Мне очень хотелось ей объяснить, что мое существование слабо подходит под понятие жизни. Но это было бы слишком жестко, и я только ехидно фыркнула:

— А с чего ты взяла, что у меня никого нет?

— Это же видно. — Она, похоже, удивилась. — Когда у женщины есть мужчина, она выплескивает свою энергию вовне. А когда она одинока, вся энергия сосредотачивается в ней самой, в том, что она делает.

— Настя, прости за откровенный вопрос, но ты была когда-нибудь влюблена? — осторожно спросила я.

Я понимала, что маршрутка не лучшее место для таких разговоров, но упустить момент в ожидании подходящих декораций слишком легко. Мы сидели на отдельном двухместном сиденье и говорили тихо, поэтому шанс, что нас услышат другие пассажиры, был невелик. Но когда Настя на миг отвернулась к окну, мне показалось, что она обиделась на мою попытку вызвать из нее откровенность в общественном месте.

Не обиделась. Просто задумалась, как всегда, перед ответом на серьезный вопрос.

— Да, я любила, — наконец произнесла она, посмотрев мне в глаза.

Это еще одна ее особенность — отвечать на вопросы, глядя прямо в глаза собеседнику.

— У меня был замечательный любимый, — сказала Настя, — он очень хорошо ко мне относился. Долгое время.

— А сейчас? — спросила я.

— А сейчас у меня есть хороший поклонник, — ответила Настя.

— И что? — спросила я, начиная чувствовать себя идиоткой.

— Ну у тебе тоже есть хороший поклонник — Илья, — Настя чуть улыбнулась, — и, по-моему, это не играет никакой особенной роли в твоей жизни.

— Да, пожалуй, ты права, — я расслабилась и откинулась на спинку маршрутного диванчика, — просто в моей жизни сейчас есть вещи намного более важные.

— В том-то и дело! — Настя невольно повысила голос и тут же испуганно оглянулась, не смотрят ли на нас. — Мы просто так воспитаны — у нас в сознании сидит этот стереотип, что женщина не может жить без мужского внимания, как цветок без воды. Но тебе не кажется, что мы все-таки не растения? Мы сложнее, сильнее, многозначнее. Наше предназначение усложняется со временем, так же как законы жизни. Женщине дано намного больше, чем материнский инстинкт. Ей дана редкая способность: женщина в отличие от мужчины умеет любить беспредметно. Ты же понимаешь, о чем я? Женщина может обходиться без мужчины, но она никогда не сможет обойтись без любви. Вот в чем главная путаница, и вот чем нам всем заморочили головы. Любовь в жизни женщины не появляется одновременно с мужчиной. Она всегда живет в ней, как голос, как способность к деторождению. Она созревает вместе с нами. И мы замечаем ее, только когда она просыпается и сама напоминает о себе. Женщина одинока только тогда, когда не может найти применение своей любви…

— «Научилась любить, когда незачем жить», — пробормотала я.

— Что?

— Ничего, просто цитата из Арефьевой вспомнилась. Но ты продолжай…

— Женщина любит всегда. Это ее способность, ее свойство. Но оно часто мешает нам, и мы пытаемся подавить в себе эту способность или подменить ее так называемой любовью к работе. Но работу нельзя любить так же, как человека.

— Почему? — с искренним любопытством спросила я.

— Почему? — Настя недоуменно рассмеялась. — Это было бы так же нелепо, как если бы я тебе сказала: «Саша, я люблю тебя так же сильно, как творожное суфле!»

Мы обе рассмеялись так громко, что остальные пассажиры начали оглядываться.

Я задумалась о том, как на самом деле убого называть одним и тем же глаголом свое чувство к человеку, без которого жить не можешь, и слабость к творожному суфле.

— Я люблю, — серьезно сказала Настя, — люблю того незримого человека, который подходит ко мне вечером, когда я сижу за своим письменным столом, и кладет мне руки на плечи. Под его ладонями я распрямляюсь, потому что мне не хочется, чтобы он видел, какая я сутулая и усталая. Я люблю того человека, который сидит со мной за завтраком, ест мои жареные тосты и слушает новости по «Эхо Москвы». Я обсуждаю с ним свои идеи и советуюсь, какую вышивку сделать на воротнике новой блузки и на какой фильм сходить вечером в кино. Не знаю, как этот человек выглядит, да и не хочу знать. Когда он материализуется, я не разочаруюсь — он будет хорош любым. И брюнетом, и блондином я его приму и не буду любить меньше, даже если он окажется лысым и одноглазым. Понимаешь? — Она с надеждой вскинула на меня свои оленьи глаза.

Я понимала. Слишком долго сама жила с таким незримым любимым. Но я понимала и то, о чем Настя пока не подозревает. «Он» может никогда не материализоваться. Но я не стала говорить ей об этом: надежда и так слишком краткосрочное удовольствие.

Пишу в состоянии полусна, оседающего в голове вязким туманом из мыслей, тоски и нежелания. Часы грозятся скорым утром.

Я жду восьми часов, чтобы позвонить Настене и предупредить, что не приду на работу. Она скажет Иляне, что я заболела и тихо соплю в подушку. Наша Юная Начальница, разумеется, скрупулезно вычтет этот день из моей зарплаты, ну да черт с ней. Не могу, нет сил, чтобы двигаться куда-то дальше дивана.

Вчера наконец состоялось грандиозное и убийственное мероприятие под названием «День рождения Матвея»…

Состоялось.

Не думала, что оно настолько выбьет меня из колеи, по которой я тихонько дрейфую последний год.

Сейчас перелистала свои записи. Обнаружила строчку «в конце концов, ничего особенного от меня не требуется». Как же — не требуется!

Да, Матвей обещал мне неделю назад, что мое участие ограничится присутствием и наблюдением. Но обещания — вещь хрупкая, особенно в сильных мужских руках. Первый этап подготовки — звонки, поиск адресов и рассылку приглашений — он действительно взял на себя. Но в воскресенье выяснилось, что Матвей абсолютно не представляет, чем наполнять стол на такое количество человек, как разложить бутерброды на блюдах, чтобы это не напоминало столовую, из чего составить оптимальную подборку музыки, ну и прочие правила организации масштабных вечеринок.

Все это осталось на мою душу.

В течение всей недели Матвей каждый вечер звонил мне с очередной порцией вопросов.

— Слушай, — возбужденно кричал он в телефонную трубку, — а как ты считаешь, какой сыр лучше купить? Сколько сортов?! Ты что, Сашка, офонарела?! А кофе какой лучше?

Или в другой раз:

— Сашка, алло! Подскажи, где лучше стол накрыть — в столовой или в большой комнате? Да, у меня есть столовая. Почти настоящая. Как-как?! Степку снес между кухней и маленькой комнатой, сделал арку. Теперь называю это столовой.

В конце концов я не выдержала и потребовала привести меня на место действия пораньше, до прихода гостей. Дабы остался резерв времени эстетично нарезать сыр и предотвратить неправильную сервировку стола.

У меня был не слишком большой опыт по части устройства вечеринок, но мы с Лизой время от времени собирали на посиделки круг близких знакомых и подходили к делу со всей тщательностью. Во всяком случае, научились готовить десяток видов бутербродов и составлять музыкальную дорожку, которая не раздражает большинство присутствующих.

В воскресенье с одиннадцати утра я была уже у Матвея. Оцепив обстановку, предложила организовать застолье в так называемой столовой, а танцы и прочие возможные развлечения — в большой комнате. Затем занялась приготовлением бутербродов и начинки для фуршетных корзиночек, которые Матвей закупил оптом в супермаркете.

До этого дня я гостевала у Матвея пару раз, еще во времена студенчества. Трехкомнатная и довольно просторная квартира в «сталинке» осталась ему в наследство от бабушки, и он жил здесь со второго курса. С тех пор квартира изменилась довольно заметно. Возможно, сказалось присутствие Лизы, возможно — рост финансовых возможностей владельца.

Перепланировка, новые шелковые обои под орех, бумажный торшер в японском стиле, огромный телевизор. Глядя на широченный экран этого мини-кинотеатра, я почему-то сразу представила большеглазое лицо Лизы на фоне новостной студии. Перехватив мой взгляд, Матвей сказал: