- Кофе будешь? – послышался его голос из кухни.

Появившийся здесь же Краевский, подошел к столу, бухнулся на стул и хрипловатым голосом невнятно согласился:

- Буду.

- И голову свою дебильную под холодный душ будешь! – сказал Соснов, по-хозяйски распоряжаясь у плиты.

- Буду, - снова кивнул Краевский и, пошатываясь, поднял свой зад и вскоре исчез из поля зрения. Зато в ванной зашумела вода.

Когда он вновь появился на кухне, ароматно закипал кофе. Соснов стоял у окна, прислонившись к подоконнику, и медленно курил.

- Ну? – спросил он Влада.

- Херово.

- А конкретнее?

Краевский поднял глаза, но смотрел как-то странно. Вроде, и на Соснова, и в то же время мимо, будто ничего не видел перед собой. Или видел совсем не то, что было. Разлепил губы – те были потрескавшимися и воспаленными. И кривая усмешка почти обезобразила его черты.

- Я человека убить хочу.

- Мощно, - выдохнул Олег. – Тебе станет легче?

- Надеюсь, станет.

- И кого?

- Падлу одну, которой вообще по земле ходить нельзя.

- Без вариантов?

- Без. Он Лике жизнь сломал.

Соснов нахмурился. Краевский усмехнулся.

- Ларгин.

Привычное спокойствие мгновенно изменило Олегу. Он шумно вздохнул и спросил:

- Ты охренел? Совсем??

- Я теперь все знаю. Все, понимаешь? Олег, он ее не только сейчас в больницу упек. И раньше было. Я карту ее смотрел, когда тогда ходил… Там аборт и выкидыш… Не врала она про побои, он из нее три беременности выбил.

- Мы не в прокуратуре, - Соснов затушил сигарету и сердито сказал: – И Ларгин – клиент конторы. Что случилось?!

- Третий ребенок – мой был.

Соснов поперхнулся возмущением, потом выдал габаритное ругательство и уставился на Краевского.

- За каким хером ты связался с этой Ларгиной?

- Люблю, - с вызовом в голосе ответил Владислав.

- Тебе баб было мало?

Краевский отвернулся и уронил подбородок на руки, сложенные на столе. Олег долго молчал, глядя в окно.

- Ок, ты его грохнешь, - заговорил он, - и что?

Молчание в ответ тоже было продолжительным. Потом Краевский тихо проговорил:

- Не знаю что… не знаю… Ей легче не станет. Он ее изломал, я добавил… Но жить этой твари я не дам, Олег.

- Вот именно. Не станет. И тебе не станет, Владислав. Надо что-то…

- Что? – рявкнул Краевский, оторвав голову от стола. В глазах плескалось столько отчаяния и злости, что в них можно было утонуть. – Вот что? Ты знаешь, что она на развод подала, когда он ее чуть не убил? Самородова сказала. Я по больнице пробил, где она лежала. И опять замяли, снова замяли, Олег! Его стопудово крышует кто-то!

- Ну естественно крышует. И даже, скорее всего, не один.

- Да ясен пень… при таких-то бабках… Однажды он ее прикончит. Или она сама с собой что-то сделает. Это же чистая психушка! Он тебе свои теории о купле-продаже человеческих душ и фатальности выбора не толкал?

- В общих чертах однажды поведал, что обсуждал это с тобой. Ты давно… давно с ней?

- Я не с ней, - криво усмехнулся Владислав. – Она не позволила бы…

Соснов походил из угла в угол, потом уселся напротив Краевского, потер лоб рукой и спросил:

- Я одного не понимаю: почему вдруг сейчас?

- Что сейчас?

- Почему сейчас ты решил стать мстителем.

- Я, конечно, могу поставить это в планы на следующую неделю, - усмехнулся Краевский. – Все равно везде опоздал.

- Бросай дурить. И бросай бухать. С остальным разберешься.

- Разберусь… в асфальт его закатаю и разберусь, - Владислав на мгновение замолчал, глядя на джезву на плите. Его глаза раскрылись чуть шире, и даже, кажется, мутный взгляд был уже и вполовину не таким мутным. Он разлепил губы и медленно проговорил: - Чет жрать охота…

- Жрать – это хорошо. Пиццу заказать?

- Лучше б киллера, но можно и пиццу. Олег, у тебя человек в Минюсте был… Веременко… Веремченко…

- Ну был. Вермеенко, - кивнул Соснов.

- Нормальный мужик?

- Нормальный.

- Тогда у меня к этому нормальному мужику дело есть… но только сначала пожрать…

Пиццу привезли минут через сорок. Краевский мрачно жевал, Соснов пил кофе. Старался не анализировать ситуацию, заставляя себя лишь принять факты. Как если бы читал чужие документы. И все равно примерял на себя, пытался понять и представить, что бы стал делать на месте Влада.

Потом Владислав сам сообщил ему, что собирается делать. Пока насыщал организм недостающими калориями, в голове постепенно вызревал план. Он внимательно обдумывал его детали, но суть от этого не менялась. Сжевав последний кусок, Краевский почти зловеще сообщил:

- Бумажки, оставшиеся от ее заявлений в полицию, и справки из больнички, где все давно подчищено, хрен в дело пустишь. Но можно же зайти и с другой стороны. Закатить этой падали тотальную проверку. Всей его деятельности за все время. Все его фирмы, филиалы, тендеры, офшоры, счета – все прочесать… Если его там покрывали, то и тут покрывают, но можно же нахрапом взять. Налоговая, антимонопольный комитет, ГПУ, все что угодно, Олег. Ему не до Лики станет, а я ее увезу куда-нибудь, пока вся эта муть не закончится. А она закончится. Если хорошо трясти, что-нибудь всегда вытрясешь. Особенно у нас.

Макс захлопнул книгу. Повертел в руках, долго разглядывал обложку, снова открыл и внимательно прочитал про издательство, типографию и тираж.

Ничего такого! Совсем, блин, ничего. Как только... Черт! Со Славой поговорить? Надежда только на то, что Закревский, кроме специальной литературы, вряд ли еще какие книги читает. Потому что, кажется, впервые Максим Олегович Вересов не знал что сказать.

Вопреки строгому указанию, данному самой себе, больше не думать о Кирилле Вересове, Лера в очередной раз вспоминала воскресную… Что это было? Прогулка, свидание, убитое время обоих? Кто ж его разберет.

С воскресенья он не звонил, не писал смс, никак не проявлялся. Словно и не было… того, что не имело названия. Да, собственно, может, и не было.

Нет, она не ждала ничего от Кирилла. Ни звонков, ни, тем более, продолжения. Она лишь пыталась понять – зачем? Зачем позвал, тащил на выставку, предлагал кино, кормил обедом. Непоследовательное восхождение, простихоспади…

Глядя на пробегающие за окном маршрутки остановки, отмеряющие длину ее пути, Лера думала, что, скорее всего, оказалась самым крайним вариантом из всех возможных, чтобы развеять домашнюю скуку. А может, просто исполнил обещанное: взял у нее телефон – позвонил. Все.

Да кто его просил-то!..

- Подождите, пожалуйста! – вскрикнула она, заметив, что в маршрутку, уже остановившуюся на ее остановке, садятся пассажиры, и бросилась пробираться сквозь плотную стену желающих путешествовать общественным транспортом по делу и без.

Димка уже традиционно торчал возле парковки и курил, поджидая ее. Верный соратник! Если что-то и было в жизни стабильное, надежное и пуленепробиваемое, так это Синицын. Впрочем, при том, что он никогда ни на чем не настаивал, его обаянию трудно было сопротивляться.

- Со средой вас, девушка! – громыхнул он на всю улицу, едва увидел ее.

- Меня пытаешься напугать или среду? – улыбнулась Лера, подходя к нему. – Привет!

- Обижаешь! Среда – маленькая пятница. Положено начинать ликовать.

- При желании ликовать можно и в понедельник.

- Не, это сродни извращению. Какие планы на сегодня? Отлынивать или пахать за десятерых?

- Не знаю пока. Могут нагрузить. А у тебя что?

- Ничего такого, чего нельзя было бы избежать. Слушай, Лер… Вообще, я хотел дождаться обеда, чтобы поговорить, но, боюсь, не выдержу. Еще пятнадцать минут… пройдемся?

- Идем, конечно, - кивнула Лера. – Что-то случилось?

- Ну, не то чтобы… - протянул Димка, подставил ей локоть и повел со стоянки по улице, внимательно глядя куда-то прямо перед собой. Он явно о чем-то думал, и состояние его было скорее взбудораженным – единственная ситуация, когда он терялся. На памяти Леры это было единожды. Когда на склад привезли партию муки грубого помола, которую никто не заказывал.