А что еще оставалось? Сидеть и ждать непонятно чего. Допустим, мальчишка не позволит помереть с голоду. Но толку-то, если Гастона прикончат.

- В нашем городе всем грозит опасность, - «обрадовал» Ратмир и тут же подсластил «пилюлю», подав грушу. – А зачем тебе выходить? Хозяйка разве разрешает?

- Не разрешает, - призналась Лизетта, дожевав угощение. – Но она пропала. Как ушла вчера, так ни слуху, ни духу.

- Дык может, дела у нее.

- Нет, - Лизетта взяла ртом вторую грушу. – Она обещала быстро вернуться.

Ратмир глянул сочувственно и вдруг охнул, схватившись за щеки. Корзинка приземлилась у ног, однако не перевернулась, и сочные плоды остались в целости и сохранности.

- Так ее арестовали, наверное! Вчера целую толпу взяли. Тоби рассказывал – это приятель мой, он обувь чистит на Вересковой улице. Сам еле ноги успел унести, как сообразил, что за дела творятся. Девчонка какая-то пела. Люди останавливались и слушали. А у нас такое запрещено. Вот всех и повязали, кто под руку попался.

Лизетта от неожиданности плюхнулась на пятую точку. Со стороны, наверняка, выглядело странно, что мул сидит, как собака. Но ее это ни капли не волновало.

- Что запрещено? Пение?

- Нельзя собираться толпой, - пояснил мальчишка и почесал затылок. - Ну, и петь, пожалуй, тоже. Мамка вот никогда не поет.

Он еще что-то говорил. Кажется, что папка раньше иногда мычал под нос, но давно перестал, однако Лизетта не слушала. Лихорадочно пыталась придумать план действий. Но тот упорно отказывался придумываться.

- Как мне его… то бишь, ее вытащить? – спросила она, скорее, саму себя.

- Никак. Ты забыла, что я вчера рассказывал? Коли арестовали человека, считай, что сгинул. Навсегда. Не увидишь ты больше хозяйку. Как и мы с мамкой папку.

Лизетта взбрыкнула. В прямом смысле.

Что значит, не увидит? Не бывать такому!

- Куда ты собралась? – насторожился Ратмир, заметив, что мул уверенной походкой направился к выходу.

- Хозяйку искать.

- Стой! - мальчишка бросился следом. – Погибнешь! Иль превратишься в игрушку черного принца!

Копыта подвели. Лизетта споткнулась и пропахала лицом (то бишь, мордой) доски.

- Чьей игрушкой?! – спросила она, ощущая во рту мерзкий привкус крови.

Ратмир не понял смысла вопроса, затараторил:

- Бесхозный мул – отличное приобретение. Тебя быстро схватят. А как узнают, что ты в разное зверье оборачиваешься, в серебряный дворец поведут. Люди знают, что черный принц любит всё необычное и диковинное. За такую игрушку, как ты, хорошо заплатят.

У Лизетты голова шла кругом. Столько слов произнесено, а ничего по делу.

- Кто такой черный принц? – прорычала она, хотя, казалось, мулы на это не способны.

- Императорский сынок, наследник, - поведал Ратмир шепотом. – Черным принцем его мой папка звал. Мне строго-настрого повторять запретил. Но приклеилось.

Он по-детски развел руками, улыбнулся и продолжил, не замечая ошеломления Лизетты:

- Папка говорит… то есть, раньше говорил, что у принца Валериана душа черная, как безлунная ночь. Нынешний император – зло, а сын еще хуже. Когда он придет к власти, для Эндории настанет начало конца. Во!

- Да твой папка поэт, - проворчала Лизетта под сумасшедший стук сердца.

Значит, черный принц – наследник престола Эндории. Ну, дела! Вот только причем тут Гастон? Почему этот Валериан на него охотится? Может, из-за медальонов? Но откуда ему знать, что волшебные вещицы Пенетьери попали к простому алманскому парню?

Ох, одни загадки и никакого просвета.

- Мне всё равно надо найти хозяйку. Я без нее пропаду.

Ратмир застенчиво улыбнулся и проговорил, глядя в пол:

- Я о тебе позабочусь, Роми.

Лизетта растерялась, изумленная непрошенной заботой.

- Приятно слышать. Только… э-э-э… это меня не спасет. Мы с хозяйкой заколдованы. Нельзя нам друг без друга.

Ратмир задумчиво почесал лоб.

- Можно к чародейкам сходить. Спросить, как быть, - предложил он. – Хозяйку тебе не вернут. Мамка просила папку вызволить, но они сказали, не в их это власти. Но вдруг колдовство снимут, что вас связывает?

Лизетта ответила не сразу. Задумалась. Конечно, можно и к чародейкам. Но важно и Гастона вызволить. А то получится, что она о себе только думает, свою шкуру спасет. Нехорошо это.

- Пошли к чародейкам, - согласилась она, приняв решение.

Но мальчишка ее осадил.

- Не торопись. К ним без предупреждения не являются. Я договорюсь сначала. А ты тут сиди. Будь хорошей зверушкой.

Лизетта фыркнула. Хорошей зверушкой? Да ни в жизнь.

Однако благоразумие в кое-то веке взяло верх над безрассудством.

- Буду, - буркнула она и отправилась в укромный угол – спать…

****

Гастон всегда знал, что монотонная работа – не его стезя. Он второй день помогал Аврелию кромсать траву и смешивать настойки, а, казалось, прошла вечность. Пальцы ныли с непривычки. Уж проще мешки таскать или решать проблемы, организованные обернувшейся в живность женой. И ведь продыху никакого. Лекарь рядом над средствами целебными колдует, на «помощницу» поглядывает, следит, чтоб не отлынивала.

В целом Аврелий Гастону понравился. Порядочный, на первый взгляд, мужик, увлеченный столь полезным ремеслом. Подумаешь, что большая часть его трудов пойдет охранникам, и лишь мизер – больным арестантам. Коли взялся людей лечить, нельзя делить на хороших и плохих. С грехами их боги в мире ином разберутся. Его задача – помогать всем нуждающимся. Без исключения. По мнению Гастона, это был правильный подход. Честный. Вот они сами нынче – преступники. Но в чем вина-то? И есть ли она вообще?

Пришлось по душе и то, что Аврелий не лез в душу, ни о чем не расспрашивал. Зато о себе рассказывал. Самую малость, однако Гастону и этого хватило для вывода, что лекарь – верный муж и хороший отец.

- Ох, главное, чтоб они еще не успели уехать из столицы. Жена моя с сынком. Иначе туго придется. Попробуй, найди след. Особенно остывший.

- Коли любят, будут ждать до последнего, - пробормотал Гастон, сам не понимая, кого пытается приободрить: Аврелия или самого себя.

Он думал о Лизетте. Ни о какой любви между ними не было речи, но Гастон молился всем богам, в которых раньше не особо верил, чтобы женушка оставалась в амбаре. Или, хотя бы не отходила далеко. Понятное дело, что она выйдет наружу в поисках еды. Главное, чтоб в неприятности не загремела. Вот уж точно: поди, найди потом остывший след. Эх, жаль Огонёк их покинула. Девчонка -предательница, но ведь не так она и виновата. Волю деда-мага выполняла, а не по собственной прихоти медальоны красть планировала. Вот доехала бы Огонёк с ними до столицы, сейчас Гастону было б куда спокойнее. Знал бы, что Лизетта не одна, а под присмотром лесной колдуньи.

…К вечеру Аврелий притих и занервничал. Перекладывал склянки с целебными настойками с места на место, доставал карманные часы, вздыхал и убирал назад, бурча под нос что-то о важности первого впечатления. Наблюдая за странным поведением лекаря, занервничал и Гастон. Да так, что едва флакончик с ценным эликсиром от мигреней не разбил. Повезло, что реакция хорошая, успел подхватить в полете. Вот только тревога после этого усилилась. Аврелию полагалось пожурить «помощницу» за небрежность, а он будто и не заметил ничего.

- Что происходит? – не выдержал Гастон часа через полтора.

Аврелий с шумом выдохнул и признался.

- Скоро ОН придет. Ну, тот – третий. В смысле, он второй, это ты – третий.

- Побег сегодня? – обрадовался Гастон, но его мигом осадили.

- Ш-ш-ш! Сегодня-сегодня. Но сначала он на тебя поглядит, оценит, насколько ты надежен. Я то тебе верю, не сомневайся. А вот он мало кому верит. Даром, что монах.

- Монах?

Гастон едва зубами не заскрежетал. Только монаха ему и не доставало! Ну, правда, это издевательство. Удалось от жизни в монастыре отбрыкаться, так теперь главная надежда на спасение из плена – монах? Серьезно?!