- Ты еще кто? - на пороге злосчастной спальни появилась Огонёк, сложив руки на груди.

Но вместо ответа получила лишь горестное «Уууууууууу…»

- Кто тебя просил дверь открывать, а? Весь обряд испортила! – девчонка назидательно покачала головой и повернулась к Лизетте. – А ты почему не помешала?

- Дык я это… - выдала та, забывшись, и добилась оглушительного визга горничной.

Еще бы! Где это видано, чтоб лосихи по-человечьи разговаривали?

- Ма-а-а-ама! – взвыла рыжая нахалка и ринулась к выходу.

Но и тут приключился казус. В виде очень «вовремя» вернувшегося Гастона. Поднос, что он держал в руках, со звоном приземлился на пол. А с ним и столь желанный завтрак-обед. Лизетте только и осталось с тоской взирать на стекающие по стене ручейки молока и соуса, пока муженек чертил в воздухе защитные знаки и судорожно повторял:

- Свят, свят, свят…

****

Задержался Гастон неспроста. По пути на кухню его останавливал каждый встречный, желая знать, каково жить со страшной, как все на свете черти, женушкой. Он только диву давался: откуда все так быстро узнали о женитьбе, а, главное, с чего вдруг приписали Лизетте уродство. Оказалось, Теодор постарался – старший братец светлости. Разболтал всему замку о «глупой ошибке» Гастона. Мол, решил выкрасть богатую наследницу, да перепутал замки и умыкнул дурнушку, которую родня подальше от людских глаз держала, дабы никого не пугать.

- Нет же, она симпатичная, герцог Теодор пошутить изволили, - только и делал, что твердил новоявленный супруг.

Увы, никто не верил. Парни похлопывали по плечу, девушки хихикали вслед. А личная горничная герцогини подарила снисходительную улыбку.

- Ну ты и опростоволосился, мальчик. Пожинай плоды. Теперь все служанки жаждут поквитаться за разбитое сердце Сабины.

- Но… - Гастон опешил. – Как же так?

- Это называется – женская солидарность, милый. Готовься к неприятностям. И супруге передай, пусть не рассчитывает на теплый прием. Надеюсь, она умеет сама укладывать волосы и приводить в порядок одежду. Запомни, ради госпожи Ла-Пьер здесь никто палец о палец не ударит.

Пришлось сжать зубы и смолчать. В голове промелькнула мысль, что это всё не к добру. Лизетта не обрадуется и, не ровен час, попытается добиться признания прав с боем. Тем более, личной горничной у нее нет. Хотя это и странно. Неужели, раньше всем занималась воспитательница Виолетта? В смысле, ведьма Клотильда? Вроде ж не по статусу…

На кухню Гастона не пустили. Погнали, едва увидели, зашикали хором, а Берта половником запустила. К счастью, промазала, но облегчения сие не принесло. Наоборот, заставило почувствовать себя беспомощным. С другой стороны, что тут поделаешь? Не врукопашную же сражаться с толпой разгневанных женщин. Покрутившись неподалеку от поля несостоявшегося боя, Гастон пошел на хитрость. Перехватил камердинера третьего герцогского отпрыска и по совместительству мужа одной из кухарок.

- Достань еды. И побольше. Я в долгу не останусь.

Тот замотал головой.

- Еще чего! Ты тут теперь всё равно, что прокаженный. Говорить с тобой – преступление. А уж ежели кто помогать вздумает, тому в жизни перед женской половиной замка не оправдаться. На месте проклянут. А у меня жена тут работает. Сам знаешь.

Гастон задохнулся от обиды. Значит, женская солидарность в наличие, а как до мужской дошло, так все умывают руки? Не пойдет!

- Вот именно – жена, - объявил он, готовясь нанести удар. Ниже пояса? Ну и пусть! – Как думаешь, она поступит, коли узнает, что бегаешь к помощнице садовника? Подозреваю, не только проклянет, но и покалечит. И не одним половником.

Камердинер побледнел, попятился.

- Ты так не поступишь.

- Еще как поступлю, - пообещал тот уверенно. – Мне, если не заметил, объявили войну. А на войне средствами не разбрасываются.

…Четверть часа спустя довольный собственной находчивостью Гастон заходил в апартаменты с подносом полным еды: куриным бульоном в супнице, кувшином молока, тарелками с рассыпчатой картошкой и запеченной бараниной, а еще свежими овощами, только утром собранными с грядки. Увы, всему этому добру не суждено было добраться до стола. Гастона чуть удар не хватил при виде чудища с черным лицом. Решил грешным делом, что это посланница упомянутого нищенкой «принца». Да и как, собственно, не решить, когда оно врезается в тебя и орет дурным голосом?

- Ну, спасибо тебе за обед, - протянула Лизетта, когда «чудовище» наградило муженька пощечиной и унеслось в неизвестном направлении.

- Что… что это бы-было? – спросил он, указывая трясущимся пальцем на дверь.

Лосиха фыркнула, но всё же ответила.

- Дык разлюбезная твоя. Кухаркина дочка. Неужто, не признал?

- Са-са-сабииина?

- А у тебя этих девиц толпы? Кстати, я ни при чем. Это она с Огоньком познакомилась.

- А нечего было обряд срывать! – возмутилась девочка и притопнула. Грозно. Аж искорки из-под босой ножки полетели. - Сама виновата, что дверь открыла. Она под защитой была.

Гастон качнулся и прислонился к стене. Закрыл лицо ладонями, чтобы не видеть гневного взгляда лесной девчонки и обиженного Лизеттиного. А, впрочем, к чертям кухонным все эти взгляды. У него теперь проблемы посерьезней.

Принять Сабину за чудище? Ну, дела…..

- Не подавись, - посоветовала Лизетта, хмуро наблюдая, как Гастон уплетает жаркое из баранины, причем, глотает, почти не жуя.

Она сама поглощала пищу размеренно, беря ртом ломтики фруктов с тарелки. А чем еще есть? Копытами? До ночи-то далеко. Хорошо хоть посуду можно на стол поставить.

- Вкуснотища, - протянула Огонёк, причмокивая. – Как называется эта еда?

- Шоколадный торт, - пояснила Лизетта.

Поглядела на перепачканные кремом губы лесной девчонки, но оставила замечание при себе. Не стоит укорять того, кто обеспечил сытную трапезу и окончание объявленной поварихами войны. Да, постаралась именно Огонёк. Услышав о приключившейся напасти, самолично отправилась на кухню и «объяснила» строптивым дамочкам, что держать голодными господина Ла-Пьера с женой, как и их магическую помощницу, нельзя. Наглядно объяснила, «организовав» воительницам свиные пятачки вместо носов.

- Что ж ты их целиком в свиней не превратила? – спросила Лизетта в шутку и получила неожиданный ответ.

- Я хотела. Не вышло. Тут моя магия слабее. Мы же далеко от леса. Расколдовать поварих сразу тоже не получается. Приходится по одной приглашать. Раз в два часа.

Лизетта хмыкнула. Вон оно что! Но это к лучшему. Пусть считают, что девчонка сразу не избавляет от пятачков в воспитательных целях. Чтоб надолго запомнили урок.

- А что за обряд ты проводила? – поинтересовался Гастон, наевшись до отвала.

- Медальон искала, - ответила девчонка, будто это само собой разумеющееся.

- Нашла?! – вскричали Гастон с Лизеттой в один голос.

Та насупилась. Отложила недоеденное яблоко.

- Нет. Мне же помещали. Да и сила здесь не та, я ж вам говорила. Но… - она смешно почесала нос, - медальон точно в замке. А еще с ним связан третий человек, который встретится нам нынче ночью. Да-да, мы отправимся исследовать территорию. Вместе.

Гастон не обрадовался, подозревая, что вылазка обернется очередной несуразностью, но вида не показал. Лизетта, наоборот, повеселела, «исследовать территорию» она любила. Компания, конечно, не шибко приятная, но это мелочи.

…Выдвинулись незадолго до полуночи. Могли бы и раньше, но пришлось ждать Гастона. Он покинул апартаменты со словами «я на полчасика», а пропадал раз в шесть-семь дольше. Вернулся с расцарапанной щекой, сказал, мол, оступился и врезался в стену. Но Лизетта заподозрила, что муженек «пообщался» с драгоценной Сабиной. Днем-то она унеслась быстрее ветра. До того, как возлюбленный вообще ее признал.

Так всё и было. Гастон долго нарезал круги возле женского жилого блока, где обитали незамужние служанки. Внутрь носа совать не смел. Заходить туда запрещалось строжайше. Любого нарушителя мигом изгоняли из замка Винзуров. Без права на второй шанс. Такое правило установила герцогиня, славящаяся пуританскими взглядами. Помогали ей «следить» за порядком две вездесущие тетушки из прислуги. Одна из них заметила Гастона и устроила разнос. Мол, как смеет он – женатый мужчина – разыскивать им же брошенную незамужнюю девицу?! Пришлось срочно уносить ноги.