–– Вот, сволочи! Развелось всякой мрази, как тараканов. И много забрали?
–– Прилично, – уклончиво ответил Макаров. Ему не хотелось развивать эту тему и лгать всё больше и больше. Чтобы увести разговор в другое русло, он сказал: – Извините, мне не хочется вспоминать об этом.
–– Понимаю, приятного в этом ничего нет. Но в милицию уже заявили?
–– Да.
–– И что же они не отвезли вас домой?
–– У них и без меня проблем хватает. Записали в протокол, что произошло, сказали, чтобы завтра пришёл к следователю и подал заявление, с тем и отпустили восвояси.
–– Да, в чуткости органам не откажешь. Могли хотя бы на автобус посадить.
Андрей лишь кивнул и, немного помолчав, спросил:
–– Извините, у вас закурить не найдется?
–– Я не курю.
Оба замолчали. Глядя в окна машины на проплывающие мимо дорожные пейзажи, Андрей вскоре задремал под монотонный шум двигателя и свист ветра, сморённый жарой и усталостью от нервного напряжения. Но едва веки сомкнулись, как память вновь вернула его к недавним событиям…
Андрей был в крайне подавленном состоянии и не желал разговаривать с оперативниками, зажавшими его с двух сторон на заднем сиденье милицейской «Волги». Впрочем, донимали они его расспросами недолго, ведь следственный эксперимент, на скорейшем проведении которого настаивал подследственный, не дал практически никаких новых фактов, способных повлиять на изменение основной версии в расследовании дела. Конечно, ему было от чего впасть в уныние, но угнетало Андрея не только это. Он так и не смог решиться на побег и потерял, быть может, единственный шанс на спасение. Теперь же возвращение в следственный изолятор было для него сродни пути на Голгофу, где его ожидала неминуемая смерть от руки наёмного палача.
–– Макаров, вы, почему не отвечаете? – Донёсся до слуха Андрея настойчивый оклик следователя, сидящего рядом с водителем и обернувшегося к нему.
–– Что? – Глухо переспросил тот.
–– Я вас спросил: когда вы вошли в дом вместе с Эллой, кто из вас отключил сигнализацию?
–– Не помню.
–– Что вы все заладили: «не помню» да «не помню»? Не может быть, чтобы вы забыли это. Вспоминайте, чёрт вас возьми!
–– А смысл? Какая разница, кто из нас сделал это? Всё равно мне не доказать своей невиновности.
–– Если вы считаете, что мне больше нечего делать, как задавать вам бессмысленные вопросы – дело ваше. Только не обессудьте и не грешите на предвзятость следствия, когда на суде вам огласят обвинительное заключение, – Липатов начинал злиться и почти не пытался скрыть это.
–– Я, в самом деле, не помню этого. Поймите, мне тогда было не до того… Элле становилось всё хуже. Она даже не могла сама идти, и мне пришлось тащить её на руках. Вряд ли она сама сделала это. Вероятно, отключил я.
–– Да, вероятно. Но точно вы не помните?
–– Я же сказал.
–– Ну, хорошо. А как вы узнали, где находится пульт? А код? Код вам сообщила Сорокина?
–– Ну, не помню я этого, не помню! Я был сильно взволнован, и не знал, чем помочь ей. Я даже попытался вызвать «скорую», но не смог дозвониться…
–– Стоп! Когда вы звонили? Сразу, как вошли в дом?
–– Я вам уже говорил, что я внёс Эллу на руках. Да, ключи от двери она дала мне ещё в машине. Они лежали у неё в сумочке… Потом я отнёс её в спальню, уложил на кровать, и она попросила принести ей таблетки и воды. Кажется, тогда я и решил, что будет лучше всё же вызвать «скорую». Ну да, сначала я нашёл аптечку и достал из неё лекарства, потом попытался пару раз позвонить, но было постоянно «занято», и я пошёл за водой. А дальше… Вы знаете.
–– А вы ничего не путаете, Макаров? Вы точно не дозвонились? Может быть, перед тем, как пойти на кухню, вы замешкались почему–то и попытались снова дозвониться? Вспоминайте каждый свой шаг, буквально посекундно. Это для вас очень важно.
–– Посекундно! Думаете, мне было до хронометража?
–– Плохо. Очень плохо, что вы не можете в точности воспроизвести все свои действия. Что ж, вспоминайте, время ещё есть. И последний вопрос на сегодня: вы ведь не раз бывали в доме Сорокиных и, наверное, знали, где находится пульт сигнализации?
–– Никогда не интересовался такими вещами. Если вы всё о том же, то, наверное, Элла всё же сказала мне об этом, хотя я и не помню. Другого логичного объяснения я не нахожу.
–– А вам не кажется странным, что она вообще могла что–либо сообщить вам, находясь в полубессознательном состоянии?
–– Мне нечего добавить, господин следователь.
–– Ну–ну…– неопределенно произнес следователь и отвернулся.
Андрей мельком взглянул в окно автомобиля. «Волга» уже давно катила по дороге, ведущей из поселка к городу, и они подъезжали к автозаводу, чьи гигантские корпуса и трубы медленно наплывали слева. Макаров понуро уставился на свои запястья, скованные наручниками, и ему стало невыносимо тоскливо. «Ну, вот и всё, – подумал он, – всё кончено. Нет у меня больше ни единого шанса…».
Вдруг машину резко бросило вправо, раздался чей–то отчаянный короткий крик, который заглушил внезапно возникший извне рёв мотора и визг тормозов, а потом страшный удар помутил сознание Андрея, и он отключился.
Андрей очнулся довольно быстро и ощутил, что находится в странной и неудобной позе. А ещё он почувствовал запах гари и бензина, проникающий в салон машины, лежащей на крыше и немного накренённой на бок. Несмотря на шок, Макаров сразу понял, что произошла автокатастрофа, и что положение его критическое. Машина явно начала гореть, а это всегда чревато взрывом бензобака. Он знал, что нужно немедленно выбираться из салона, который стал для него и его спутников смертельной ловушкой, и времени на это оставалось очень мало. Однако выбраться оказалось непросто. Навалившись на Андрея всей тяжестью своего могучего тела, лежал в нелепой позе один из оперативников, сопровождавший его на следственный эксперимент. Парня, кажется, звали Олегом, и он не подавал признаков жизни. Второй же оперативник, что находился под Андреем, тихо стонал. Макаров не знал, что стало с водителем и с Липатовым. Он мог видеть лишь переднюю часть крыши, которая вместе с левой стойкой и дверью превратилась в невероятно деформированный ком металла и пластика, и этот ком упирался в спинку сиденья водителя, из–под которой сочились струйки крови.
Со скованными руками нечего было и думать о спасении. Мозг Андрея лихорадочно заработал. Он вспомнил, что именно Олег надевал на него наручники, когда забирал из следственного изолятора, а, значит, ключи от оков должны находиться у него. Изловчившись, Андрей засунул руку в карман куртки оперативника и, к счастью, обнаружил там искомое. Куда сложнее оказалось последующее действие. Чтобы вставить ключ в узкую щель скважины, пришлось воспользоваться зубами, но в экстремальной ситуации человек способен и не на такие трюки. Прошло не больше минуты, показавшейся ему целой вечностью, и руки стали свободны. Еще столько же он затратил, чтобы, извиваясь, как уж, выползти из–под Олега и развернуться в тесном пространстве искорёженной машины. Обе задние двери были недоступны. Оставался единственный путь – через заднее стекло, с которым ему пришлось изрядно повозиться и с большим трудом выбить ногами. Наконец, он выполз наружу.
Когда Андрей, покачиваясь от головокружения, поднялся на ноги, перед его глазами открылась полная картина катастрофы. Милицейская «Волга» лежала на дне неглубокого кювета, протараненная КАМАЗом, который громоздился на склоне, опрокинувшись на бок, метрах в двадцати от легковушки. Водитель грузовика, похоже, был пьян, если на пустом шоссе совершил такое столкновение.
Оглядевшись, Андрей не увидел поблизости никого, кто мог бы стать свидетелем происшествия. Судьба словно искушала его ещё одним шансом обрести хотя бы временную свободу, и первым порывом было броситься прочь отсюда. Но что–то остановило Андрея от этого. Нет, он не мог бросить людей на произвол судьбы и обречь на гибель, хотя у него и не было причин испытывать к ним симпатию. Вместо того чтобы воспользоваться случаем и бежать, он бросился к дверям машины. Ни одну из них не представлялось возможным открыть, поскольку весь левый борт оказался очень сильно смятым, и без монтировки заклиненные двери не поддались бы, а правый – наполовину прижат к грунту. Передок «Волги» представлял собой страшное зрелище. Основная сила удара пришлась именно сюда. Беднягу водителя вообще невозможно было разглядеть меж узких щелей искореженного металла, но добраться до Липатова он всё же мог попытаться через небольшое бесформенное отверстие, которое осталось от лобового стекла. Не раздумывая ни секунды, Андрей принялся вытаскивать следователя. Он понимал, что тот серьезно травмирован, и что следует соблюдать осторожность, но время поджимало, поскольку пламя разгоралось всё сильнее и уже лизало жадными языками моторный отсек, грозя перекинуться и на салон. Ухватив Липатова за руки, Андрей, стоя на коленях, что есть сил, потащил его наружу. Если бы тот оказался пристёгнут ремнём, то, наверняка, сгорел бы заживо, но порой и нарушение правил спасает жизнь. Макаров буквально выдернул его, как репку, из машины и оттащил подальше от огня, тут же вернувшись назад. Потом он вытащил одного за другим обоих оперативников, проделав все это за пару минут. В нормальном состоянии ему бы вряд ли удалось управиться и за полчаса, но он испытывал в эти мгновения невероятный эмоциональный стресс, и силы его словно удесятерились. Едва он оттащил последнего, как «Волга» вспыхнула факелом, и последовал мощный взрыв, далеко разметавший обломки. Мимо пролетело горящее колесо, от которого он едва уклонился и упал рядом со спасёнными. Не обращая больше внимания на горящие останки машины, Андрей быстро обшарил карманы Липатова, нашёл мобильный телефон и набрал номер «скорой помощи». Когда вызов был принят, он с облегчением вздохнул и на минуту присел возле пострадавших. Только сейчас Андрей почувствовал, что совсем выбился из сил, и просто не мог сделать и шага, чтобы уйти с места происшествия. Немного отдышавшись, он посмотрел в сторону шоссе. Наверняка, кто–то заметил уже и пламя и столб дыма, поднимающийся от горящего остова «Волги», а, значит, очень скоро здесь появятся люди. Шанс на свободу снова ускользал от него. Андрей заставил себя встать, и хотел, было пойти прочь, но вдруг услышал стон. Обернувшись, он увидел, что Липатов открыл глаза. Это заставило его задержаться. Следователь пристально смотрел на него и, кажется, понял его намерения.
