– Тридцать золотых, значит, – так же спокойно сказал Санчо и выстрелил ещё раз. Коля откинулся на спину, звучно ударившись затылком об оставленное Жданкой во дворе ведро, смял его, расплющил, утопил в крови.

Вран встал на четвереньки, мотая головой – тоже не слабо приложился, когда его выронил сосед. Потом поднялся на ноги.

– Жданка! – позвал он сестру, но никто не отозвался.

В распахнутую калитку сунулась было с причитаниями бабка Зинаида, голося, что в доме они заперты были, в доме, с мачехой, это, мол, один из караванщиков сказал, но Санчо повернулся к ней, не опуская автомат, и соседку как волной смыло. От греха подальше.

С шумом провалилась крыша, обдав Врана и Санчо жаром и искрами. Пора было уходить. Вот только отец… Парень беспомощно оглянулся, наёмник понял его без слов: закинул на плечо автомат, подбежал и потащил тело к калитке. В мастерской с шумом рвануло что-то из ненужной больше никому отцовской химии, в узкие окошки плеснуло лимонно-алым пламенем.

Вот и нет больше ничего там. Ни столов, ни баков из никому не нужных больше стиральных машин, ни деревянных чанов. Всё отцовское хозяйство с ним и ушло в небытие.

– Бабке можно доверить похороны? – уточнил Санчо. – И отца твоего, и… Антона. Брат организует, а денег я дам. Нам идти надо быстро. К Полосе.

– Можно, конечно. А зачем к Полосе? Продашь меня… этим?

Санчо без замаха ударил Врана кулаком в лицо, поймал за ворот рубахи в воздухе и добавил ещё раз. Бил несильно, но стало понятно – не продаст.

– Всё понял?

– Всё…

– Мстить мы будем, парень. Мужик, который не отомстил, и не мужик вовсе. Не бабами это меряется и не золотом. Поступками. А к похоронам вернёмся, помоги духи.

Через полчаса калейдоскоп вынес их обоих на дорогу. Старую, ещё довоенную, местами покрытую пятнами серого асфальта, а кое-где уже и целиком грунтовую, поросшую травой и низкими кустами. Свежие следы каравана отпечатались в пыли, не ошибёшься.

– Сколько их там рыл, десятка полтора? – рассуждал вслух Санчо. – Многовато, конечно. Но если охрана бестолковая, есть шансы.

Вран шёл молча. В голове сталкивались льдины, как весной на Дебрянке, с треском, с глухими ударами, наползая друг на друга. И где Милка?! Ладно, искали их с Климом, того поймали – тоже ни хрена не ясно, к чему, но пусть. А девчонка этим уродам зачем?

На дороге, видимая издалека, лежала цветастая тряпка. Подойдя ближе, Вран понял, что это платье. Ну да, женское платье. Даже нет, сарафан.

– Это же Милкин сарафан, Санчо!

– Не ори, – осадил тот. – Я узнал.

Наёмник крутил головой, вглядываясь то в близко подходившие к дороге заросли, то посматривая на сами следы. Вот отпечатки колёс раздвоились, повернули. Явно здесь останавливались – и окурков несколько, и в стороне порванная бумажка, самокрутку кто-то мастерил, да криво пошла.

– Стой здесь! – принюхиваясь к чему-то, сказал он Врану. – Просто стой здесь.

Даже не видя робкого кивка парня, Санчо нырнул в кусты и захрустел ветками, идя по следу не хуже иной гончей. Не было его минут десять. Стоять Врану на солнцепёке было жарко, но он уже понял, что слушаться наёмника надо беспрекословно.

Наконец тот вернулся, лицо Санчо осунулось, а глаза и вовсе превратились в щёлки.

– Пойдём.

Через несколько минут ходьбы Вран всё-таки рискнул спросить:

– А куда ты ходил?

Наёмник молча шагал, глядя по сторонам, потом всё же неохотно откликнулся.

– Убедиться я ходил. Что этих тварей всех надо перебить при встрече.

– Для этого надо в лес идти?

– Именно. Для этого и в лес. Там, парень, Милка твоя осталась. И лучше тебе её не видеть. Хоть брата твоего там нет, какие-то шансы…

Вран глубоко вдохнул и задержал дыхание. Наверное, это и было на сегодня последней каплей – он заплакал. Беззвучно, даже не пытаясь вытереть слёзы рукавом, безнадёжно.

– За тем поворотом – Полоса, – сказал Санчо. – Тормозим, соваться пока не будем.

– Милка… А я? А как же я?! – всхлипнув, тихо спросил Вран.

– А что – ты? Или сломаешься, или станешь бойцом. Третьего варианта не бывает.

Дорога осталась в стороне, скрывшись за переплетением кустов, стволами деревьев и мешаниной листьев. Санчо шёл очень тихо, только изредка наступая на невидимые под прошлогодним перегноем сухие обломки веток. Вран, конечно, старался идти так же, но получалось хуже. Однако, не городской он парень, совсем уж сильно не шумел. В меру.

– Куда мы сейчас? – тихо спросил он у наёмника.

– Здесь рядом холмы. И осмотримся, и на глаза каравану лезть не будем.

Местность, и правда, менялась. Деревья стали пореже, земля под ногами явно шла на подъём. В этот лес Вран не забирался никогда: река в стороне, дичи здесь мало, в отличие от заречья, что здесь делать?

– А оттуда видно вход в Полосу?

Санчо хмыкнул, потом обернулся:

– Кое-что видно. Нам не самих инквизиторов рассмотреть надо, понятно, что они – если не ушли – там подводы и поставили. Меня интересуют их посты вокруг. Ребята они не особо толковые, это ж не деревни жечь, но какое-то охранение выставят. Наверное.

Вран отвёл рукой очередную ветку, норовившую оставить его без глаза, и протянул:

– Попить бы…

– Терпи. Еды я захватил из дома, а вот воды нет. Если не пересох, там ручеек был. А нет так нет, будем до ночи лапу сосать. Так что… Стой!

Вран так и застыл на одной ноге, приподняв вторую. Нервно посмотрел вниз, опустил. Не мина, уже хорошо. С минами деревенские, увы, знакомы были не понаслышке. Встречались, особенно возле заброшенной воинской частив заречье. Перед войной, говорят, с перепугу заминировали, а план проходов потеряли. Там до сих пор то корова подорвётся, то из любопытных пацанов кто.

Санчо присел, сделав знак последовать его примеру. Как ни странно, смотрел он вверх, на небо через прогалины в кронах деревьев. Приложил палец к губам и замер.

Сверху доносилось прерывистое шипение, тихое, на самой грани слышимости. Вран прекрасно знал этот звук – чица парит над лесом, ищет добычу. Мыши, мелкие птицы, даже ящерицы со змеями – ей всё годилось в пищу. Хотя она и сама была рептилией, но родство совершенно не уважала. Скользнула угловатая тень, шипение постепенно затихло вдали.

– А чего её бояться? – шёпотом уточнил Вран. – Она ж мелкая.

– Да понимаешь… – выпрямляясь, так же тихо ответил наёмник. – Ходят слухи, что они, чицы, соображают что-то. Ну, типа собак охотничьих. И если выследят кого, дадут знать хозяевам. Если она от кого из караванщиков, за нами будет погоня.

– Серьёзно, что ли? Да у неё мозгов с орех! Клим как-то сбил одну, стрелой попал, потом разрезали ради интереса.

– У собак тоже мозги небольшие. А вреда до хрена.

Холм оказался довольно высоким. Не гора, как в учебнике географии у травника Игнатия, где сплошные камни и шапка льда сверху, но тоже ничего себе. Особенно, если лезть туда уставшим после бега до деревни, да и поход по пыльной дороге сил не прибавил.

Первым, пригнувшись и прячась за деревьями от возможных наблюдателей, на лысую верхушку холма выбрался Санчо. На последних метрах снял рюкзак, положил его на землю и лёг рядом – дальше ползком. Трава высокая, не заметят. Вран полз за ним, стараясь быть ещё незаметнее.

– Тормози. Дальше не стоит – если кто сорвётся на ту сторону, то…

– Убьётся?

– Да ерунды не говори! Просто нашумит изрядно. – Санчо раздвинул пучки травы перед собой, смял их, делая что-то похожее на бойницу. Только стрелять он не собирался, исключительно наблюдать.

Вран подполз ближе и осторожно выглянул в созданный проём. До входа в Полосу, где отлично видимая отсюда дорога была словно перерезана лезвием поднимающегося тумана, метров четыреста. От четырёх подвод, которые они видели вечером в деревне, почему-то осталось три. Они стояли полукругом, перекрывая дорогу, за ними виднелись автоматчики. Трое, четверо. Ага, вон ещё двое, а вот в кустах то ли один, то ли двое – не разглядеть.