Морозный, чистый и звенящий, словно горный хрусталь, воздух застыл в полном оцепенении. Обширная поляна, окружённая высоченными вековыми соснами с седыми шапками крон и могучими, похожими на дружину былинных богатырей, чёрными дубами, сверкала и искрилась снежным нетронутым покрывалом. Тишина стояла такая, что казалась нереальной, космической, потрясающей своей бездонной глубиной и безграничностью. Суровый пейзаж завораживал взгляд и гипнотизировал сознание, едва пробудившееся от сна.

Мужчина, стоящий возле приземистого сруба охотничьей заимки, тихо прошептал:

–– И впрямь – Белое безмолвие… Господи, хорошо–то как…

Даже этот едва слышимый шёпот разнёсся по округе с быстротой молнии и вспугнул лесных обитателей. Тут же в ответ послышался раскатистая и долгая дробь дятла, где–то треснула ветка под вспорхнувшей птицей, захлопали крылья. Мужчина улыбнулся, ничуть не сожалея о нарушенном вселенском покое. Занималось ленивое зимнее утро, и уже пора было отправляться в путь. Мужчина обернулся, чтобы поторопить товарищей, но вдруг за его спиной скрипнула дверь, и из избушки вместе с клубами пара гурьбой вывалились охотники с полной амуницией.

–– А денёк–то будет клёвый, – с довольной ухмылкой сказал коренастый парень в тёплой меховой камуфлированной куртке и пушистой лисьей шапке. Он хлопнул Андрея по плечу и спросил: – Ты чего задумался, Андрей?

–– Да так… Красота, – ответил тот, широким жестом указав на окрестности.

–– Ничего себе картинка, – согласился с ним Николай.

–– Картинка… Эх, городские, – то ли с обидой, то ли снисходительно вставил Петрович – местный егерь, вышедший из избушки последним и заперший дверь на обычный колышек, вставленный в проушину накладного «языка». – Не умеете вы жить.

–– Да ладно тебе, Петрович, это я так, в шутку, – ответил ему Николай.

Петрович только кивнул, не желая вступать в полемику, и сказал сурово:

–– Хорош, трепаться, мужики. Пора выступать.

Охотники принялись молча и деловито укладывать снаряжение в снегоходы, а через несколько минут взревели моторы, и небольшой отряд тронулся в путь, прокладывая укатанную колею прямо по снежной целине поляны.

Вот уже более часа Андрей лежал за поваленным стволом дерева, стараясь не шевелиться и не издавать ни звука, но без движения мороз пробирал до костей даже сквозь толстый слой гагачьего пуха канадского комбинезона. Не помогала и куча лапника, которую он настелил возле расщеплённого пня по совету опытного Петровича, расставившего охотников по номерам. Чтобы хоть как–то согреться, он поочерёдно напрягал и расслаблял мышцы, но и этот приём помогал лишь на минуту – другую. И всё же, Андрей терпел и мороз, и невыносимое желание закурить ради редкого удовольствия полностью отдаться первобытным человеческим инстинктам. Охота – древнейшее занятие мужчин – привлекала его не возможностью самоутверждения. Исход поединка со зверем был предрешён заранее. Мощный полуавтоматический карабин с оптикой практически не оставлял ни малейшего шанса даже самому свирепому хищнику, лишая охотника законной гордости от такой «победы». Охота давала эмоциональную разрядку от общения с живой природой и снимала с плеч хотя бы на время груз проблем цивилизованного человека, что было куда важнее любых добытых трофеев. Но охотничий азарт не был чужд и ему. Вот и теперь, лёжа на лапнике и замерев под белым маскхалатом, Андрей весь обратился в слух и был предельно внимателен.

Вот, наконец, где–то далеко послышался заливистый и остервенелый лай собак. Этот сигнал был понятен даже человеку, не слишком искушённому в тонкостях и премудростях охоты, и означал, что начался гон зверя. Загонщики вышли на логово волчьей стаи, умные и бесстрашные сибирские лайки подняли её с лёжки и теперь гнали серых прямиком на флажки, под пули охотников, не позволяя им свернуть с рокового курса и оторваться от преследования.

Напряжённо всматриваясь в пространство перед собой, Андрей ждал приближения стаи, разминая в рукавицах замёрзшие пальцы. Лай становился всё громче и яростнее. Один за другим хлопнули три выстрела, и эхо разнесло по лесу их громовые раскаты, всполошив мелких птиц и белок, мигом попрятавшихся в дуплах. Уже можно было различить и приглушённые крики загонщиков. Андрей решил, что пора изготовиться. Стянув рукавицы, он снял карабин с предохранителя, прильнул к окуляру и ещё раз тщательно подрегулировал фокус, ориентируясь на видневшиеся среди торчащих из сугробов голых кустов флажки. Вереница красных тряпок охватывала небольшую поляну полукольцом, за которой и расположились в укрытиях стрелки. Андрею всегда казался странным и непонятным почти мистический страх этих очень умных, коварных, сильных и свирепых хищников перед обычным куском ткани. Где–то в глубине души он сочувствовал волкам.

На минуту, задумавшись, Андрей всё же прозевал момент появления стаи на поляне. Волки бежали совершенно бесшумно, и только тихое поскрипывание снега под лапами выдало их, когда стая оказалась совсем близко. Несколько серых силуэтов быстро двигались след в след. Строй возглавлял седой матёрый вожак, за которым бежали молодые волки и волчицы с более тёмной шерстью. Андрей поразился сообразительности волков. Они явно понимали, что погоня может оказаться долгой, и экономили силы, ведь бежать по проложенному следу было значительно легче, чем по глубокому снегу. Но вот, вожак внезапно остановился и тихо зарычал, морща нос и обнажив клыки. Шерсть на загривке зверя вздыбилась, а сам он присел на задние лапы и поджал хвост. Прямо перед ним, всего лишь в нескольких метрах, висела красная тряпка. Чуткий нюх зверя уловил враждебный запах человека, но неведомый и странный источник угрозы сбил опытного вожака с толка, и он словно растерялся. Сквозь линзы оптического прицела Андрей в мельчайших подробностях мог рассмотреть этого красивого и сильного хищника, настоящего хозяина леса. Ему показалось, что он увидел выражение страха и отчаяния на морде волка, от ума и решительности которого зависела судьба всей стаи, и сердце его вдруг защемило. Зверь был в его руках, но что–то удерживало палец на спусковом крючке. Андрей так и не смог нажать на него, давая зверю шанс.

Эта секундная заминка стала роковой для стаи. Слева и справа от Андрея загремели выстрелы. Сразу три волка, выбежавшие из строя и попавшие в сектора обстрела, упали на снег, забившись в предсмертной агонии и обагряя белое покрывало брызнувшими фонтанами алой крови. Вожак среагировал молниеносно, с места отскочив в сторону сразу на три метра. Это спасло ему жизнь. Ударившая пуля взметнула клубы снежной пыли как раз на том месте, где он стоял мгновение назад.

Волки заметались по поляне, проваливаясь по брюхо в глубоком снегу. Они искали спасения, отчаянно борясь за жизнь, но смерть настигала бедняг одного за другим. Их жуткий пронзительный вой, визг от страшной боли и яростное рычание отчаяния эхом метались по поляне вместе с ними, смешиваясь с треском выстрелом и злобным лаем собак.

От ужасной какофонии звуков Андрею стало не по себе. Он наблюдал за этим побоищем в каком–то странном оцепенении, так и не сделав ни одного выстрела. Ему почему–то расхотелось участвовать в охоте, азарт бесследно исчез, а где–то в глубине души зародился неясный протест против убийства. Разумом он понимал, что волки зимой – настоящие разбойники и наносят большой вред и без того небогатым крестьянским хозяйствам, вырезая за одну ночь по нескольку десятков коз и овец, а порой забираясь в сараи и утаскивая телят и поросят. Но он понимал и то, что они – санитары леса, поддерживающие баланс в хрупкой экосистеме. Эти простые истины, известные со школьной скамьи, заставляли усомниться в праве человека уничтожать божьи творения по собственной воле и уразумению. Каждая тварь была сотворена Создателем с какой–то целью, и только Он мог решать судьбу своих творений…

Всё это промелькнуло в мозгу Андрея как озарение. Он встал на колени и уже не таился, с болью в сердце, глядя на безжизненные трупы волков, разбросанные по истоптанной поляне. И вдруг он увидел его – большого седого вожака. Волк больше не метался по поляне. Он бежал на флажки, презрев свой страх перед опасностью и смертью. Перемахнув через гирлянду, вожак призывно взвыл. Ещё двое или трое волков последовали за ним, но были сражены пулями. Вожак, не останавливаясь, мчался вперёд прямо на Андрея. Три десятка метров между флажками и лёжкой за поваленным стволом он преодолел в несколько прыжков и был уже совсем рядом с человеком, но охотник так и не вскинул карабин, хотя и мог уложить зверя одним выстрелом в упор. На мгновение их глаза встретились. Андрея словно обожгло ледяной решимостью зверя. Со стороны вожака было чистым безумием пытаться вырваться из западни таким способом. Но выбор у него был не богат: либо погибнуть под пулями охотников, либо от клыков свирепых лаек. И зверь, и человек каким–то непостижимым образом поняли друг друга. В самый последний момент вожак чуть уклонился в сторону и прыгнул, перемахнув через ствол поваленного дерева и едва не зацепив Андрея лапами. Мужчина вскочил на ноги и обернулся, глядя вслед убегающему волку, чей серый силуэт быстро исчез среди частокола деревьев. На его губах застыла восхищённая и довольная улыба.