Мы с Алевтиной (гримером) вышли на улицу, чтобы сделать небольшой перерыв. Она курила, я просто дышала воздухом, подставляя лицо осеннему солнышку. Надо пользоваться каждым лучиком, пока солнце еще появляется в нашем городе. В прошлом году, по официальной статистике, в декабре оно светило всего восемьдесят четыре минуты. Меньше, чем полтора часа за весь декабрь!

Мы спокойно разговаривали, не обращая внимания на заходящих и выходящих людей. И вдруг услышали полный ненависти возглас:

– Вот эта тварь! Она еще и курит!

Мы с Алевтиной повернулись и увидели двух женщин, годящихся мне в матери. Они с ненавистью смотрели на меня, хотя я не курила, а просто стояла рядом.

– Это вы про кого? – спросила Алевтина ледяным тоном, она это умеет. Тут как раз вышли покурить еще два санитара и тоже вопросительно посмотрели на дам.

– Не про вас. Про нее, – одна из женщин показала на меня пальцем.

– Аня, кто это такие? – спросил меня один из санитаров.

– Понятия не имею, – ответила я. – Вижу их впервые в жизни. – Я посмотрела на дам. – Вы кто?

Дамы тем временем переглянулись.

– Вы здесь работаете? – спросила одна из них, но уже другим тоном.

– Да, – ответила я.

– Кем?

– Парикмахером.

– Но тут же…

– Я не работаю здесь постоянно. Это не требуется. Но меня приглашают, если есть соответствующий заказ.

– Вы делаете прически покойникам?

– Да.

– Женщины, в чем дело? – встрял санитар. – То вы оскорбляете Аню, то вы ее допрашиваете. Что вам нужно?

– Как вас зовут? – спросила одна из женщин у меня вместо ответа санитару.

Я ответила, хотя мое имя здесь уже звучало, и не один раз за последние десять минут. И я уже подозревала, что меня перепутали с Яной, о чем я и сказала вслух.

– Простите нас! – воскликнули они обе почти хором, прижимая руки к груди. – Мы на самом деле решили, что вы – это…

– Моя сестрица, которая опять кому-то сделала гадость.

Одна из дам уточнила, в каких я отношениях с сестрой. Я пояснила вкратце. Дамы заулыбались. Алевтина рядом со мной хмыкнула и сказала мне, что пошла работать. Санитары тоже вскоре удалились.

– Что еще устроила моя сестра? – вежливо спросила я у дам.

– Анечка, а мы можем с вами…

– …сходить выпить кофе? – закончила фразу вторая.

– Только нам тут нужно закончить дела…

Я сказала, что освобожусь через полтора часа, и продиктовала дамам свой номер телефона, а также показала, из какой двери выйду. Мне было интересно, чем им так не угодила Яночка!

Мы устроились в небольшой приятной кофейне, дамы еще раз извинились и сказали, что теперь точно видят, что я – не Яна. Да, похожа, но у меня совсем другое выражение лица, и глаза смотрят по-другому. И у меня совсем иная прическа. У Яны длинные волосы («Как у нашей мамы и двух бабушек», – добавила я про себя). На работе она делает «ракушку», а вне работы часто ходит с распущенными (они у нее до талии). У меня самой волосы чуть ниже плеч, на работе я делаю хвостик, потому что распущенные мешают, а в торжественных случаях распускаю их и профессионально укладываю «в беспорядке». Но такой «беспорядок» требует немалых усилий. Масса моих клиенток тоже любят «беспорядок».

И стиль одежды у нас разный. Яна всегда обожала каблуки. А я их не ношу – я же много времени провожу на ногах и сажусь при первой же возможности. Работаю я в тапочках и по улице хожу в обуви без каблуков, и в обуви на каблуках мне машину водить неудобно. Яна же, насколько я помнила, всегда любила изображать из себя деловую женщину и одевалась соответствующим образом. А я одеваюсь так, как мне удобно. Яна никогда не наденет простую футболку со смешным зайцем из секонд-хенда и рваные джинсы, а я люблю ходить по таким магазинам, и не только из-за дешевизны, а потому, что там можно откопать классные вещи. Яна же носит все только новое, дорогое и модное.

Несколько человек спрашивали у меня, почему я не сделаю татуировку на видном месте. Я никогда не хотела иметь татуировку, в особенности на лице. Я никогда не хотела портить свое тело. Хоть сейчас немало очень модных парикмахеров и стилистов с татуировками – и у нас, и на Западе. Некоторые сами признавались, что сделали татуировки на лице, чтобы их запомнили и сразу же узнавали. Но у меня другая клиентура. Татуировка на лице может отпугнуть клиенток, с которыми мне нравится работать.

Одна из женщин, с которыми я встретилась у морга, оказалась матерью погибшего Славы Рукомойникова, вторая – ее ближайшей подругой. Я сказала, что знаю о том, что Яна попала в аварию вместе с молодым человеком и сейчас находится в больнице. Правда, не знаю, в каком состоянии. Я ее не навещала и не собираюсь.

– Ваша сестра, Аня, убила моего мальчика, – на глаза Славиной матери навернулись слезы. – Она была за рулем.

– Вы это точно знаете? Я знаю, что ее нашли…

Я не стала говорить, что сама все видела.

– У Славы была сломана рука, и опять благодаря вашей сестре – во время предыдущей аварии, в которую она попала. Он не мог вести машину – рука не сгибалась. Но нашли его без гипса.

– Но перелом же никуда не делся! – воскликнула я. – И эксперты во время патологоанатомического исследования должны были определить, получен перелом только что или какое-то время назад. Здесь работают хорошие специалисты.

– Да, мы знаем. И мы уже говорили со следователем. Мы ему все рассказали про Яну. Камеры видеонаблюдения в городе показали, что за рулем Славиной машины сидела Яна. Свою машину она разбила. Очередную машину. Поразительно, что у нее никогда не было никаких серьезных травм!

Я этому тоже поражалась, но промолчала. Дамы высказали предположение про связь с нечистой силой. Я это никак не прокомментировала, но такие мысли у меня, признаться, тоже появлялись. Столько аварий, про которые даже я знаю, – и практически никаких следов! И прав Янку вроде ни разу не лишали. Хотя тут, конечно, папа мог подсуетиться со своими связями.

Дамы сообщили, что вплоть до последней видеокамеры, которая «взяла» машину Славы, за рулем сидела женщина. Как я знала от Андрея, камер не было в месте аварии – они не установлены в области так часто, как в городе. Но у следствия были все основания считать, что виновницей аварии является Яна.

– Нам это очень нужно доказать, – сказала мать Славы. – У нас хотят отобрать квартиру.

– Кто?!

– В аварии погибла пожилая пара. Их дети. А потом, Славин банк.

Желание детей погибших мне было понятно, хотя таким образом они все равно не вернут родителей, но при чем тут банк?

Оказалось, что у каких-то заемщиков начались проблемы. Слава, как я уже знала, возглавлял кредитный отдел. В банке начали выяснять, кто принимал решение о выдаче кредитов, как принимал, откуда взялись эти клиенты.

– Принимал Слава? – уточнила я.

– Не знаю, – ответила его мать. – Вообще ничего про их «кухню» не знаю. Но подозреваю, что все хотят повесить на Славу, потому что он мертв. Наверное, в банке на самом деле есть проблемы. Вы не могли не слышать, сколько банков лишились лицензий. И всегда есть клиенты, которые кредит не возвращают. Вроде определенный процент невозврата как-то закладывается в стоимость кредитов. Всех кредитов. Ну не идиоты же в банках сидят. Должны понимать, что сто процентов клиентов не вернут сто процентов денег, и еще с процентами.

– Я понимаю, что вам нужно доказать невиновность Славы в аварии для детей погибшей пары и для родственников погибшей женщины, если еще и они предъявят вам претензии. Но что даст невиновность Славы в аварии для банка, если они хотят сделать его козлом отпущения?

Мама Славы пожала плечами и снова заплакала. Ее подруга пояснила, что Слава с мамой и младшим братом жили в большой квартире, купленной Славой. Свою старую они продали, деньги пошли на покупку новой в элитном комплексе – она назвала в каком. Я подумала, что, к счастью, у женщины есть еще один ребенок. Квартира полностью оплачена, долгов по ней нет. Оформлена она на Славу, мать и младший брат собственниками не являются, только прописаны в ней. Никаких предыдущих собственников появиться не может, потому что дом новый.