Три друга От трех десяток много ли сиянья? Для ректора, возможно, ничего, Но для студента это состоянье, Тут вся почти стипендия его! Вот почему он пасмурный сидит. Как потерял? И сам не понимает. Теперь в карманах сквозняки гуляют, И целый длинный месяц впереди… Вдоль стен кровати строго друг за другом, А в центре стол. Конспекты. Блока том. И три дружка печальным полукругом Сидят и курят молча за столом. Один промолвил: – Надо, без сомненья, Тебе сейчас не горе горевать, А написать толково заявленье, Снести его в милицию и сдать. А там, кто надо, тотчас разберется, Необходимый розыск учинят. Глядишь, твоя пропажа и найдется, На свете все возможно, говорят! Второй вздохнул: – Бумаги, протоколы… Волынистое дело это, брат. Уж лучше обратиться в деканат. Пойти туда и жечь сердца глаголом. Ступай сейчас к начальству в кабинет. И не волнуйся, отказать не могут. Все будет точно: сделают, помогут, Еще спасибо скажешь за совет! А третий друг ни слова не сказал. Он снял с руки часы, пошел и продал. Он никаких советов не давал, А молча другу деньги отдал… 1964 Падает снег
Падает снег, падает снег — Тысячи белых ежат… А по дороге идет человек, И губы его дрожат. Мороз под шагами хрустит, как соль, Лицо человека – обида и боль. В зрачках два черных тревожных флажка Выбросила тоска. Измена? Мечты ли разбитой звон? Друг ли с подлой душой? Знает об этом только он Да кто-то еще другой. Случись катастрофа, пожар, беда — Звонки тишину встревожат. У нас милиция есть всегда И «Скорая помощь» тоже. А если просто: падает снег, И тормоза не визжат, А если просто идет человек И губы его дрожат? А если в глазах у него тоска — Два горьких черных флажка? Какие звонки и сигналы есть, Чтоб подали людям весть?! И разве тут может в расчет идти Какой-то там этикет, Удобно иль нет к нему подойти, Знаком ты с ним или нет? Падает снег, падает снег, По стеклам шуршит узорным. А сквозь метель идет человек, И снег ему кажется черным… И если встретишь его в пути, Пусть вздрогнет в душе звонок, Рванись к нему сквозь людской поток. Останови! Подойди! 1964 Персональный вопрос Погашены огни в учрежденье. Рабочий день окончен. Тишина. И лишь одной из комнат не до сна, В месткоме разбирают заявленье. О чем идет на заседанье речь? О том, что муж решил уйти к другой. И вот супруга требует пресечь Его ошибку и вернуть домой! И все сидят и честно заседают. Их ждут дела, им надо отдохнуть. А люди все решают и решают: Вернуть супруга или не вернуть? Кто прав и кто достоин осужденья? Судить не мне. И что мы можем знать? Но той, что написала заявленье, Мне все же очень хочется сказать: – Послушайте! Я тоже против зла. Я понимаю горечь и терзанье. Но можно ли интимные дела Вдруг выносить на людные собранья?! Да, я за коллектив и за местком. Мы без народа ничего не значим. Но все-таки сердечные задачи Решать, наверно, следует вдвоем. Припомните далекий запах лета, И то, как в омут падала звезда, И как вы целовались до рассвета… Ведь вам местком не нужен был тогда! Потом вы с ним решили поселиться, Ни у кого совета не спросив. И никакой на свете коллектив Не заседал: «Жениться – не жениться?» Так почему ж теперь на обсужденье Вы вынесли сердечные дела? Неужто вправду может заявленье Вернуть любовь, когда она ушла?! Проживши годы – расставаться страшно, Ломать родное, кровное, свое! Как быть с детьми? Бесспорно, это важно, Согласен с вами: дети – это все! Мы все отцы, и трудно ли представить, Но падать ниц нельзя. И, наконец, Уж если он детей решил оставить, То лучше деньги, чем такой отец! А как вам быть и как себя вести: Забыть иль вновь пойти к нему с приветом? Судить о том не нам. Пускай вам в этом Подскажет сердце верные пути. И что вам назиданья, порицанья, Ведь если счастье ставится ребром, Навряд ли вам помогут заседанья, — Дела любви решаются вдвоем! 1964 Сердитый критик Критик бранил стихи Лирического поэта. Громил и за то, и за это, За все земные грехи! Ругал с наслаждением, с чувством И, строчки рубя на лету, Назвал поцелуй распутством И пошлостью – простоту. Считая грубость традицией, Над всем глумясь свысока, Он подкреплял эрудицию Весомостью кулака. Сурово бранил издателей: – Зачем печатали? Кто? — И долго стыдил читателей За то, что любят не то. А надо любить усложненный, Новаторский, смелый стих, Где в ребра бьют электроны, Протоны и позитроны Вместо сердец живых. Стихи, где от грома и света Брызги летят из глаз… И где возле слова «планета» Смело стоит «унитаз»! И вывод был прост и ясен: «Мотайте себе на ус: Все те, кто со мной не согласен, Срочно меняйте вкус!» Окончив свой громкий опус, Из кабинетной тиши Критик отправился в отпуск И книгу взял для души. Стучали колеса скорые… А критик книгу читал, Не ту, расхвалил которую, А ту, какую ругал. 1964 |
