Выстрелы внезапно смолкли. Только разгорячённые погоней лайки всё ещё заходились в лае и рвали на поляне поверженных врагов. Андрей услышал хруст снега под ногами бегущих к нему людей и спокойно встретил товарищей. На лицах охотников читались досада и раздражение.

–– Ты, почему не стрелял, Андрюха?! – Воскликнул Николай. – Такого волчару упустил! Это же вожак!

–– Извини, патрон заело… – Виновато ответил Андрей, придумав не слишком правдоподобную версию. – Пока провозился, он и рванул. Но каков молодец! Это надо же, через флажки да на стволы!..

–– Жить захочешь – пойдёшь на всё. Терять–то нечего. Пан, или пропал, – согласился с ним Николай, смягчив тон.

–– Заело, говоришь? – Недоверчиво переспросил Андрея подошедший к ним Петрович и протянул руку к его карабину. Тот отдал оружие без пререканий и спокойно наблюдал, как егерь, передёрнув затвор, осмотрел карабин, хмыкнул и, понимающе взглянув ему в глаза, сказал коротко, но многозначительно: – Бывает…

Высоко в небе, распластав крылья на упругих струях ветра, кружил коршун, зорко высматривая добычу. Опытная птица знала, что шансов поживиться у неё больше не в поле, а на довольно узкой, но длинной, полосе меж двух странных рощ, протянувшихся до самого горизонта. Посреди этой полосы сновали ещё более странные и не живые, но громыхающие и чадящие, огромные чудовища. Именно они были источником дармовой пищи для хищника, не брезгующего и падалью. Множество раздавленных трупов мелких животных валялись на твёрдой широкой тропе, а по обе стороны от неё на откосах виднелись сотни нор грызунов, облюбовавших это шумное место из–за изобилия остатков пищи, разбрасываемой стальными монстрами.

С высоты птичьего полёта серая лента дороги с белым пунктиром разметки казалась бесконечным транспортером, а мчащийся по ней автомобиль – всего лишь перепуганной медлительной букашкой, стремящейся уползти подальше от опасности, угрожающей его временному владельцу.

Эту незримо и стремительно надвигающуюся угрозу, сидящий за рулем, мужчина ощущал едва ли не кожей, и от того движения его были резкими и нервными, а мысли путанными, рваными и нелогичными. Его состояние можно было охарактеризовать одним лишь словом – паника, и оно всецело охватило и подчинило себе волю и разум этого отнюдь не глупого и не слабохарактерного человека, каким все знали в недавней прошлой жизни Андрея Макарова.

Крепко вцепившись руками в баранку, Андрей вёл машину, как безумец, выжимая из потрепанной «Лады» всё возможное. Он то и дело бросал подозрительный тревожный взгляд в зеркала заднего вида, со страхом ожидая погони, и пристально вглядывался вдаль, пытаясь угадать, не поджидает ли его притаившаяся где–нибудь за поворотом или в лесопосадке засада. Страх накатывался на него волнами противной нервной дрожи, едва он замечал настигающие его автомобили, и костяшки пальцев белели от напряжения, а сердце начинало биться, как в лихорадке. В который раз он утирал с лица холодный пот, когда очередная иномарка, обогнавшая его, уносилась всё дальше вперед, не проявляя к нему интереса.

Судорожно вздохнув, Андрей чуть–чуть расслабился. Даже несмотря на леденящий душу страх и ужас от жутчайшего кошмара, который ему довелось пережить, невозможно было постоянно находиться в том крайне взвинченном и напряженном состоянии, в котором находился он с того самого момента как…

Андрей встряхнул головой, словно пытаясь отделаться от навязчивых мыслей, и машинально похлопал ладонью по карманам. Он забыл, что они были совершенно пусты, и, поняв это, коротко и раздраженно выпалил:

–– Чёрт!

Ему невыносимо хотелось курить. За сигарету он бы отдал сейчас всё на свете. Открыв «бардачок», Андрей стал шарить в нём, но рука натыкалась лишь на магнитофонные кассеты, какую–то крепёжную мелочь и пару отвёрток. Единственно полезной вещью для него оказалась коробка спичек, и она перекочевала в карман брюк. Не успокоившись на этом, Андрей выдвинул пепельницу. К его радости хозяин машины не часто наводил в ней порядок, и ему удалось поживиться парой полноценных «бычков». Сдув пепел, и слегка размяв окурки в пальцах, Андрей спрятал один в карман пиджака, а другой, отбросив неуместную брезгливость, зажал в губах и с силой вдавил прикуриватель в гнездо. Он с жадностью затянулся крепким табачным дымом и медленно выпустил из легких сизую струю. В горле запершило с непривычки к дешёвому сорту, но забористость табака сейчас была как нельзя кстати. Выкурив остаток сигареты до фильтра, Андрей щелчком отправил тлеющий огрызок в открытое окно. На душе стало ничуть не легче, но всё же нервы, словно натянутые до предела струны, слегка ослабили своё натяжение. Впереди маячил чадящий КАМАЗ с прицепом. Вонь от чёрных клубов выхлопа раздражала. Андрей переключил передачу и стал настигать грузовик, намереваясь обойти его, и в этот момент минутное расслабление сыграло с ним злую шутку. Безжалостная память снова ввергла его в пучину кошмара…

Пробуждение было похоже на мучительное всплытие с большой глубины, когда воздуха в лёгких уже нет, а над головой – давящая толща темной и мутной воды. Задыхаясь, он очнулся, резко и конвульсивно выгнув спину и до хруста в скулах распахнув рот, словно пытаясь втянуть в себя всю земную атмосферу одним махом. Руки дёрнулись в последнем рывке, и что–то звякнуло. Этот странный звук удивил Андрея, только начинавшего соображать, что сидит он на чём–то твёрдом и ровном и непохожем ни на морское дно, ни на берег. Перед его глазами всё расплывалось, как в тумане, но всё же контуры предметов, окружавших его, хотя и с трудом, но угадывались.

Кажется, это была комната, обставленная дорогой и красивой мебелью. Ну, да, прямо перед ним стоял огромный белый платяной шкаф! В его зеркальных дверцах, в мягком полумраке пространства спальни, он разглядел своё размытое отражение. Свет падал откуда–то сзади. Чуть повернув голову, Андрей увидел стоящую на тумбочке лампу с симпатичным зелёным абажуром, а прямо за ним виднелась просторная кровать, на край которой он опирался плечами. Затылком он ощутил что–то тёплое и мягкое. В зеркале Андрей видел лишь какое–то большое светлое пятно за своей спиной, и разобрать, что это такое, не мог. Он не помнил, как оказался здесь, и даже чей это дом, и с недоумением озирался, пытаясь хоть что–то припомнить. Затем он попытался подняться с пола, и с удивлением обнаружил, что руки и ноги плохо слушаются его. Всё тело, все мускулы были словно чужими и непослушными, слабо реагирующими на приказы мозга, да и сами мысли были какими–то неповоротливыми и тягучими, а ощущения… странными. И всё же, хотя и с трудом, ему удалось повернуться и встать на четвереньки. Рука оперлась на что–то твёрдое и холодное. Он взял этот предмет в ладонь и вдруг почувствовал боль. В его руке был большой кухонный нож, и, если бы не боль в порезанной ладони, он вряд ли бы хоть как–то отреагировал на это, поскольку разум словно дремал и был очень далёк от восприятия реальности. Боль заставила его бросить нож. Андрей выпрямился, стоя на коленях, и хотел получше разглядеть ранку в свете лампы, как вдруг его взгляд упал на кровать.

То, что виделось непонятным отражением в зеркале, предстало перед его затуманенным взором кровавым кошмаром, леденящим душу, от которого он оцепенел и не смел пошевелиться. На кровати лежало обнажённое женское тело, но любоваться этим зрелищем мог бы только обезумевший маньяк, поскольку шея, грудь и живот были просто искромсаны ужасными ранами, а белую кожу сплошь заливали потёки крови. Под телом на шикарной простыне из белого шёлка расплылась огромная кровавая лужа. Андрея передернуло, словно ударом тока, он вскочил на ноги и в ужасе закричал:

–– Элла! Эля–я–я!!!

Душераздирающий вой клаксона, резанувший по ушам, мгновенно вернул Андрея к реальности. Прямо на него мчалась сорокатонная фура, которую он, начав обгон чадящего КАМАЗа, каким–то непостижимым образом не заметил. Волосы на его голове встали дыбом. Тормозить было поздно, и Андрей вдавил педаль акселератора в пол, резко приняв вправо перед самым носом грузовика. «Лада» проскочила в узкую щель меж двух автомобилей, лишь чудом избежав столкновения. В открытое окно пахнуло плотной горячей гарью от промчавшегося в полуметре огромного «Мерседеса». С минуту он никак не мог прийти в себя от потрясения, затем смахнул капли пота с бровей и тихо выдохнул: