Мучаемый сомнениями, он кое-как завершил свой урок и нашел Ника Улина. Квартарский трибун сидел в лаборатории системного программирования, рассеяно сверяя данные с двух десятков экранов, перегруженных непонятными непосвященным формулами и графиками. Чуть в стороне, на специальном экранчике бойко рассказывал своей сложной и многогранной жизни «Элеоноры» научный раздел экспедиционного журнала.
Узнав, что и сколько компьютеры записывают в свои протоколы о событиях, происходящих на звездолете, Сковородников испытал нечто вроде шока. Он не мог представить себе, зачем накапливается такое море информации. К тому ж ведь не для того, чтоб спрятать и забыть. По неукоснительно соблюдаемым правилам Галактического Содружества, после каждого космического полета все архивные записи экспедиции передавались специальным институтам на предмет внимательнейшего изучения… Не бери в голову, прокомментировал Яфет. Явно чрезмерное накопление архивной информации — обычное ныне явление. Мало ли что пишут. Читать стоит разве что раздел экспедиционного журнала, посвященный научным разработкам. Да и то выборочно: мол, томящиеся в ожидании славы молодые и ретивые умники рвутся в межзвездные экспедиции, чтобы обратить внимание на какую-нибудь экстравагантную теорию, — поощряется, чтобы каждый член экспедиции фиксировал как можно больше своих мыслей и рассуждений. И известны примеры, когда гонимым гениям удавалось таким вот образом достучаться до высокоученой общественности.
Сначала Алексей Сковородников с любопытством раскрывал научный раздел журнала. Но запал его скоро погас, ибо ни осилить сколько-нибудь значимую часть, ни толком понять что-либо он был не в состоянии.
— Ну, как дела? — спросил он Ника Улина.
— Пока не знаю, что сказать, — ответил квартарец. — Вот сойдутся у меня два числа, тогда будет ясно, что все в порядке. А не сойдутся — буду дальше думать, в чем дело.
— А мой биологический эксперимент закончился.
— Какой эксперимент?
— Биологический, — с максимальной серьезностью пояснил Сковородников. — Проверяли тута, выдержу ли я двое суток монотонных манипуляций. В прошлой жизни, помнится, все было много проще: объявлял старшина, что копаем отсюда и до обеда — вот мы и копали. А после обеда и положенного после него отдыха закапывали.
— Что закапывали?
— Яму.
— Зачем?
— Тогда, как я понимаю, большие общественные руководители тоже были не лыком шиты. Лаптем щи не хлебали и сопли не жевали. Тоже проводили важные биологические эксперименты. Исследовали, могут ли солдаты просто копать. Или просто закапывать. И как долго они могут заниматься бессмысленным делом.
— Понятно. Объясни толком, что ты делал, — и, выслушав Сковородникова, сказал: — Не, времена изменились. Ты проверял те приборы, каждый из которых затем тестировал с десяток других. Так что был смысл в твоих деяниях.
— Но так много…
— Да, имущества у нас в избытке… — Ник Улин помолчал, победно хмыкнул и переключил экраны. — У меня, к счастью, тоже все завершилось удачно. Все, я свободен. Можно понаблюдать за отправкой «ягуара».
— Это что еще за хищник?
— Одна из замечательных инженерных конструкций человечества. Летательный аппарат. По габаритам — обычный планетолет, но обладающий фантастической мощностью и способный двигаться в надпространстве. Правда, в пределах маяковой ког-зоны, то есть в радиусе примерно двух световых лет от «Элеоноры».
— Понятно, — покривил душой Алексей Сковородников. Несмотря на чуть ли ежедневные «уроки» Яфета, он чурался премудростей квантового мира. Понятие ког-сферы вводилось в последних главах учебника по квантовой динамике.
Экипаж «Дракоши», одного из трех экспедиционных «ягуаров», состоял всего из четырех человек: капитан-пилота, штурмана, бортинженера и астронавт-исследователя. Им предстоял многосуточный полет, трудный даже с точки зрения Сковородникова. С действительными тяготами и лишениями. С быстрыми и довольно болезненными надпространственными переходами, с жестким распорядком вахт и недолгих часов отдыха — только на сон. С сильными перегрузками: габариты и масса «ягуара» не допускали установки комфортабельных антигравитационных систем.
Процедура отправки субэкспедиции также была прописана многовековой традицией. Экипаж «ягуара», построившись в ряд, замер по стойке «смирно». Капитан-пилот, изображая строевой шаг, отдал рапорт подошедшему начальству во главе с Антоном Благовым. Получив разрешение, сделал шаг назад и влево, вполоборота повернулся и скомандовал «вольно». Ничего сверхъестественного, но подчеркнуто торжественно. Сковородникову показалось: и печально, словно прощаясь.
— Какое-то неприятное предчувствие… — не выдержал он напора чувств.
— Что такое? — живо откликнулся Ник Улин.
— Да как будто навсегда прощаются.
Квартарец смотрел на Сковородникова с неподдельным интересом. Поняв, что продолжать тот не намерен, сказал:
— При первой встрече с Медузами — экспедицией Илвина Ли, в Сумеречных Созвездиях — не удалось их как следует изучить. На то нашлось много причин, главная из которых — невозможность сверхсветового режима полета из-за тамошней сложной структуры гравитационных полей. А приблизиться к ним на обычной тяге не получилось вследствие скоропостижного свертывания работ экспедиции. По сути — бегства. Но здесь-то нам вроде бы ничего не грозит. Пока… не грозит. И запас времени у нас большой… наверное. Что, по вашему мнению, нам может помешать?
Алексей Сковородников понял, что от него ждут серьезного ответа.
— Не знаю, — смущенно пробормотал он. — У меня просто смутное ощущение, что с ними произойдет что-то нехорошее…
Что он мог сказать? После проделанных упражнений во время надпространственного прыжка он словно бы встал на твердую почву, обрел внутреннее душевное равновесие, казалось безвозвратно потерянное им после пробуждения от смертного сна. Много чего спонтанно возникало у него в мыслях как вполне разумеющееся, не требующее доказательств, но источник этой уверенности был ему неведом. И не находилось слов объяснить квартарцу свои переживания.
Смерив его долгим внимательным взглядом, Ник Улин сказал:
— Что ж, доживем — увидим. У меня, кстати, никаких предчувствий нет, и только разумом я понимаю, что вся наша экспедиция от начала до конца — одна большая афера.
Навсегда ли прощалась субэкспедиция, не навсегда ли, но маленькому летательному аппарату предстояло преодолеть расстояния, измеряемые миллиардами километров. В той, первой жизни Сковородникова подобное относили к разряду неумеренной фантазии. Здесь же было привычно, заурядно.
Руководство почтило отправляющихся рукопожатиями и объятиями. Напоследок Благов сказал несколько ободряющих слов, и «ягуар» отправился в полет. Когда он покидал стапели, Алексей Сковородников не почувствовал ни малейшего толчка, настолько велика была масса «Элеоноры». Да и гравитационные компенсаторы звездолета работали отлично.
Сразу после старта «ягуара» был отправлен автоматический зонт с обязывающим названием «Посол», предназначенный для установления первого контакта с Иным Разумом. Он был оснащен быстродействующими системами обработки данных и мощной приемопередаточной аппаратурой, работоспособной практически во всем электромагнитном спектре. Подобные космические станции, прокомментировал Ник Улин, используются со времен встречи с Инверторами для поддержания каналов связи. Тем самым появляется возможность все информационные потоки между звездолетом и Шаром пропускать через посредника.
Прошла команда «по местам, приготовиться к торможению». Сковородников вернулся в свою каюту, сел в кресло, включил информэкраны и приготовился к наблюдениям.
Все же первый момент торможения он пропустил. Только почувствовав небольшие встряски, по характерному зеленоватому излучению, появившемуся на экранах, понял, что И-двигатели работают в усиленном режиме.
Вроде бы не происходило ничего экстраординарного. Экипаж работал в привычном режиме. Сидеть в кресле показалось скучным, и от нечего делать Алексей Сковородников занялся чтением. Потом задремал. Дернувшись во сне, сконфуженно проснулся. На вечер — редкое исключение! — Ваном Лусонским не было назначено официального обеда. Поэтому вместе с Яфетом в положенное время сходил на ужин. Еще почитал перед ночным сном. Разделся, лег. Помечтал немного — и словно провалился в сладкое небытие.
