и она только поглаживает всё холодными пальцами,

сбрасывая слишком упорные листья с деревьев,

и подгоняя медленно прогуливающихся прохожих.

Она оборачивается на каблуках,

у Лисы тоже есть и сапоги и туфли,

и, даже, шапка зелёного цвета –

подарок от дальних родственников,

и чёрный плащ и куртка цвета мокрого асфальта.

А ещё у неё бывает настроение,

когда дети уже в детсаде и домой не хочется,

и ноги уводят куда– то вперёд.

И она оборачивается на каблуках,

чувствуя его взгляд,

хотя и понимает, что это ей только кажется.

И сделав оборот вокруг себя, будто танцуя,

она набирает его номер,

И тысячи километров стираются и она слышит:

«доброе утро, моя девочка».

Наверное, она улыбнётся, прочитав это с утра, и обязательно напишет что-то в ответ, а может, пришлёт интересное фото. И завяжется переписка, как обычно ни о чём и обо всём, и пролетят минуты, часы и вдруг, внезапно, наступит вечер, а это значит, ему идти домой, а ей, забирать дочку с детского сада и готовить ужин мужу. Обычная рутина, которая разбавляется, послеобеденными для него, и утренними для неё переписками друг с другом. В их безмолвные паузы, он иногда начинал по ней скучать, и, зная, что это взаимно, он несколько раз пытался написать что-то ёмкое и одновременно красивое. Но получалось всё не то, пока однажды она не сообщила ему, что решила себе купить дневник, в который будет записывать свои цели, а также отмечать дни, когда не курила, ну и так, особо важные моменты своей жизни. И тогда, почти сразу, слова сами себя и написали у него в телефоне.

Ты скучай,

как и я по тебе,

не до слёз,

а чуть– чуть,

что бы ночью

слова

не мешали уснуть.

Вспоминай обо мне,

пока ждёшь в феврале,

пока пишешь о чём-то

в своём дневнике,

пока дым сигарет,

греет губы зимой,

когда молча идёшь

по дороге домой,

когда чувства текут,

выливаясь за край,

не грусти,

просто тихо и нежно ,

скучай…

Он как обычно вскипятил воду, заварил пакетик с чаем, бросил в чашку два кубика сахара, достал пакет с печеньем, включил монитор. До первых лучей солнца ещё было как минимум часа два часа, а до начала рабочего дня – Алексей взглянул в правый нижний экран монитора – почти пятьдесят девять минут. Он надел наушники, включил плэйлист и открыл сообщения от Мэри.

…

На мой взгляд, тематические отношения, это как латинский танец. Откровенный, страстный, жаркий. Но только танец. Он не должен перерастать во что-то больше, иначе будет опошлен и растлён. Всегда должно оставаться «лёгкое чувство голода, когда выходишь из-за стола». Стоит немного переборщить и тут же начнётся коррозия ванильных отношений вперемешку с бытовухой. Чувство собственности, обыденность, взаимные претензии пятнами ржавчины начнут покрывать то, что светом озаряло эти отношения. Вначале пятна будут маленькие, но с каждым днём они будут расползаться, как чернильное пятно на бумаге. И в итоге не останется ничего, кроме этой темноты…

…

Потом она написала несколько слов, о том, что едет к МТП. А, затем, судя по времени отправления, шли сообщения уже после встречи с ним.

…

Я плакала, орала так, что голос сорвала! Рычала, скулила, брыкалась, молила о пощаде, кричала ЕЩЁ!!! А он связывал, привязывал стоя к крепежу на стене, распинал лёжа на диване, полуподвешивал за запястья и щиколотки. И всё это сопровождалось поркой.

И был страх! В этот раз он был жёстче и строже. Больше боли, меньше нежности. В прошлый раз за каждый «прогиб и топанье ногами» жалел. В этот раз, только давал время пропустить через себя и вернуться в изначальное положение!

А после всего были тёплые объятья и мои девичьи слезы и рыдания, было мурчание на его груди и мой заплакано-счастливый взгляд. Потом его голос, – ну куда ты опять вскакиваешь. Полежи, отдохни, непоседа! Был чай с мёдом и нежностью, а после разговоры о том, что было.

А вечером, я шла, вприпрыжку и пританцовывая под музыку в наушниках, до метро, а в памяти, сладко спящий и приятно утомлённый Он.

Я тихонько выскользнула из постели, привела себя в порядок и тихонько ушла (он так сладко спал, не хотелось это нарушать), но, конечно, оставив чулочки на спинке стула и свой запах на подушке.

…

Странно, но Алексей, ни разу не представлял то, как и что с ней происходило. Ему было приятно, что она делится с ним мыслями, эмоциями, советами, иногда проблемами. И это ни разу не напрягало. Он читал её не для возбуждения, нет, это походило на эпистолярный роман, в лучших его традициях, но не когда пишут любовники или разлучённые любящие сердца, а как переписка двух философов, находящихся на разных континентах. Один, где-то в дальнем краю, на лыжах, среди высоченных сосен, медленно идёт к своей избушке, чтобы там, под светом свечей прочитать очередные страницы от неё, той, которая сейчас, где-то совершенно в другой стороне, засыпает в метро, по пути на работу после бессонной, но яркой ночи. Эти письма для них были как другая жизнь, как окно, как книга, которую не ругаешь, а читаешь с неугасающим интересом и уважением ко всем героям и сюжетным поворотам.

…

Всё чаще возникает ощущение, что я в большей степени тематик, нежели обычный человек. Опять же постоянные соблазны. МТП недавно признался, что планирует выступления и со мной тоже, не в скором будущем конечно, но всё же. Всё это тянет меня постепенно «за грань», которую я себе поставила в самом начале познания темы. И это меня пугает, ведь если я поддамся этому искушению, вся моя обычная жизнь полетит к чертям, и всё чем я сейчас дорожу, станет не важным. Это становится не моим вторым я, а альтерэго. И оно начинает поглощать меня.

МТП, конечно, не прав в том, что соблазняет меня на это, зная, как это может отразиться на моей обычной жизни. Но его принципы гласят о том, что в жизни нужно довольствоваться именно тем, в чём ты нуждаешься и, что тебе нравится, а не тем, что диктует социум. Но это ли то, что я хочу? Может это всё его желания?

Вы писали, что это просто страх всё потерять и советовали жить сегодня и радоваться тому, что я имею на этот момент (а это не мало). А что будет потом, думать об этом завтра. И знаете, я, наверное, соглашусь. Для меня характерно – когда всё отлично, я начинаю думать, что это когда-то закончится и этим всё порчу.

Кстати, давно вам не писала – с добрым утром!

Почему-то сегодня утром грустно, но не от того что холодно, пасмурно и снег, который должен как месяц растаять, продолжает лежать, несмотря на конец марта – нет. Просто проснулся уже несчастным, раздавленным и забытым, и вот медленно плетёшься в ванную, включаешь свет, а там, смотря в зеркало, видишь старый, еле заметный и давно заросший шрам, чуть ниже сердца. Потом открываешь шкафчик над мойкой, берёшь опасную бритву, и острием, ведёшь вдоль этой бледной линии, добавляя новые углубления и очертания на коже, не замечая кровь, не чувствуя боли, и смотришь самому себе в глаза, соглашаясь с тем, что пока есть этот шрам, ты её не забудешь.