Важнейшей задачей легитимизации власти новой правящей династии стало установление непрерывности кровно-родственных связей Романовых с предшествовавшими им русскими князьями и царями. В «Истории о царях и великих князьях земли Русской», написанной в конце 60-х годов дьяком Федором Грибоедовым, особо подчеркивалось, что царь Михаил Романов приходился внучатым племянником первой жены Ивана Грозного Анастасии Романовой, а Иван IV Грозный на этом основании объявлялся «прадедом» царя Алексея Михайловича. На династию Романовых, таким образом, распространялась концепция Степенной книги периода правления Ивана Грозного, которая вела династическую линию русских князей и царей от князя Владимира Святославовича, «сродника Августа, кесаря Римского»70 Декларирование данной преемственности было особенно важно в условиях длительного непризнания легитимного характера власти Романовых со стороны Польши и ряда других государств Европы. Еще более возрастало значение такого рода трактовок после 1654 г., когда по решению Переяславской Рады и Земского собора в Москве произошло воссоединение разделенного русского народа (в советской историографии впоследствии был создан миф о якобы произошедшем воссоединении никогда не существовавшей Украины с Россией), часть которого на юго-западе Русской земли оказалась на время под властью Польши.
Монарх олицетворял единство народа, связь всех периодов в истории Российского государства, позиционировался в качестве помазанника, то есть получившего власть от Самого Бога. Церемонии возвеличивания власти монарха становились все более пышными и продолжительными. Выходы царя в церковь, различные праздничные торжества, приемы иностранных послов постепенно перерастали в общегосударственные мероприятия с большим количеством участников. Кроме боярской аристократии и верхушки служилых людей в них принимали участие и так называемые «черносотенцы», представители крестьянского и посадского населения, не являвшиеся крепостными и не находившиеся на государственной службе. Все это делалось в целях достижения максимального пропагандистского эффекта и призвано было показать не только могущество русского царя, но и поддержку народом власти своего монарха. Это было тем более важно на фоне процессов, разворачивавшихся в Англии, направленных на ограничение власти монарха парламентом, а также народных волнений в самой России. Особенно торжественными были выходы царя в период правления Алексея Михайловича Романова. Монарх появлялся в шитой золотом одежде, украшенной драгоценными камнями. Царская одежда была неимоверно тяжелой. Ее вес усугублялся висевшим на груди массивным крестом, нагрудными цепями из золота. Восседая на троне, самодержец держал в правой руке скипетр – царский жезл, а в левой – увенчанную крестом державу – «царского чину яблоко золотое». Вес одной только державы XVII в., хранящейся в Оружейной палате кремля, составляет более 3 килограммов. Царя окружали бояре, разные придворные чины и так называемые рынды – отроки знатных фамилий, облаченные в белые кафтаны, украшенные золотыми нагрудными цепями, в красивых высоких шапках. Они держали позолоченные топорики чеканы, положив их на правое плечо лезвием вперед. Всех иноземцев, посещавших царский двор и принимавших участие в дворцовых мероприятиях, поражало его великолепие. Английский посол граф Говарт Карлейль так описывал свои впечатления от посещения двора: «Двор московского государя так красив и держится в таком порядке, что едва ли найдется хоть один из всех христианских монархов, который превосходил бы в этом московского. Все сосредотачивается около двора. Подданные, пораженные его блеском, приучаются благоговеть перед ним…».71 Можно говорить о том, что именно на этапе раннего абсолютизма сакрализация власти и соответствующая этому ее положению атрибутика достигли наивысших пределов.
К XVII в. относится и появление законодательства, призванного максимально обезопасить династию и личность самого монарха, его резиденцию от разного рода посягательств и угроз. В Соборном Уложении 1649 года верховной власти посвящались две специальные главы: глава вторая – «О государьской чести, и как его государьское здоровье оберегать», состоящая из 22 статей и глава третья – «О государеве дворе, чтоб на государеве дворе ни от кого никакова бесчинства и брани не было», включавшая 9 статей. Законодательство отождествляло преступления против государства и против личности монарха. И то и другое подводилось под одно понятие «государево слово и дело». Так вторая статья второй главы гласила: «Также будет кто при державе царского величества, хотя Московским государством завладеть и государем быть и для того своего злого умышления начать рать сбирать, или кто царьского величества с недруги учнет дружитца, и советными грамотами ссылатца, и помочь им всячески чинить, чтобы тем государевым недругам, по его ссылке, Московским государством завладеть, или какое дурно учинить, и про то на него кто известит, и по тому извету сыщетца про то его измену допряма, и такова изменника по тому же казнить смертию». Вводилось особое понятие «чести государева двора». За оскорбление кого-либо действием или словом в присутствии государя также следовало строгое наказание.72 Все эти акты, кроме сугубо утилитарной функции охраны правящей династии, подчеркивали исключительность царя и царского дома, несли идею о неприкосновенности самодержавной власти, декларировали исключительную заботу государства о верховном правителе, а значит несли совершенно определенную не только правовую, но и идеологическую функцию.
По мере укрепления российской государственности формируется и новое геополитическое видение пределов власти российского монарха. Она начинает приобретать поистине вселенские масштабы. В письме к князю Г.Г. Ромодановскому царь Алексей Михайлович писал: «бог…благословил и передал нам, государю, правити и разсуждати люди своя на востоке, и на западе, и на юге, и на севере в правду, и мы божия дела наши, государевы, на всех странах полагаем, смотря по человеку…».73 Это была по сути формулировка геополитической концепции, даже более амбициозной, чем выработанная в предшествующую эпоху, тем более, что она стремительно наполнялась новым конкретным содержанием. В числе важнейших перспективных задач государства были: освоение Сибири, противодействие церковной унией на Украине. Предстояла борьба с протестантской Швецией за Восточную Прибалтику, с католической Речью Посполитой за юго-западные русские земли, с исламской Османской империей за северное Причерноморье и Крым, а затем и за освобождение от турецкого ига православных народов Балканского полуострова. Многие из этих задач будут решаться в петровскую и последующие эпохи, но их понимание пришло уже во второй половине XVII века и тогда же были сделаны первые шаги по их идеологическому обоснованию.
После заключения в 1667 г. Андрусовского перемирия и признания поляками власти московского царя на Левобережной Украине на повестку дня в качестве важнейшей практической внешнеполитической задачи встал вопрос о воссоединении разрозненных ветвей русского народа – малороссов, белорусов и великороссов под скипетром Московского царя. В 1674 г. появилось первое издание «Синопсиса» – исторического сочинения, авторство которого приписывается настоятелю Киево-Печерского монастыря Иннокентию Гизелю. В этом сочинении проводилась мысль об исторической общности славянских народов и обосновывалась важность их объединения. Эта же идея нашла свое отражение в описании большой государственной печати и формулировке титула царя Алексея Михайловича, который позиционировался теперь не только как «Великий государь, царь и великий князь всея Руси самодержец», но и как «Великие и Малые и Белые России самодержец».74
Все эти новые геополитические реалии требовали повышения роли православной церкви и ее закрепления, более полного использования ее потенциала для решения текущих и перспективных внешнеполитических задач. Государству необходима была не только поддержка православной церкви как носителя духовных ценностей, но и усиление ее влияния на православных людей, проживавших за пределами российского государства. Для этого Церкви необходимо было использовать в своей богослужебной практике единые для всего православного мира обряды и каноны, на основе существующих на православном востоке. И шаги в этом направлении были сделаны патриархом Никоном в тесном сотрудничестве с царем Алексеем Михайловичем. Все эти нововведения являлись средством для достижения поставленной цели. Россия должна была уже не символически, а реально превратиться для всех истинных христиан, то есть православных, верующих в новую «землю обетованную», в новую Палестину. Тем более, что настоящая Палестина находилась в тот период в составе Османской империи, то есть «неверных» мусульман. Именно поэтому, недалеко от Москвы было начато строительство Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, был насыпан холм, изображавший гору Сион, а речка Истра стала новым Иорданом. Возросшие ресурсы государства позволяют начать возведение грандиозного храмового комплекса, дублирующего святыни Палестины. Теория «Москва – третий Рим» и образ Святой Руси получили новый импульс, обрели вполне реальное, международные очертания, поскольку открывали путь к обретению Московской патриархией титула Вселенской. Важнейшая идеологическая направленность всех этих мероприятий вполне очевидна, поскольку служила интересам укрепляющегося российского государства и мирового православия.
