Тамари затрепетала от ужаса и потрясения, как только его губы стали чуть мягче и шевельнулись со сладостной настойчивостью, упиваясь ее прохладным ртом, побуждая к ответной ласке.

В ушах шумит, дыхание тяжелеет, ноги становятся ватными, руки не слушаются. Почему со мной? Почему все, что могло бы случиться с кем угодно постоянно случается со мной? Это шутка такая?

Одетый в брюки, обтягивающие его длинные мускулистые ноги, и в рубашку с распахнутым воротом, льнущую к широким плечам, Грант выглядел совершенно спокойным и зловещим, словно был окружен аурой непостижимой силы, сдержанной, но готовой в любую минуту обрушиться на нее. Тамари не знала его таким угрожающе огромным, наделенным грацией хищного зверя.

Ей почудилось, что она целую вечность лежит неподвижно, изнемогая от напряжения и дурных предчувствий, она старалась выглядеть невозмутимо — а дрожала при этом словно осиновый лист. Тами судорожно цеплялась за остатки присутствия духа, словно за барьер, которым пыталась отгородиться от Гранта. И со смесью невыносимой тоски и угрюмой решимости ожидала, что случится что-то непоправимое.

— Не надо, — едва слышно произносит она. — Не надо, пожалуйста.

Мольба в глазах, дрожь прекрасного тела, ее дикий, необузданный запах просто сводили его с ума.

— Только моя! — хищно рычит он и медленно приближается.

Хочется кричать, но горло, будто тисками перехватили. Хочется бежать, но не слушаются ноги. Хочется бороться, щипаться, бить кулаками, но … ничего не выйдет. Она не чувствует своих рук.

Его сердце замедляет ход, гулкие удары сотрясают грудь. И прошлое вперемешку с настоящим. Границы стерты. Тьма берет свое и не дает шанса забыть. Они уже попали в сети этой … проказницы.

Его глаза яростно сверлят ее. Эти серые глаза с алыми всполохами. Горящий взгляд обездвиживает. Это все. Это конец. Это ее погибель.

Немая мольба в огромных, трепещущих ее глазах прожигает, мурашки пробегают по шее, спине и вниз, по всему телу. Тело Гранта горит и покалывает и кажется, сейчас взорвется.

Медленно нависает Грант над ней, не отводя взгляд — куда-то улетают подушки. Прохладный ветерок словно хлещет разгоряченное женское тело. Одним резким движением он разворачивает Тамари лицом вниз, горячая ладонь заползает под живот и резко приподнимает ее.

Звук рвущейся кожи позади нее, словно пули застучали оторванные от его брюк пуговицы. Он входит грубо, глубоко и безжалостно. Ладонь на ее животе не ласкает, а жгет. Вторая больно терзает грудь. Так больно, так сладостно, так хочется кричать! И не выдерживает… И кричит… Вторит громким рыком ей Грант и еще два рывка — и все. Все закончилось. Он не отпускает и не выходит из нее. Женское лоно такое горячее. Нет раскаяния. Есть только выныривающая из глубины нежность. Нежно поглаживает ноющий и вздрагивающий животик, успокаивает трепещущие груди. Нежно целует плечо, спину, поясницу и … громкий, резкий шлепок по попе. Словно точку поставил!

И словно довольный кот заурчал, и плюхнулся набок, увлекая за собой еще дрожащее женское тело. Так и не выходя из нее, по хозяйски обняв за грудь — засопел. Вот и все. Заснул…

Боясь пошевелится, Тамари судорожно сжимала переданный ей тайком листочек. Почему-то ей было важно прочитать послание. Она просто знала — это очень важно. И чтобы случайно не потерять его во сне — тихонько засунула листок под подушку.

Спустя какое-то время Тами поняла, что ей не выбраться из объятий демона. Он не только не убрал свою руку, а словно для верности еще и ногой пригвоздил ее.

***

Затихшая под его руками женщина не ввела его в заблуждение — Грант знал, что она не спит. Две обжигающе холодные слезинки упали ему на руку. Он не шевельнулся и ничем себя не выдал. Несчастный судорожный вздох — и слезинки просто градом покатились из ее глаз. Тами так отдалась горю, постигшему ее, что просто не слышала судорожного вздоха и не почувствовала, как могучие руки ослабили хватку. Она горько оплакивала свою жизнь. Он просто растоптал ее. Он пленил ее. Она хочет все бросить и снова скрыться. А вторая половинка так хочет, чтобы ее любили, заботились…Так хочет остаться…

Он ничуть не сожалел о случившемся этой ночью. Он сделал то, что должен был сделать. То, что так хотел сделать с тех самых пор, как нашел ее. Он слушал ее судорожные всхлипы — а сам думал, как залижет поутру ее раны. А затем наслаждался ее тихим сонным дыханием — и был уверен — она больше не будет плакать по ночам. Только ОН — ее лекарь, и ее палач!

И тихое ее бормотание сквозь сон — воспоминания о ее счастливом прошлом — голубой домик, сад, речка, бабуля — словно записывал, запоминал Грант. И ни одного упоминания о мужчинах… И его отпустило. Он понял, что держит в руках свое счастье.

— Я превращу твой ад в рай, — думал демон.

— Это все у тебя будет, милая. И беседка с … как их там… синими… колокольтами. Спрошу завтра у мамы — что за цветы такие диковинные? И бабуля — черт знает, кто такая — но я тебе ее доставлю. А дом — да перекрашу завтра же замок в голубой. Или любой другой цвет… Все для тебя, — и заботливо укрыл ее шелковыми простынями.

Спустившийся рано утром Грант рассчитывал, что сможет покинуть замок незамеченным. Да не тут-то было.

Все члены семьи сидели за уже накрытым к раннему завтраку столом — и вопросительно глазели на него. Даже Десмон присутствовал — правда, он спал у камина — заботливо укрытый мохнатой шкурой.

Мать молча и гневно отвернулась. Отец озадаченно смотрел на него. Даже Рагнар выглядел смущенным. Присутствующим явно было неловко, и как-то неуверенно откашлявшись, Ульфик изрек:

— Она, конечно же твоя, но калечить-то зачем?

— Внук, она ж тебе едва до плеча достает, — и укоризенно покачал головой Рагнар — Тамари за столь короткое время уже стала его любимицей.

Грант, стараясь не выдать замешательства, невозмутимо смотрел на родственников. И только тут он заметил у деда синевший под глазом огромный синяк. Который, кстати, удивительным образом гармонично смотрелся с его, симпатично-фиолетовым носом.

— Это кто ж тебя так, дед? — родственники сконфуженно заулыбались, а дед заерзал.

— Я, между прочим, за девочку переживал, — огрызнулся он на насмехавшихся родственников, и положил перед Грантом дорогую костяную пуговицу. Грант внимательно присмотрелся — и тотчас вспомнил — такие пуговицы пришиты к гульфику его собственных штанов. Он все-еще непонимающе оглядывался.

— Вылетела из твоих покоев, — словно это все объясняло, обвиняюще приосанился Рагнар.

— Ага, прямо в замочную скважину, — ухмыляясь, добавил Ульфик.

— И сразу в глаз, — уже не сдерживала задорного хохота Мариэлла.

— Так ты подсматривааал! — Грант все понял и разъяренно повернулся к деду, а тот, отчаянно пытаясь избежать нахлобучки от внука, кивнул на нечто возле камина.

— Вот!

— Ага, — подтвердил Ульфик.

— Это оставил Урласс. После того, как ты … эээ… после того, как вы ушли. — Объяснила Мариэлла и осуждающе добавила:

— Он был очень рад всему, что увидел и услышал. Это он так сказал. И оставил это для Тамари.

И четыре демона с опаской и интересом подошли к небольшому ларцу. Грант захотел поднять его, да не смог — ларец словно прирос к полу. А рядом бушевали три йоля. Вернее, бушевал один — самый маленький, а двое остальных, уже изрядно устав, пытались его сдерживать. Туча шипел, искрил и бросался на ларец, словно там сидел его кровный враг.

— Неприяяятно пахнеет, — прошипел Йошка.

— Просссто воняет, — согласился с ним Морок.

***

Тамари проснулась от того, что скрипнула дверь. Это ушел Грант. Открыла глаза и воспоминания о прошедшей ночи просто затопили ее. На груди еще горел след от властной ладони, живот и прелести ее ныли и болели. А вот "жирная точка " на попе совсем не чувствовалась. Это было скорее громко, чем больно. И обидно. И она снова была готова разрыдаться — тело ее просто визжало от нанесенной обиды, а сон, вместо кошмаров, предательски принес ей ласковые слова и обнадеживающие обещания. Да уж, приснится, так приснится.