Это было то, что хотел слышать Анри. Дело оставалось за малым – узнать у отца, приведет ли эта новость к другой.

– И что? – нетерпеливо и пылко воскликнул он, незаметно для себя забарабанив пальцами по перилам.

Эдвин набрал побольше воздуха и выдал все разом.

– Они готовы принять тебя по достижении 15 лет, если ты окончишь экстерном свое обучение в школе и твои результаты будут соответствовать требованиям. Он передал слова какого-то важного человека..не запомнил в волнении имя..о том, что эти слова мог написать только истинный талант, он говорит что даже просто по твоим письмам что-то увидел в тебе, хотя обычно не позволяет себе такого..и если ты не обманешь их предположения, ты можешь попытаться стать их студентом уже через три года. Тебе не нужно ждать восемнадцати.

Эдвин умолк. На лице Анри играла ясная улыбка. Сбывалось то, что он осознавал в своей голове.

– Это же меняет все, то есть определяет все будущее..и оно наступит уже так скоро. О, сынок, я и мама так хотим больше знать о тебе..И мы конечно гордимся тобой, я не знаю как передать то, что я сейчас чувствую, словами.

Анри понимающе кивнул. Молча, но попытавшись вместить в это движение всю свою искреннюю признательность к отцу. Эдвин все понял, и вновь вернулся в кресло, чтобы еще раз вспомнить этот телефонный разговор, в то время как Анри уже был у себя.

Это бы их первый хотя бы немного откровенный разговор в последние месяцы. Тот, что на секунду приподнял завесу общей тайны, которая всегда ассоциировалась с Анри и его необычностью. Что ж, неслось в голове у Эдвина, это начинает

проявляться в действительности, и как масштабно! Он был горд и счастлив, и не только от новости, что его сын талантлив для кого-то ещё – в этом он не сомневался никогда, – а от того, что Анри ясно дал ему понять, как он дорожит ими. И пусть разговор о чувствах к друг другу прошелся только по поверхностям, но Эдвин действительно был счастлив.

Ему хотелось праздновать, и он поспешил навстречу Джоан, которая, как он знал, днем уехала по делам. Поскольку ему не терпелось с ней поделиться, он встречал ее у дороги, продолжая осмысливать новости, взбудоражившие тихую домашнюю атмосферу, и теребя край клетчатой красной рубашки. Наконец он заметил вдали силуэт машины, и замахав рукой, побежал к открывшемуся окну , откуда выглянуло удивленное лицо Джоан. Торопливо передавая ей суть, со стороны они выглядели странной парой, которая после сбивчивого разговора с жестикуляцией начала радостно обнимать друг друга.

Решено было испечь самый лучший торт и праздновать. Джоан несколько раз незаметно для остальных касалась уголка глаз, и позволяла себе чуть чаще чем обычно поглаживать сына по его кудрявой ангельской голове. Никто никогда из этих мест, сколько они себя помнили, не учится в том самом университете. Но никто никогда и не был таким как Анри.

Вечер был необычайно нежным, словно присыпан какой-то тихой благодатью и вновь проснувшейся связью и близостью между ними троими. Когда Анри ушел в свою комнату, пожелав им спокойной ночи, его родители еще долго сидели у огня, тихо переговариваясь, вспоминая моменты детства сына. И не говоря друг с другом об этом, они знали, что у каждого из них сжималось сердце еще и по той причине, что всего три года осталось до того момента, как Анри попытается навсегда покинуть этот дом, и они были уверены, что у него получится. «Три года», – мысленно произнес каждый, и вместив после него вздох с разными оттенками чувств, они начали принимать эту новую для них реальность.

Несмотря на то, что местность, в которой находился их дом, была весьма живописной для тех ценителей и душ, которые таяли от красоты сухих североамериканских пейзажей, Анри то и дело возвращалась в голову мысль о том, что ему следует посетить одно особое место, где он еще не был: особенное место, особенный изгиб реки. Он сам не знал, почему его так настойчиво туда звало сердце. Чтобы добраться туда, нужно было проехать по старым изрытым дорогам около трех часов, и это не представлялась возможным для него, будучи ребенком, хотя позже он однажды заставил ахнуть семью, улизнув из дома в надежде повторить опыт. Когда он представлял, как река спокойно и бесшумно обходит гору, он представлял, что его мысли так же завершают свои циклы, и иногда ему удавались эти уловки.

Поэтому когда родители осведомились у него, есть ли у него какое-то особое пожелание в связи с тем, что приближает его день рождения, он знал что ответить.

– Поехать в каньон на два дня, и чтобы там у меня была возможность посмотреть в одиночку все, что мне захочется. И в это уравнение я не включаю ваши переживания о том, чтобы я ненароком не сорвался со скалы, – мягко добавил он.

Джоан подавила волнение на лице – она не любила случаи потенциальной опасности для кого-то из ее семьи – но мужественно согласилась. Анри не мог дать им точный

ответ на то, почему он пожелал этого. В итоге он в очередной раз просто отказался это анализировать, так как понимал, что это желание настойчиво стучится к нему изнутри, и с готовностью уступил ему. К тому же, его самого безумно интересовало, что же особенного может принести этот опыт. Он бывал в каньонах раньше, но именно там – никогда. И подкову реки ему предстояло тоже увидеть впервые. Что-то говорило ему, что, возможно, он получит какие-то ответы, хотя его разум, внутренне почувствовав опасность разотождествления, саркастически иронизировал и шипел о том, что вместо ответов Анри получит только новые вопросы.

Утром в день рождения Анри открыл глаза и в голове вспыхнули мысли о том, что сегодня день обещает особую новизну. Спускаясь по лестнице, он знал, что как всегда бывало, родители будут ждать его внизу с широкими улыбками.

– С днем рождения! – разом закричали они, задудев в язычки.

«Надели колпаки, надо же, как и всякий раз» – отметил Анри.

– Тебе уже тринадцать! – произнесла Джоан с некоторым колебанием в голове, – Я видела этот взгляд на нас в колпаках и со свистками, но я заявляю тебе – мы не перестанем!

– Хорошо, мама! Это всегда очень забавно, – подбодрил родителей Анри, искренне чувствуя это.

Они позавтракали традиционными блинчиками, и собрав все необходимое, загрузились в машину. Джоан втискивала в багажник круглую коробку с пирогом. Анри упаковал себя в походные штаны и толстовку с капюшоном – самый что ни на есть типичный образ американского тинейджера, но его изначальная необыкновенность кричала ярче камуфляжа. Он попробовал заслонить ее темными очками, но они только придали ему еще больше привлекательности, и наконец, он оставил попытки скрыть себя от кого бы то ни было, как часто поступал, выезжая за пределы города. День был теплым, и три часа езды по дороге на частоте любимой радиостанции пролетели незаметно. По пути Эдвин с Джоан активно обсуждали, какие особенные путевые точки можно посетить внутри национального парка, Анри кивал, зная, что интуитивно отыщет самые важные из них. Кемпинг им понравился, но как только родители начали выносить вещи из машины, мальчик объявил им, что отправляется побродить по каньону немедленно.

Они справились с замешательством и все же кивнули, однако выдвинули просьбы.

– Стемнеет довольно рано, сейчас уже скоро обед. Ты должен вернуться к сумеркам, –

сказал Эдвин, – И смотри на указатели.

– Я помню, что мы обещали тебе, но мы не сможем провести здесь ночь, вглядываясь в темноту и высматривая тебя. Гадая где ты. Это больше того, о чем ты вправе просить нас, – негромко добавила Джоан.

– Все в порядке – ответил Анри – Я думаю, мне хватит времени, чтобы все успеть. Я сам тоже буду в порядке. Вернусь целым и невредимым.

Твердо сказанные слова успокоили их. Он умел так делать, и всегда выполнял обещания.

– Что именно наш сын планирует успеть здесь? – позже спросила Джоан у Эдвина, но больше обращаясь не к нему, а куда-то вовне.