- Угу, - буркнул Гастон.
Он бы и рад забыть. Всё, что стряслось в последние дни. Особенно открытие о вероятной причастности Сабины к похищению Лизетты. В глубине души Гастон и раньше знал, что златовласая прелестница неидеальна. Сколько разговоров было о будущем. Безоблачном будущем. Еще бы! Ведь Гастон – не простой слуга, а сын дворецкого и, что особенно важно, лучший друг герцогского отпрыска. Окажись он обычным конюхом, Сабина прошла б мимо, задрав нос. Гастон это отлично понимал, но запрещал себе об этом думать. Ведь он – не конюх.
…Еще через полтора часа, когда ноги начали отваливаться, гребень привел к заброшенному строению, стоящему особняком от жилья. Барабанную дробь и визг трубы Гастон с лисом услышали издалека. Как и предвкушающий стон толпы.
- Что делать-то? Если Лизетта там, я один не справлюсь.
Лис снисходительно фыркнул.
- А разве ты один?
И первым вошел внутрь.
В просторном помещении, где раньше, вероятно, располагался бальный зал, глазам предстала картина маслом: пара дюжин мужчин, ликующих, будто пришли на скачки, худосочный бледный паренек – растерянный, как девица из приличной семьи, по ошибке заглянувшая в бордель, и…
Гастон протер глаза.
Единорог! Самый настоящий единорог!
Или нет? Тьфу! Это ж Лизетта!
Седовласый, но весьма крепкий старик подтолкнул паренька в спину.
- Ну, чего ждешь? Бери пилу.
- Пи-пилу? Разве ножом не удобнее?
- Дурень! Сначала рог надобно спилить, а потом уж ножом орудовать. Боги тебя и мозгами обделили?
У Гастона перехватило дыхание. Рог спилить? Лизеттин? Ага, сейчас! Отдуваться-то потом ему, коли после обратного превращения женушка без какой-нибудь части тела или лица окажется. Без носа, к примеру.
Парень, тем временем, взял дрожащими руками пилу и приставил к рогу.
- Не трожь! – завопил Гастон, не придумав плана получше. – Это моя жен… же… же… Живность!
Мужчины обернулись, оглядели его с головы до ног. Паренек перетрусил, опустил пилу и отступил на пару шагов. Зато остальные не впечатлились. Старик покачал головой и засмеялся. Гаденьким обидным смехом.
- Иди отсюда подобру-поздорову, юноша.
Но Гастон не сдвинулся с места.
- Это моя собственность. А вы ее украли.
- Допустим, – не стал отпираться старик, но заговорил издевательским тоном. – Но что ты предпримешь? Драться с нами будешь? Не думаю. Ты в меньшинстве. Жаловаться стражам порядка побежишь? Вот уж нет. Никто в здравом уме не заявит властям, что у него украли единорога.
Гастон опешил. А ведь прав мерзавец. Но отступать глупо. И не по-мужски. Он же не тюфяк, как светлость, который даже на ветке удержаться не способен. Подхватил с пола палку, бывшую некогда ножкой кресла, и с воинственным кличем ринулся в бой. Выскочил, размахивая ею, на середину – аккурат к неподвижной Лизетте. Мол, только суньтесь, приложу так, что мало не покажется.
- Ну, покалечишь ты одного-другого, а дальше что? – поинтересовался старик, отошедший на безопасное расстояние. – Сдавайся, парень. Не видать тебе животинки. Смирись.
- Да неужто? А как насчет меня?
Нет, это сказал не Гастон. А доселе незаметный для всех остальных лис. Мгновение, и вот он – призрачный и неопасный – проявился во всей красе. Заискрился под испуганные возгласы и увеличился в размерах. Махина! Даже не слон. А целых два слона!
- Мамочка! – взвыл паренек, что Лизеттин рог пилить собирался. И замер.
Остальные оказались куда резвее, рванули к выходу, но лис их опередил. Преградил дорогу, принял боевую стойку и… всего-навсего махнул хвостом. Но этого оказалось достаточно, чтобы четверо противников влетели в стену, как игрушечные. Бам! Туда же отправилась и вторая партия, а следом и третья. Гастон тоже не прохлаждался. Лупил палкой всех, кто подворачивался под руку. Но аккуратно, чтоб не искалечить и кости не переломать. Прикладывал точечно – по мягкому месту – и приговаривал:
- Будете еще чужих единорогов похищать? Будете?
В конце концов, очередь дошла и до старика, что предлагал Гастону сдаться и отказаться от притязаний на Лизетту. Получив всё по той же части тела, он плюхнулся на бок и прикрылся руками, опасаясь новой порции «наказания».
- Ну, и кто теперь в меньшинстве?
- Пощади! Обещаю, если вы нас отпустите, мы никому ничего не скажем!
- Вы и так будете язык за зубами держать. Ни за что не признаетесь, что вас победил один-единственный парень, а, тем более, гигантский лис.
Кровь кипела от злости и азарта, требуя продолжения экзекуции, но в глазах поверженного старика светилась мольба, и Гастон сдался, опуская палку:
- Ладно, убирайтесь. Живо!
Лис посмотрел с толикой удивления, но не возразил. Отступил в сторону, пропуская беглецов к выходу. Но под конец не выдержал, щелкнул зубами перед носом всё того же хиленького паренька. Тот пискнул, как пойманная мышь, и грохнулся в обморок. Лицом вниз. Пришлось пошатывающимся «сообщникам» подхватывать его за ноги и за руки, дабы жуткая нечисть не сотворила с ним чего похлеще.
- Хорошо пошалили, - лисья морда расплылась в довольной улыбке, едва за дверью исчез последний неприятель. – А ты, похоже, не совсем бесполезен.
- Спасибо, - буркнул Гастон, роняя отлично сослужившую службу «оружие», и бросился к жене. – Лизетта? Ты меня слышишь? Просыпайся!
Лис подошел вплотную и недовольно вздохнул.
- Не тряси. Не спит она. И прекрасно тебя слышит. Ее порошком особенным обездвижили. Оклемается через пару часов.
- Уверен?
Лис зарычал, мол, разумеется, он уверен.
Гастон сел на пол и вытер рукавом вспотевший лоб.
- Значит, нам тут еще не один час торчать.
- Вообще-то до самого заката. Или собираешься топать до замка Винзуров в компании единорога? В темницу захотелось за похищение магической животинки лесных?
- Тьфу! – Гастон раздосадовано хлопнул себя по коленке.
А лис зевнул, потянулся и съежился. В смысле, вернул реальный размер.
- А тебе это… разве можно на глаза людям показываться?
- Не-а. Но кто нажалуется? Ты? Да и кому? Ты разве в курсе? И вообще, я живая душа, имею право иногда пошалить. Кстати, есть у меня еще одна идейка для развлечения.
Гастон скривился, предчувствуя ворох проблем. Уж больно пакостное выражение на лисьей морде нарисовалось.
- Ну, пошел я. Развлекаться. А ты пока подумай, где противоядие от любовной отравы достать. Той, что тебя опаивали.
- Отр… Чего?!
Лис хмыкнул.
- А ты решил, что чистейшей любовью к кухаркиной дочке воспылал? Дурень! Ты ж еще полгода назад мимо нее проходил, будто она – стена. И вдруг – здрасьте!
Гастон замотал головой. Нет-нет. Что за чушь? Никто его не опаивал. Да и когда?
Лис легко догадался, о чем тот думает. Или попросту прочел мысли.
- Это нетрудно, если мать – кухарка. Добавляешь в питье пару капель в день, и все дела.
- Но меня два месяца не было в столице, - нашел отличный аргумент Гастон, вспомнив ссылку в глуши в компании светлости. – Любовное зелье давно б выветрилось. Даже самое сильное.
- Вот-вот, - лис весело подмигнул. – До заката полно времени, чтобы мозгами пораскинуть и вычислить того, кто в изгнании помогал рыжей чертовке тебя опаивать. А я того… на развлечения. Бывай, жертва любовного сговора…
Махнул хвостом и был таков. Растворился прямо в воздухе.
****
Гастон сидел рядом с Лизеттой-единорогом и думал о Сабине. Неужели, лис прав? И все чувства к девушке – ложь? Умом он понимал, что серебристый помощник знает, что говорит, однако душа отказывалась верить. Допустим, подливать любовное снадобье дома для кухарки или ее дочки – задача не самая сложная. Но как же ссылка? Напрашивался единственный вариант – камердинер Арнольд. Он всегда посматривал на Берту и запросто бы согласился «помочь» взамен на обещание любовной ласки. Вот только, чтобы исполнить Бертин наказ требовались последовательность и аккуратность, а Гастон ни разу в Алманской глуши не видел камердинера трезвым.