- Мне непонятно несколько моментов: первый - почему в Стоунхельме произошло всего одно убийство, когда в других государствах Кватры их счет идет на десятки? Его что-то испугало? Они смогли напасть на его след? Ты виделся со следователем или просто получил отчет? Ему пришлась не по вкусу чуждая энергия оборотней?

Второй - если Потрошитель не маг, то куда, чёрт побери, он девает выпитую силу? Преобразует в энергию? Для чего она ему нужна? Да никакой Сайрини даже рядом не валялся со всеми его контрабандными накопителями. Убийца сожрал уже столько силы, что может освещать этот мир работая третьей Луной на ночном небосводе. Где этот энергетический след?

И третий, самый насущный, - тот, что окунал меня в страшные сказки моего мира, - Айзек, почему нигде не отмечено, что все жертвы (и люди, и маги) были обескровлены?

Мысли бились словно жуки в банке, а на языке вертелось незнакомое этому миру слово -вампиры.

Я попыталась собраться, чтобы рассказать Айзеку то немногое, что мне известно о кровососущих мертвецах (не то, чтобы я раньше увлекалась подобного рода темой, но пройти в современном мире мимо жуткого стокеровского «Дракулы» и попсовых «Сумерек» Майер может только слепоглухонемой полярник, который и родился, и вырос на территории вечной мерзлоты) - выходило не очень. В предмете я разбиралась не важно, поэтому вываливала всё, что помнила.

- На земле нет других расс, Айзек. Только люди (по крайней мере мне об этом ничего не известно). И как раз один из представителей рода человеческого прославился своей чрезмерной жестокостью, Владу Цепешу или Дракуле, как его стали в последствии называть, приписывали столько всего, что разобраться спустя пять веков в том, где правда, а где ложь стало не возможно. Но его изощренность во всем, что касалось убийств породила легенду о вампирах.

Много позже ему стали приписывать демонические черты и физическое превосходство, он был силён ментально, мог загипнотизировать, зачаровать жертву, превращаться в летучую мышь, ну или в волка, честно говоря, я помню не так чтобы много.. .В одном вопросе сходились все - вампир мертв, именно поэтому он пьет человеческую кровь - что бы жить.

Изощренный вор, продлевающий собственную жизнь за счет других. А еще из того, что я помню, кровососы боятся солнечного света, серебра и осинового кола в сердце. Хотя если и обычному человеку воткнуть в грудь острозаточенную деревяшку исход будет предсказуемым.

Айзек слушал внимательно, не перебивая. Янтарная, остро пахнущая благородными клопами, жидкость так и плескалась в граненном бокале, а крошечные льдинки истаяли, отдав холод выдержанному напитку.

- Некоторые из сопутствующих жертв погибли именно от потери крови, - продолжила я, стараясь ничего не упустить, - это сказано в кратком изложении отчетов о смерти. Расположения жертв так же наводит на определенные размышления - например садовнику в доме твоих родителей разорвали горло прямо на клумбе, а вот остальные тела (неудачный я выбрала пример, Айзек весь окаменел, а стальные глаза потемнели) были как будто сложены в стопочку. А вспомни семью в предместьях Винеса, что погибла за обеденным столом, подумай, как такое возможно? Или девочки в пансионате, сколько их было? Двенадцать? И вывод напрашивается сам собой - либо у Потрошителя в сообщниках сильнейший менталист, либо...

- Либо он сам обладает подобными навыками.

- А еще.. .ты некромант Айзек. Сильный. А он, возможно, мертвец. Именно поэтому среди принесенных в жертву не было некросов. Даже Ранкор им не был, хоть и практиковал темную материю. - Супруг, задумавшись на мгновение, продолжил мозговой штурм:

- Как и ты, он мог попасть сюда случайно, по прихоти мага, провалившись в один из разломов или одноразовым телепортом. Вот, для чего ему нужны чертежи. Он хочет назад. Но почему? Если он так силен.

- Быть может он сентиментален и в его мире у него осталась семья? - Предположила я. -А может быть он не хочет жить в мире, где он единственный представитель своего вида?

А может быть здесь есть то, чего он боится и единственным его желанием является спасти свою шкуру?

*Автор имеет в виду путешествие Татьяны из «Сокровища для дракона» и её сестры. Обе девушки совершили прыжки используя активированный артефакт Де Вардов.

Как ни крути, женщина в жизни мужчины бывает только одна. Все остальные — её тени...

Вопреки тому, что Айзек предупредил меня о побочных действиях укрепляющего отвара, постоянная тошнота и сонливость, периодически накатывающая слабость и раздражение на пустом месте всё равно ужасно утомляли.

Этим вечером я заснула в кресле, пока шуршащий бумагами и что-то бормочущий себе под нос Айзек разбирался с тем, откуда в винеской антикварной лавке мог появиться криптекс. Я смутно ощущала, как супруг берет меня на руки и несет в постель, но поднять вмиг отяжелевшие веки или прошептать слова благодарности так и не смогла.

Хотелось бы мне сказать, что спала я без сновидений, но всю ночь мне снились сюрреалистичные кошмары, чем-то напоминающие картины Дали: злобно хохочущий Рейдж, клацающий длиннющими клыками, с которых на белоснежную манишку падали багряные капли крови, летающие на нетопыринных крыльях волки и пытающийся проткнуть себе серебряным ножом для рыбы грудь граф Мэлиори.

Словно на чаепитии у сумасшедшего Шляпника мы с Айзеком дегустировали группы крови, сравнивая послевкусие, и предлагали новые способы получение того или иного оттенка для широты палитры. Моим по истине новаторским предложением было кормить жертву только цитрусами, от того в её крови появилась бы легкая горчинка с характерным ароматным послевкусием.

Я распахнула глаза, судорожно пытаясь сообразить, когда начнется урожай лаймонов и можно ли подсластить этот довольно кислый фрукт. С облегчением выдохнув, я разогнала навеянную снадобьем слабость и повернулась на другой бок.

Некоторые люди во сне расслабляются, их черты становятся мягче, а выражение лица беззащитным, но не у моего супруга. Сведенные в одну линию темные брови, суровая линия подбородка и напряженные губы.. .даже во сне он стремился контролировать ситуацию неосознанно придерживая меня за бедро, но как только я сменила позу, Хант придвинулся ближе, тесня меня к краю.

Я провела пальцем по суровой морщинке, разглаживая нахмуренный лоб, спустилась по носу к теплым, сухим губам, царапая подушечку о жёсткую щетину. Небольшая родинка, у самого уголка губ, которую я раньше не замечала привлекла моё внимание, наклонилась, силясь не разбудить супруга и поцеловала её, легко, мимолетно.

Сильные руки сомкнулись на моей спине, я трепыхнулась, но Айзек лишь сильнее притянул меня, лишая шанса на побег. Его серебристые глаза искрились смехом, а шустрые пальцы уже стягивали тонкий пеньюар, оголяя чувствительную кожу.

- И давно ты проснулся? - выдохнула я в его рот.

- А это важно? - впился в мои губы Хант, окунаясь языком.

Его рука коснулась бедра, приподнимая, обнажая. Мои пальцы запутались в его волосах, а губы раскрылись. Языки сплелись в страстном танце, выпад, соблазн, дуэль. Я растворилась в его теплом дыхании, ощущая настойчивые руки. Тонкая кружевная лямка сдалась, выпуская увенчанную сморщенным розовым соском белую грудь. Влажно лизнув, Айзек потянул его сначала губами, а затем осторожно сжав зубы стал ласкать упругий комочек языком.

Возбужденные мурашки разбегались по коже, разгоняя возбуждение приливными волнами, он потянул за кожу, всасывая, причиняя боль, и тут же освободил его, зализывая саднящее, чувствительное место. И вновь его рот поглотил нежно-розовую вершинку, распаляя теплотой влажного рта.

Ниже....

Еще ниже.

То невесомые, как поцелуи бабочки, то жалящие, как укусы гадюки его поцелуи, осыпающие меня страстным градом. Его губы и ладони, пальцы и язык спускались всё ниже.

Обводя ямку пупка и оставляя влажный, пылающий след, он потерся щетиной о беззащитную кожу, и выдохнул, согревая дыханием. И мне стало тепло. Там, где его дыхание - всегда тепло. Его пальцы успевали везде: мяли попку и внутреннюю, такую чувствительную сторону бедра, ласкали лоно, раздвигая увлажненные страстью лепестки, подушечки поглаживали горящую плоть, сводя с ума настойчивыми движениями.