- Так с помолвкой, Валерия Георгиевна, - удивленно ответила бригадир третьего цеха. – Давно пора!

Валерия Георгиевна поблагодарила и еще через пять минут рассерженно шептала в лицо Арише:

- Ты с ума сошла? Какая помолвка?!

- Обыкновенная! – невозмутимо пробасила подруга, а по совместительству секретарь-референт.

- Нет никакой помолвки!

- Как это нет! Ты мне вчера что говорила? Врунью-то из меня не делай, Лерыч!

- Нет никакой помолвки! Он предложил. Я думаю. Ариша, я думаю!!! – бушевала Лера.

В ее исполнении это был сосредоточенный выговор негромким размеренным голосом.

- Да чего тут думать-то? Мы же вчера обо всем договорились, бестолочь! – громыхнула Арина.

- Я с тобой ни о чем не договаривалась! – нахмурилась Лера.

- Та тебе пока пенделя не дашь, ты вообще ни на что не решишься!

- Спасибо за пендель! – сказала Лера. – Объяви, пожалуйста, по коллективу, что прием поздравлений временно прекращен.

И вышла из приемной.

Аришино объявление, было оно или не было, все равно не смогло бы предотвратить надвигающуюся катастрофу. И если до конца четверга Лера вынуждена была продолжать выслушивать сотрудников, желавших ей всего наилучшего в предполагаемом браке. То уже в пятницу утром ее вызвал на ковер шеф – Ростислав Юрьевич.

- Здравствуйте! – напустив безмятежный вид, сказала Лера и прошла в кабинет начальника.

Тот стоял у окна, сунув руки в карманы. Едва услышав ее голос, развернулся корпусом к ней и гаркнул:

- Присаживайтесь!

«Слушаюсь и повинуюсь», - подумала Лера и присела на стул у конференц-стола.

- Насколько вы тверды в своем намерении увольняться? – Ростислав Юрьевич всегда бросался с места в карьер.

Лера кашлянула и воззрилась на шефа.

- Я… На меня поступают жалобы?

- Разумеется, из-за жалоб вас премировали в прошлом месяце. Валерия Георгиевна, давайте не будем вилять. Вам это никогда не было свойственно, мне – тем более. Из достоверного источника мне известно, что вы намерены в скором времени писать заявление об уходе. Нашли что-то получше? Сколько вам там предлагают?

- Что получше? Где? Ростислав Юрьевич, - проговорила Лера, - я ничего понимаю.

- В этом вашем Харькове, где! Я уже пробил, что вам прочат должность начальника отдела кадров в Харьковском строительном союзе!

Все неожиданно прояснилось. Лера подавила улыбку и сказала:

- Вы осведомлены лучше меня, Ростислав Юрьевич. Но, если вы не против, я пока не стану увольняться.

- Бросьте! Хотите повышения – будет вам повышение. Месяц подождите. Сауляк в декрет уходит, место зама освободится.

- Спасибо, Ростислав Юрьевич.

- Что «спасибо»? Ну вот что «спасибо»?! Хоть бы пришли посоветоваться, а то все на тихую! Мало мне увольнения Синицына, еще и вы!

- А я не увольняюсь, - улыбнулась Лера.

Некоторое время Ростислав Юрьевич помолчал, задумчиво рассматривая подчиненную. Потом деловито выдал:

- Ну и замётано! Через месяц вы у меня. С заявлением на перевод. Завизирую.

Лера кивнула и быстренько ретировалась из кабинета начальства. Пробежала мимо Ариши, кивнув и показав ей язык, а влетев к себе – без сил упала на стул.

Сумасшествие, творившее вокруг, отразилось на пятничном вечере, который, в отличие от обычных, был нервным.

Лера постоянно порывалась что-то делать и бросала, едва начав. В конце концов, она включила себе би-би-сишный «Холодный дом», под бесчисленные серии которого благополучно заснула. Впервые с прошлого воскресенья спокойным сном.

Суббота с ярким солнцем и теплой погодой могла бы стать идеальной, если бы в середине дня не раздался звонок. Единственный, которого она не ждала. Что, собственно, было обманом самой себя в течение всей недели.

На экране радостно и напористо светился номер Кирилла Вересова.

- Привет! – сказала Лера в трубку, приняв входящий звонок.

- Привет! – раздался его бархатный голос, перекрикивающий работавший на заднем плане телевизор. – Не мешаю?

- Ну как тебе сказать… Мистер Дарси объясняется в своих врожденных комплексах, если тебе это о чем-то говорит, - улыбнулась Лера.

- Который Колин Ферт? – хмыкнул Кир.

- Типа того.

Заряд энергии у Леры закончился. Вересов тоже не нашелся, что ответить. Зато из телевизионного фона громко заорало:

- К черту драму! Слушай маму! Мамаааааааа умней!

- Пошли завтра гулять? – выпалил Кирилл.

- Ку… куда?

- Не знаю… Просто гулять… Погода, вроде…

- Ничего, - продолжила Лера и пробормотала: – Я… ну… давай.

- Ага… Тогда завтра? Во сколько? Ну, чтобы тебе удобно… Ты же будешь свободна? – запоздало спросил он.

Первой мыслью было отказаться. Зачем снова…

- Да, буду, - ответила она вопреки здравому смыслу. – Давай в обед. Где?

- Могу за тобой заехать… Обед у тебя в котором часу? В час? В два? Вообще, я и в одиннадцать могу…

- Давай в час в «Скворечнике», - быстро проговорила Лера.

- Идет, - почти с облегчением выдал он, пока на заднем плане раздавалось: «Мамочка поймёт, мамочка утешит! Безопасно только с ней!» - Я буду тебя ждать!

- До встречи, - сказала Лера и отключилась.

- До встречи, - Кирилл уныло посмотрел на погасший экран.

Из телевизора продолжала вопить матушка Готель. Машка, высунув язык, усердно рисовала. Надолго ли ее хватит, Вересов не знал. Это были первые двадцать минут относительной тишины за день.

Суббота приключилась бешеная, что, по сути, явилось всего лишь итогом бешеной недели. Особенно второй ее половины.

В понедельник-вторник всего-то торчал на работе, что называется, гоняя балду. Периодически мысли его, ввиду бездеятельности, сваливались в глубокий анализ странного воскресного дня накануне.

Митрофанушка. Честно говоря, из головы не шла. Засела прочно.

Он не понимал! Он искренно не понимал, что она за ребус такой! И чем так зацепила, что, если он о чем и в состоянии думать, так о том, как этот орешек с толстой скорлупой расколоть. Правда, нафига оно ему надо, он тоже не имел представления. Наверное, только потому и не перезванивал ей больше. Пытался убедить себя в том, что на свете хватает и более покладистых барышень для скрашивания досуга.

В конце концов, если разобраться, девять лет не вспоминал. В голове не держал, что есть где-то на свете такая девочка, которая когда-то там была в него влюблена. Даже воспоминания о Кудиновой были более четкими – все-таки первый сексуальный опыт.

Впрочем, о последней лучше и не вспоминать.

Та иногда названивала после выпускного, но у Вересова и других впечатлений хватало, потому благополучно игнорировал.

Так за каким чертом теперь Митрофанушку вспоминать?

Нет, он помнил ее. Нескладная, угловатая, слишком худая. Правда, мордашка всегда была вполне ничего себе. Еще у нее в наличии имелись мозги, что не редкость в их экспериментальном «Б» классе, и умение ими пользоваться – а вот это уже диковинка. Но это умение не распространялось на то, что касалось Вересова.

Нравилась она ему тогда?

Ну… справедливости ради, чисто по-человечески нравилась. Наверное, потому и не таскал ее, как Кудинову, по подсобкам. Какое-то представление о порядочности в нем все-таки было. Но ее к нему слабостью пользовался и того не стыдился – само в руки плыло.

И если в пятничный вечер эта почти незнакомая теперь уже девушка его заинтриговала – была в нем азартность, была – то в воскресенье озадачила. Дурацкая недосказанность заставляла его раз за разом прокручивать их разговоры и ее поведение. Да и свое тоже – чего уж скрывать. И бить себя по рукам, чтобы не набирать Митрофанушкин номер.

В офисе он старался задерживаться допоздна, дома отговаривался тем, что у него работы валом – впрочем, никто особенно и не интересовался. Некогда им там было интересоваться. Если бы Кирилл вникал, то заметил бы, что в доме царит необычная атмосфера – Марина ныкалась по углам и на глаза не показывалась, зато по всем комнатам были разбросаны исписанные блокнотные листы. Тем не менее, все в доме ходили на цыпочках.