыкой на свете, его эмоциональной окраской и вообще тем, КАК он это говорит.

Егор положил ладони ей на бёдра и почувствовал слабый призрак эрекции.

– Прощаю. – Он начал ощущать её дыхание – пока не горячее, но уже тёплое – и снова почувствовал давящую силу в штанах, которая ещё не успела сбежать из-под его контроля. В спешке отвлечься он вернулся к теме. – Так почему я болван?

– Да потому что. – Вика встала и, вновь поправив волосы, начала кружить по маленькой комнатушке.

Когда она заводилась, энергия вспыхивала в ней ярким пламенем, а слова начинали литься из неё потоком, то Вика, сама того не осознавая, наматывала по комнате круги, пока её язык еле успевал за мыслями. Эта её привычка уже стала чем-то родным для Егора, и как только эта мысль проскочила у него в голове, его грудь что-то сжало, защемило.

Да, он и вправду стал считать её родной.

– Смотри, ты ругаешь наше образование, и здесь я с тобой соглашусь, да. Но! – Вика на миг остановилась и устремила указательный палец вверх, после чего продолжила наматывать круги. – Тем не менее тебе всё равно сдавать экзамены. И я знаю, что ты скажешь, поэтому сразу скажу «нет». «Нет» и всё. Ты хочешь покорять сцены, я знаю – мы это уже обсуждали сто раз – и… Егор, ты же знаешь, что я тебя всегда буду поддерживать. Но, блин, ты же должен понимать, что гастроли – это непостоянный заработок. А если мы хотим создать семью, – их взгляды мигом встретились: её – пляшущий в сдерживаемой радости, его – чуть испуганный, – то мы не должны будем зависеть от денег. То есть, мы, конечно, будем от них зависеть, но я имею в виду, чтобы ты помимо денег со сборов концертов… – Егор усмехнулся, заставив Вику остановиться, но лишь на секунду. – А что ты смеёшься? Да, у тебя будут концерты. Я верю в это, и хрен меня кто переубедит. Может, нашим дуэтом в недалёком будущем будут восторгаться, Егор! Если мы…

– Вик, – он начал вставать со скамьи, чтобы подойти к этой готовой взорваться бомбе, фитиль которой вот-вот догорит, и успокоить её перед выступлением, но она, заметив это, энергично закачала головой.

– Нет, Егор, сядь. Просто я знаю, какой ты упёртый, поэтому лучше я всё скажу сейчас, чем потом буду пытаться тебя переубеждать. – Она глубоко вдохнула и, дав языку пару секунд отдыха, с шумом выдохнула. – Так вот… – Вика вопросительно посмотрела на Егора, и тот уже хотел спросить: «в чём дело?», но тут она просияла. – А, да! Нам обоим нужна профессия и желательно хорошая, чтобы мы не ждали новых концертов, пожирая пачки дешёвой лапши.

– Ну вообще-то она вкусная. Особенно с говядиной… – Увидев, что Вика открыла рот в готовности выпустить ещё пару тонн слов, Егор поднял ладонь, прося её остановиться, и сказал: – Ну в принципе я тебя понял. Я уже выбрал предметы, которые буду сдавать, и вуз, в который буду поступать. И поступлю. Но вот будет ли эта учёба приносить мне удовольствие? – Он выдержал небольшую паузу. – Я думаю, вряд ли. Знаешь, я тут заметил, что в жизни, чтобы делать что-либо себе в удовольствие и вообще заниматься тем, что тебе нравится, нам приходится делать то, к чему мы остаёмся равнодушны или вовсе испытываем неприязнь. И это хреново. Очень и очень хреново. Я не хочу так жить, Вик. Я хочу жить по-своему.

– Я понимаю. – Она облокотилась об стенку и, скрестив руки под грудью, спросила: – Но как ты собираешься это сделать?

– Надрать всем задницы в Министерстве образования!

Переливчатый смех заполнил всю комнатушку, отдаваясь в ушах мелодичным пением лучшей в мире певицы. Перестав смеяться, Вика посмотрела на Егора и, не отдавая себе отчёта в том, что делает, закусила нижнюю губу. Он заметил это, и тут уже зажёгся его фитиль:

– Ты же знаешь, что у них на сайте можно связаться с юристами, отправив жалобу? Да я лучше поговорю с этим… – он стал пощёлкивать пальцами, – как его там? Д… Др…

– Дравцовым.

– Да, точно! Мне просто хочется узнать, что было в голове у тех людей, придумавших ЕГЭ и ОГЭ.

Вика надула щёки, её глаза широко раскрылись, а сжатые в кулаки ручки начали мерно бить друг об друга несуществующие оркестровые тарелки. В сознании Егора сразу всплыла забавная обезьянка, делающая то же самое, только ещё сильнее выпучив глаза. Они оба засмеялись, и их общий смех вызвал тёплую улыбку у переодевающейся в соседней комнате официантки.

– Да, именно об этом они и думали.

– А что ты скажешь Дравцову, когда встретишь его?

– Что он болван. – Они оба улыбнулись, поймав взгляды друг друга. – Ведь ладно ещё ОГЭ и ЕГЭ, хотя это ещё те чудища, мучающие детей по ночам. То, КАК нам это преподают и подгоняют наше мышление под копирку, просто выводит меня из себя! Ну вот возьмём, например, сочинение по русскому. У тебя какая оценка стоит за пробник по ОГЭ?

– Пять.

– А у меня два. И знаешь за что? За грёбаное сочинение! Хотя тот текст, что я там написал, можно было бы без зазрения совести опубликовать в литературном журнале! – Его щёки снова воспылали, а вена на шее вздулась так, что казалось, будто она вот-вот прорвёт собой кожу. – Ты же знаешь, как заставляют писать сочинение? Не дают образец, а именно заставляют! Первое предложение должно быть вот таким – ни шагу ни влево, ни вправо. Второе предложение – ну, например, аргумент из текста, а третье – твой, бл*ть, личный опыт. И так должно быть устроено всё сочинение. Абсолютно всё! И что у нас выходит?

– Никакой индивидуальности?

– В точку! Вообще никакой! Каждое сочинение похоже на другое. И скажи, Вик, разве так должно быть? Разве наша система образования имеет право убивать в нас всякую индивидуальность?

– Не имеет. Но, Егор, – она посмотрела ему в глаза, – что можешь предложить ты?

– Касательно русского или вообще всей системы?

– И того, и другого.

– Ну смотри. – Он наклонился вперёд и упёрся локтями в ноги. Пока он говорил, его ладони непрерывно танцевали в воздухе, а взгляд был направлен в одну точку, пока сознание с сумасшедшей скоростью меняло в голове образы, через секунды превращающиеся в сформулированные предложения. – Я считаю, что у сочинения по русскому должен быть один простой критерий: раскрыл ты тему или нет. Раскрыл – красавчик, не раскрыл – добро пожаловать в Клуб Неудачников. И всё! Этого достаточно! Сочинения будут абсолютно разными! Понимаешь, – он облизал успевшие стать сухими губы и сглотнул, чувствуя слюну в пересохшем горле, – люди, которые умеют писать – и писать красиво – не смогут полностью, да даже частично показать свой талант, который, быть может, заметит проверяющая ОГЭ женщина. И хрен знает, как повернётся жизнь того парня после того, как уже, казалось бы, оледеневшее ко всему сердце проверяющей затрепещет при прочтении этого самого сочинения. А те, кто не умеют писать, из-за такой структуры и не научатся! Выходит, если наша система образования и не заставляет деградировать, то уж точно останавливает в развитии и не даёт расти дальше.