Я мелкой злости в жизни не испытывал Я мелкой злости в жизни не испытывал, На мир смотрел светло, а потому Я ничему на свете не завидовал: Ни силе, ни богатству, ни уму. Не ревновал ни к радостному смеху (Я сам, коли захочется, – смеюсь), Ни к быстрому и громкому успеху (И сам всего хорошего добьюсь). Но вы пришли. И вот судите сами: Как ни смешно, но я признаюсь вам, Что с той поры, как повстречался с вами, Вдруг, как чудак, завидую вещам. Дверям, что вас впускают каждый вечер, Настольной лампе, сделанной под дуб, Платку, что обнимает ваши плечи, Стакану, что коснулся ваших губ. Вы усмехнетесь: дескать, очень странно, Вещь – только вещь! И я согласен. Да. Однако вещи с вами постоянно. А я – вдали. И в этом вся беда! А мне без вас неладно и тревожно: То снег, то солнце чувствую в крови. А мне без вас почти что невозможно. Ну хоть совсем на свете не живи! Я мелкой злости с детства не испытывал, На мир смотрел светло, а потому Я ничему на свете не завидовал: Ни славе, ни богатству, ни уму. Прошу вас: возвратите мне свободу! Пусть будет радость с песней пополам. Обидно ведь завидовать вещам, Когда ты человек и царь природы! 1968 Артисты
Кто выдумал, будто бы лгут артисты! Что в жизни порою ворчат и пьют, А вот на сцене трезвы и чисты, Бывают возвышенны и речисты. Артисты ни в чем не лгут! Не просто Пушкина иль Шекспира Они зажжены вдохновенным словом. Артисты на сцене и вправду Лиры, И вправду Гамлеты и Ратмиры, И впрямь Джульетты и Годуновы! Душа вселенной сродни лучистой, Где звезды разной величины. И вот на сцене в душе артиста Нередко ярчайшие зажжены. Тогда почему же ярчайшие, главные, Всю жизнь постоянно в них не горят? Но главные, так же как буквы заглавные, Не могут быть всюду или подряд. Никто же не требует от атлета Ходить со штангою на спине! И разве мы требуем от пилота Быть вечно в заоблачной вышине?! И кто артистов порой осудит За неприглаженные пути? Артисты тоже живые люди, А не архангелы во плоти! Герои были светлы, а все же Принц Гамлет умел и не воду пить… Да и Джульетта, коль надо, тоже, Исполнена светлой, сердечной дрожи, Могла сто нянек перехитрить. И если где-то в житейском мире Артисты спорят иль вина пьют, Средь вас без грима все те же Лиры, Марии, Гамлеты и Ратмиры, И вы им верьте. Они не лгут! 1968 Разные свойства Заяц труслив, но труслив оттого, Что вынужден жить в тревоге, Что нету могучих клыков у него, А все спасение – ноги. Волк жаден скорее всего потому, Что редко бывает сытым, А зол оттого, что, наверно, ему Не хочется быть убитым. Лисица хитрит и дурачит всех Тоже не без причины: Чуть зазевалась – и все! Твой мех Уже лежит в магазине. Щука жестоко собратьев жрет, Но сделайте мирными воды, Она кверху брюхом тотчас всплывет По всем законам природы. Меняет окраску хамелеон Бессовестно и умело. – Пусть буду двуличным, – решает он. — Зато абсолютно целым. Деревья глушат друг друга затем, Что жизни им нет без света, А в поле, где солнца хватает всем, Друг к другу полны привета. Змея премерзко среди травы Ползает, пресмыкается. Она б, может, встала, но ей, увы, Ноги не полагаются… Те – жизнь защищают. А эти – мех. Тот бьется за лучик света. А вот – человек. Он сильнее всех! Ему-то зачем все это? 1968 Отцы и дети Сегодня я слово хочу сказать Всем тем, кому золотых семнадцать, Кому окрыленных, веселых двадцать, Кому удивительных двадцать пять. По-моему, это пустой разговор, Когда утверждают, что есть на свете Какой-то нелепый извечный спор, В котором воюют отцы и дети. Пускай болтуны, что хотят, твердят, У нас же не две, а одна дорога, И я бы хотел вам, как старший брат, О ваших отцах рассказать немного. Когда веселитесь вы или даже Танцуете так, что дрожит звезда, Вам кто-то порой с осуждением скажет: – А мы не такими были тогда! Вы строгою меркою их не мерьте, Пускай. Ворчуны же всегда правы. Вы только, пожалуйста, им не верьте, — Мы были такими же, как и вы! Мы тоже считались порой пижонами И были горласты в своей правоте, А если не очень-то были модными, То просто возможности были не те. Когда ж танцевали мы или бузили, Да так, что срывалась с небес звезда, Мы тоже слышали иногда: – Нет, мы не такими когда-то были! Мы бурно дружили, мы жарко мечтали. И все же порою – чего скрывать! — Мы в парты девчонкам мышей совали, Дурили, скелетам усы рисовали, И нам, как и вам, в дневники писали: «Пусть явится в срочном порядке мать!» И все-таки в главном, большом, серьезном Мы шли не колеблясь, мы прямо шли, И в лихолетье свинцово-грозном Мы на экзамене самом сложном Не провалились, не подвели. Поверьте, это совсем не просто — Жить так, чтоб гордилась тобой страна, Когда тебе вовсе еще не по росту Шинель, оружие и война. Но шли ребята назло ветрам И умирали, не встретив зрелость, По рощам, балкам и по лесам, А было им столько же, сколько вам, И жить им, конечно, до слез хотелось. За вас, за мечты, за весну ваших снов Погибли ровесники ваши – солдаты: Мальчишки, не брившие даже усов, И не слыхавшие нежных слов, Еще не целованные девчата. Я знаю их, встретивших смерть в бою, Я вправе рассказывать вам об этом, Ведь сам я, лишь выживший чудом, стою Меж их темнотою и вашим светом. Но те, что погибли, и те, что пришли, Хотели, надеялись и мечтали, Чтоб вы, их наследники, в светлой дали Большое и звонкое счастье земли Надежно и прочно потом держали. Но быть хорошими – значит ли жить Стерильными ангелочками? Ни станцевать, ни спеть, ни сострить, Ни выпить пива, ни закурить, Короче: крахмально белея, быть Платочками-уголочками?! Кому это нужно и для чего? Не бойтесь шуметь нисколько. Резкими будете – ничего! И даже дерзкими – ничего! Вот бойтесь цинизма только. И суть не в новейшем покрое брюк, Не в платьях, порой кричащих, А в правде, а в честном пожатии рук И в ваших делах настоящих. Конечно, не дай только Бог, ребята, Но знаю я, если хлестнет гроза, Вы твердо посмотрите ей в глаза, Так же, как мы смотрели когда-то. И вы хулителям всех мастей Не верьте. Нет никакой на свете Нелепой «проблемы» отцов и детей, Есть близкие люди: отцы и дети! Идите ж навстречу ветрам событий, И пусть вам всю жизнь поют соловьи. Красивой мечты вам, друзья мои! Счастливых дорог и больших открытий! 1968 |
