Грейвз удивлялся, что его самого не тянет продвигаться дальше невинных ласк. Каждый раз они целовались подолгу, и он откровенно наслаждался тем, как Криденс учится отвечать. Любой приглушённый стон Персиваля был для него похвалой, и он смелел настолько, что сам прикасался к нему — клал ладонь на колено, тянулся обнять за шею, привлекая к себе. Однажды робко провёл пальцами по коротким волосам на затылке — Грейвз застонал ему в рот от неожиданной ласки, Криденс изумлённо ахнул в ответ, распахнул глаза и засмеялся от счастья.

Кроме как для вечерних разговоров и поцелуев, Персиваль не переступал порог его комнаты, всегда оставаясь за дверью. Вряд ли Криденс понимал, почему это происходит. Может быть, стоило сказать ему: «Я не войду к тебе без разрешения», но Грейвзу казалось, что в данном случае поступки действеннее слов. Даже если Криденс не знал, что имеет право на приватность — достаточно было того, что это знал Грейвз.

— Тебе нравится книга? — спросил Персиваль.

— Очень, — чуть смущённо улыбнулся тот. — Здесь живые картинки.

— Ты любишь читать?

— Мэри Лу заставляла нас читать вслух нравоучительные истории, — тот опустил глаза, склонил голову к плечу. — О том, как добродетель спасается, а порок низвергается в ад и терпит ужасные муки.

— Понятно, — сказал Грейвз, поджав губы. — В кабинете, где мы занимаемся, есть книжный шкаф.

— Я видел, сэр, — кивнул тот.

Грейвз сунул руку в карман, нащупал какую-то мелочь и вызвал в памяти заклинание трансфигурации. Ему страшно хотелось сказать — «Криденс, мальчик мой, если ты любишь читать, я отведу тебя во «Флориш и Блоттс», и мы потратим весь день, выбирая то, что тебе понравится». Вместо этого он вытащил руку из кармана, разжал кулак и отправил на страницы Истории магии маленький ключ на цепочке.

— Я разрешаю тебе брать книги с первой полки, — сказал он.

— Спасибо, сэр, — Криденс радостно улыбнулся.

Пока ещё ему нужны были ограничения, надуманные, нелепые ограничения. Он не мог понять, что такое «можно всё, кроме того, что нельзя». Он понимал лишь «нельзя всё, кроме того, что можно». Можно смеяться, можно брать новые книги, можно брать со стола, что хочется, можно разговаривать за едой, можно учиться магии, можно целоваться, можно трогать себя «там», можно задавать вопросы, можно хотеть, можно играть, можно шутить, можно просить… Грейвз добавлял всё новые и новые «можно» и каждый раз изумлялся тому, сколько же их требуется ещё.

— Я вам нужен, сэр? — спросил Криденс, видя, что Грейвз не уходит. Он сжимал ключик в ладони и явно собирался пойти отпереть шкаф.

Чуть позже, мой мальчик, — подумал Персиваль.

— Да, ты мне нужен. Иди за мной.

Криденс поднялся, по привычке одёрнул пиджак, хотя тот был сшит ему по фигуре, и его не нужно было постоянно тянуть вниз, чтобы тот не собирался в складки. Вслед за Грейвзом зашёл в ванную комнату, остановился. Огляделся со сдержанным любопытством, будто отыскивая подсказку, зачем Грейвз привёл его сюда.

Персиваль сел на бортик ванны, вытянув одну ногу, поманил Криденса к себе.

— Сядь рядом.

Тот подошёл, чуть порозовев. Сел рядом, с волнением сцепил пальцы.

— Здесь красиво, правда? — негромко спросил Грейвз.

— Очень… Очень, сэр, — смутился тот.

— В моём доме, в Нью-Йорке, было ещё лучше.

Криденс искоса стрельнул глазами.

— Насколько лучше, сэр?..

— Просторнее. Светлее. Но когда я думал о том, что ты будешь жить здесь, я хотел, чтобы тебе тоже было удобно.

— Мне очень удобно, сэр, — тот предсказуемо покраснел.

— Я хочу, чтобы ты использовал эту комнату по назначению, Криденс, — негромко сказал Грейвз, не поворачивая головы.

— Я использую, — едва слышно прошептал тот, зажимая ладони между коленями. — Я делаю что-то не так, сэр?..

Умирающий шепот был полон вины и мольбы о милосердии. Грейвз положил руку ему на колено, успокаивающе погладил. Криденс выдохнул, но разжиматься обратно не спешил. Грейвз помолчал, подбирая выражения — меньше всего ему хотелось задевать едва проклюнувшееся у мальчишки чувство собственного достоинства.

— Вот о чём я подумал, — задумчиво сказал он, продолжая потирать ладонью его колено, — ты не привык к магии вокруг себя. Ты только начал знакомиться с ней.

— Простите, сэр, — явно на всякий случай прошептал тот.

— Там, где ты вырос, не было никаких чудес, — сказал Грейвз. И щёлкнул пальцами.

За спиной зашумел дождь, звонко ударяясь в чугунные стенки. Криденс обернулся и уставился на маленькую грозовую тучку, которая сгустилась над ванной. Вода лилась потоком, но, как по волшебству (хотя почему — как?..), брызги не попадали на пол.

— Я научу тебя этому заклинанию, — сказал Грейвз, — но позже, когда ты сможешь соизмерять силы. Иначе вместо обычного дождя ты вызовешь шторм.

Криденс поднёс руку к стене дождя, подставил горсть. Манжет и рукав сразу намокли.

— Он тёплый…

— Конечно, он тёплый, — кивнул Грейвз. — Но пока для тебя это слишком сложно. Поэтому вот что я подумал, — он повернулся лицом к Криденсу, жестом остановил дождь и дотянулся до ручек бронзового крана, торчащего из стены. — Так будет проще. Здесь есть горячая вода, — он повернул ручку, не касаясь её, — и холодная. Столько, сколько тебе нужно.

Криденс сидел, опустив глаза, пунцовый, как осенний пион. Он неловко перебирал пальцами мокрый рукав, клонил голову к плечу и молчал, моргая. Грейвз дотянулся до струи воды, подставил пальцы. Она была очень тёплой, почти горячей. Из ванны начал подниматься едва заметный парок, как только Персиваль заткнул слив пробкой.

Расстегнув манжеты, Грейвз вынул запонки из прорезей и по локоть закатал рукава рубашки, стараясь сохранять спокойное, почти отрешённое выражение лица и не замечать умоляющих взглядов. Неизвестно, о чём сейчас думал Криденс, но Грейвз был уверен, что мальчишка готов провалиться сквозь землю от стыда и страха. Поэтому он не встречался с ним взглядом и продолжал делать вид, что ничего особенного не происходит. Окажись он сейчас на Совете в МАКУСА, голый или в каком-нибудь чудовищно нелепом виде, например, в одних носках и белье, ему и то было бы легче сохранять лицо, чем сейчас — сидя рядом с Криденсом, сосредоточенно закатывая рукава.

Грейвз отослал запонки на своё полотенце, аккуратно сложенное на кованой этажерке у окна. Призвал с полки стеклянную шкатулку, заполненную мелкими разноцветными шариками, похожими на леденцы, откинул крышку.

— Посмотри, — спокойно сказал он.

Криденс поднял глаза и плечи одновременно.

— Дай руку, — велел Грейвз.

Криденс подставил ладонь, вжимая голову в плечи ещё сильнее.

— Это лаванда, — Персиваль положил ему в горсть светло-фиолетовый шарик. Он был блестящий и твёрдый, как стекло. — Это ромашка. — Второй шарик был зеленовато-жёлтым. — Ландыш. Кедр. Цветы апельсина. Бамбук.

Криденс держал на ладони шесть прозрачных цветных леденцов, пальцы у него чуть подрагивали, пытаясь сжаться.

— Выбери любой, — сказал Грейвз.

— Я… я не знаю, — прошептал Криденс.

— Ладно, — Персиваль взял у него из руки шарики с лавандой и бамбуком, показал оба: — Выбери. Зелёный или фиолетовый?

Криденс бегал глазами с одного на другой.

— Я не знаю, — повторил он.

Грейвз, запретив себе терпеливо вздыхать, взял у него из ладони два других:

— Белый или коричневый?

— Белый, — выдохнул Криденс.

— Жёлтый или оранжевый?

— Жёлтый…

Перебрав все попарно, Криденс остановился на фиолетовом. За то время, пока он метался между разными цветами, ванна наполнилась больше, чем наполовину, а Криденс успел немного отвлечься от своего ужаса.

— Хорошо, — Грейвз спокойным жестом отослал шкатулку обратно, покатал шарик в пальцах. — Это лаванда. Её выращивают на юге Франции — это в Европе, за океаном. Когда она зацветает, — задумчиво сказал он, вспомнив бесконечные холмы Прованса, и поднёс шарик к носу, чтобы вдохнуть островатый запах, — в тех краях не остаётся ничего, кроме сиреневых полей под горячим небом. В какую бы сторону ты ни пошёл, лаванда будет везде.