— До тех пор, пока место крушения мне, не будет известным, я сидеть не намерен, — шутил Иван Егорович, голова которого походила на голову новорожденного, так-как на ней волос совсем не было, а был какой-то бледно-желтый пушок.

Где же в самом деле был в это время наш путешественник?.. А он был далеко-далеко и там именно, где ему быть вовсе не хотелось.

Взяв груз и пассажиров в Новую Зеландию. «Британия» бодро шла вдоль берега Южной Америки. Пассажиров на пароходе было не много, но все-таки, вместе с экипажем, народу на пароходе насчитывалось до сорока человек. Груза было много и груза самого разнообразного. Главную каюту первого класса занимал англичанин, очень старый и очень богатый. Он ехал с двумя лакеями в Новую Зеландию, где надеялся отыскать племянника, которому он хотел передать свое состояние, так как других наследников у него не было; так, по крайней мере, рассказывал его камердинер. Мистер Пализер был уже так стар, что только в самую хорошую погоду выползал на палубу. Во втором классе пассажиров было больше и, между прочим, в Новую Зеландию переселялся коренастый немец, лет сорока пяти, по фамилии Шварц, с двумя дочерьми и с женихом одной из дочерей — Шарлотты; другую дочь звали Анною.

Капитанша была душою общества. Веселая, бесконечно добрая толстушка, она, по-видимому, всегда забывала о себе в заботах о других. Кроме того, что она была экономом на пароходе и заботилась о продовольствии всех, она, вместе с тем, по вечерам была отличною собеседницею, чтицею, и услаждала пассажиров пением и игрою на фортепиано, стоявшего в общей каюте. Мужа она любила бесконечно и все ее мысли были направлены на то, чтобы доставить покой и удовольствие мужу, в минуты его отдыха.

Пятнадцать лет она была замужем и пятнадцать лет плавала с мужем по всем морям. На пароходе с нею вместе плавали две отличные большие собаки, и целый курятник кур. Так как кто-то из пассажиров перевозил двух коров, лошадь и овец, то капитан, в одно из вечерних собраний, шутливо заявил, что вынужден переименовать «Британию» в «Ноев Ковчег».

Вечером, на пятый день после выхода из Каракаса, за Сережею пришел шкипер, швед Кархола, и сказал ему, что «фрау капитенска» зовет его в каюту.

Сережа пошел в каюту. Стол был накрыт на три прибора и за ним сидели капитан и капитанша.

— Сереженька, да неужели ты забыл, какой день сегодня? — спросила Марья Ивановна.

— А что такое? — изумился Сережа.

— Да ведь сегодня наш Новый год, наш русский Новый год! Садись и будем встречать…

Сережа сел за стол и вдруг как-то осунулся. На глазах его показались слезы.

— Что с тобою? Ты, кажется, плачешь? — заботливо спросила Марья Ивановна.

Две крупные слезинки скатились из глаз Сережи и он глухо прошептал:

— О маме вспомнил… Она теперь с Колею и Иваном Егоровичем встречают новый год и говорят обо мне?..

— Ну, полно, полно! — добродушно сказал капитан, поняв из русской фразы только то, что речь идет о Сережиной маме. — Нельзя же настоящему моряку допускать, чтобы «вода» попадала в капитанскую каюту. Довольно плакать?..

«Русский» Новый год был очень счастлив и с нового года пароход пошел не на парах, а на парусах, потому что ветер был замечательно благоприятен. Перейти экватор было не трудно потому именно, что ветер несколько умерял жар, но через две недели близость холода дала уже себя чувствовать. Пассажирам пришлось вытащить шубы. Ночи стали светлее и мистер Пализер, выбравшийся однажды на палубу, долго глядел на Сережу, деятельно работавшего без всякой шубы и необыкновенно бодрого и веселого. Он обратился с расспросами к капитанше и та, с материнскою нежностью, рассказала ему историю мальчика, чем так заинтересовала старика, что тот, как истый англичанин, просил ее представить ему юношу. Представление состоялось и Сережа был записан в число молодых друзей мистера Пализера.

Ветер по прежнему был попутным, что очень радовало капитана, так как можно было соблюсти экономию на угле. В Магеллановом проливе «Британия» не шла, а, можно сказать, летела, и наконец в ту ночь, когда она могла бы уже выйти из пролива, вдруг поднялся туман и ветер начал дуть так порывисто, что вскоре началась настоящая буря. «Британия», захваченная дико и грозно ревевшим ураганом, билась между громадными волнами и глухо стонала. Мачты с треском падали на палубу, а волны подхватывали их, выбрасывали за борт и как бы злорадно хохотали. Бледные пассажиры, всякий по своему, встречал свою смерть. Некоторые плакали, а некоторые молчали. Капитан делал все, что мог, и трое суток бился около выхода из страшного для моряков Магелланова пролива. Но все усилия его были напрасны: страшным порывом, чуть-чуть было не приподнявшим пароход из воды, его бросило в сторону, на отмель, после чего руля как не бывало; его сорвало и унесло в бушующее море. Через полчаса машинист заявил, что машина перестала действовать. Опасность была очевидна: пароход мог вдребезги разбиться о берег и пойти ко дну. Капитан был взволнован, он не говорил уже жене: «Мери, уходи в каюту, простудишься», он позволял ей стоять около него и она, держа его за руку, твердо глядела в глаза смерти.

— Берег близко, дайте нам шлюпку, капитан, мы отправимся на берег, — заявил один из пассажиров.

— У меня две хорошие шлюпки, — спокойно, но беззвучно проговорил капитан, — и в них могли бы, в крайности, поместиться мы все, но я долгом считаю предупредить вас, что в такую бурю до берега дойти в шлюпках невозможно, а затем предупреждаю, что этот берег безлюдный; там вы пропадете.

— Ну, уж это наше дело! — крикнул жених Шарлотты, — давайте нам шлюпки!

В эту критическую минуту на палубе стояли все, кроме мистера Пализера.

— Господа! — громко сказал капитан, — удерживать вас я не смею, но опять повторяю, что вы идете на верную смерть.

— А разве вы не идете на верную смерть? — горячась, спрашивал кто-то из пассажиров.

— Сережа! — крикнул капитан. — Сходите в каюту к мистеру Пализеру и объясните ему в чем дело. Ну, ребята, спускай шлюпки, если они этого требуют.

Пассажиры моментально бросились к веревочной лестнице парохода.

— Не торопитесь, — предупредил капитан, — иначе вы тут же потонете!.. Не пускать никого без очереди! — крикнул он матросам.

На палубу вышел мистер Пализер.

— Капитан, — сказал он, — разве и вы поедете на берег?

— Я не малодушный трус, — с достоинством ответил капитан, — и судна своего не оставлю.

— А я, капитан, фаталист и верю, что где мне суждено умереть, там я и умру; если вы позволите, то я останусь с вами.

— А я, капитан, — сказал переселенец Шварц, — думаю, что вы знаете дело лучше, чем мы, и если не советуете ехать, то ехать, значит, не следует. Я тоже останусь с вами, а дочери мои могут отправляться, если им это хочется…

— Нет, отец, я без тебя не поеду, — сказала Анна.

— Шарлотта может ехать с женихом, если желает, — глубокомысленно заявил Шварц.

— Нет, отец, — сказала Шарлотта, — и я с тобою останусь. Карл! — обратилась она к жениху, — оставайся с нами! Не поезжай.

— Нет, благодарю! Мне жизнь еще не надоела, — отвечал жених.

— Сережа, а ты что скажешь? — спросил капитан.

— Зачем вы меня обижаете, капитан! — вспыхнул Сережа.

— Я знала, что он не поедет, — радостно проговорила Марья Ивановна, — Сережа, сходи и достань из трюма два мешка сухарей, — прибавила она по-русски. — Может быть они спасутся, так нужно позаботиться, чтобы они не умерли с голоду.

Два молодых матроса и шкипер Кархола заявили, что они тоже останутся на пароходе.

Когда лодки были спущены и народ поочередно был усажен, шкипер иронически заметил матросам, усевшимся в лодки:

— Ну, прощайте, кланяйтесь рыбам!..

Но и эта грубая шутка опытного шкипера не помогла: обе шлюпки с тридцатью человеками отъехали от «Британии» и направились к берегу, казавшемуся очень близко.

— Они потонут, — уверенно сказал капитан, — но что же делать? Удерживать их силою я не имел права.