Прижавшись спиной к бетонной стене, я позволил твердой прохладе умерить мой гнев. В моей ладони буквально тонет этот крошечный амулет-сердечко. И меня охватывает утешение. Словно я заполучил частичку нее… даже если она ничтожна мала.
Я видел полное уничтожение прекрасного собственными глазами. Ее красивое лицо было покрыто синяками, на коже запеклась кровь. Ее тело распухло настолько, что я не мог ее опознать. Она была осквернена и изуродована до такой степени, что судмедэксперт отвел глаза – зрелище было слишком ужасным даже для привычного к виду насилия медика.
Я знаю, на что способно зло. Та смоляная порочность, которая пронизывает самые чистые души, лишая их самого прекрасного в этом мире и оставляя после себя поруганную смертельную пустошь и кровавое месиво.
Некоторые люди познают теневую сторону бытия, и их жизнь разрывается на части сокрушительной реальностью того, на что этот мир действительно способен, и они погружаются в бесконечную скорбь. Они становятся озлобленными и язвительными. Посещают сеансы психолога. Становятся свидетелями человеческой казни. А затем двигаются дальше.
В то время как других, таких как я, ждет самоуничтожение под невыносимой тяжестью той же разрушительной силы.
Они никогда не возвращаются к нормальной жизни.
Мы превращаемся в руины. То же тело, тот же храм, но внутри он давно мертв и опустошен.
Это зло меняет тебя. Как только ты посмотришь в его глаза и слегка прикоснешься к этой заразной хвори, твою душу начинает выкручивать, полностью уничтожая тебя. В жилах стынет кровь.
Мои крики и пламенные мольбы о справедливости и правосудии, обращенные к небесам, стали бессмысленными в тот самый день, когда я увидел, как мою маленькую сестру опускают в землю.
В тот день я рухнул на колени и поклялся отомстить.
Ты можешь справиться с горем, ты можешь попытаться двигаться вперед... но если в тебе ничего не осталось живого, то вместо этого ты строишь надежный подвал для своих демонов.
Я вешаю подвеску на гвоздь и провожу большим пальцем по серебряному сердцу, прежде чем схватить кувалду. Тяжело дыша, я замахиваюсь и со всей силы бью, выплескивая всю клокочущую во мне агрессию. И выбрасываю из головы образ полуобнаженной Макенны.
Когда, обессилив, я превращаюсь просто в кучу потрепанных конечностей, рухнув на холодный пол и бросив тяжелый инструмент в ноги, я втягиваю холодный воздух, чтобы наполнить пылающие легкие, и вытираю пот с лица.
Она у меня в долгу.
Эта мысль всплывает на поверхность моего опустошенного сознания. Ясный проблеск, вспыхивающий во тьме этой долбаной ситуации.
Макенна Дэвис - наживка на крючке.
Я открываю дверь в подвал, и пронзительная боль, раздирающая плоть, простреливает мою ногу.
Мое колено подгибается, из горла вырывается дикий рев, когда она снова нападает. Я пригибаюсь ниже к полу, и моя голова - легкая мишень даже для такой миниатюрной девушки. Мельком я успеваю увидеть ее дикие и безумные глаза, прежде чем она наносит удар по моей голове.
Перед глазами темнеет.
- Я убью тебя, - ее угрожающий пронзительный вскрик вызывает даже большее раздражение, чем физическая боль.
Высоко подняв над головой, она сжимает в руках вырванный железнодорожный шип, ее грудь вздымается, когда она решается на отчаянный бросок. Упираясь ладонью в пол, другой рукой я перехватываю шип. Наши глаза встречаются.
- Отпусти, - в моем голосе тихое предупреждение
Она крепче сжимает оружие побелевшими пальцами, ярко выделяющимися на фоне ржавого железа. Ботинком опираясь о мое бедро, она отталкивается, пытаясь вырвать оружие.
Вот и все. Я встаю и резко дергаю шип на себя. Ее крошечное тело врезается в мой бок, словно в кирпичную стену. Она отскакивает и приземляется задницей на пол прямо передо мной.
Я двигаюсь в ее сторону, и она дергается, отползая назад.
Проклятье. Я прижимаю ладонь к голове, зажмурив глаза от пульсирующей боли, отбрасываю шип в сторону. Он с громким звоном ударяется о бетон. Прежде чем пылающий во мне гнев успокаивается, я делаю несколько шагов, чтобы справиться с пламенем, обжигающим болью мой череп.
- Именно о такой глупости я тебя предупреждал, - чувствуя себя немного спокойнее, я поворачиваюсь и смотрю на нее. Прикрыв лицо ладонями, она сидит, привалившись спиной к стене. - О, прекрати это. Ты же не какая-нибудь испуганная девица. Вставай, мать твою.
Она медленно опускает руки. Затем, вызывающе вздернув подбородок, встает на ноги.
- Я все еще служу в полиции. Они - моя семья. У меня есть доверенные люди и друзья, которые ищут меня. Они поймут, что я пропала, и когда не получат от меня никаких вестей...
-То что? - рявкаю я, шагая к ней. - Как насчет твоей машины? Или телефона? Никто не хватится тебя, Мак.
Она моргает.
- О чем ты?
Я отрываю ладонь от головы, рассматривая разводы крови на пальцах.
- Твоя машина припаркована у твоего дома. Вытерта дочиста. Твой телефон, который ты использовала, чтобы набрать «9-1-1», согласно журналу вызовов, выключен. Сим-карта уничтожена. Даже если полиция отследит звонок и поймет, что ты присутствовала на месте убийства Майера, даже если они достаточно подозрительны, чтобы получить ордер на осмотр твоего лофта, все, что они найдут, это календарь с четко обозначенными днями твоего отпуска.
- Ты болен на всю голову, - тихо произносит она.
На моих губах медленно расплывается улыбка. Такое глупое оскорбление.
- Больные люди не склонны к рационализму, Мак. Твое обучение явно не было посвящено последовательной психологии. - Я оставляю ее на минуту, пока собираю сумки прямо за дверью. А затем я бросаю их в центр подвала.
Макенна стоит неподвижно, ее волосы в диком беспорядке. Рубашка, которую я ей дал - моя рубашка, - свисает с одного плеча. Цепочка все еще соединяется с манжетой, обмотавшей ее лодыжку. Взлетевшие брови вверх, выдающие ее растерянность, были единственным проявлением эмоций, когда она поднялась к сумкам.
- Что это такое? - спрашивает она настолько робким голосом, что я едва слышу.
Я снимаю свою кожаную куртку и бросаю ее в противоположную сторону от принесенных мною вещей. В холщовую сумку я забросил ее одежду, зубную щетку и прочее дерьмо, а в пакете для мусора лежали папки с документами.
- Ты останешься здесь на некоторое время, - я подталкиваю барахло ботинком в ее сторону. - Тебе нужно принять душ, чтобы не вонять в моем доме. А это, — я указываю на мусорный мешок, - твои файлы. Ты же следователь. И детектив.
- Была, - перебивает она.
Я издаю насмешливый вздох.
- Ради твоего же блага, лучше бы тебе оказаться чертовски умелой в этом деле.
Она потирает руки. То ли от холодного воздуха, то ли от осознания, что я проник в ее квартиру и рылся в ее вещах. Может, и то, и другое.
- Чего ты хочешь от меня, Истон?
Она впервые произносит мое имя. Называет меня не чудовищем, а кем-то другим.
Я достаю из кармана подвеску с сердечком и поднимаю ее перед собой.
- Я пытаюсь убедить себя, что ты не при чем. Иначе, могу поклясться, ты была бы уже мертва.
Я опускаюсь на колени и роюсь в мусорном мешке, отыскивая досье на Дженнифер Майер. Я грубо и резко швыряю папку через весь зал. - Ты уже вышла на след. Продолжай.
Она не прикасается к папке. Просто смотрит на нее, будто та принадлежит кому-то другому или другой жизни.
- Я ничего не буду делать, пока ты не дашь мне ответы.
Я не уверен, что она сможет переварить ту правду, которая у меня есть для нее. Я смотрю на подвеску, в груди угрожающе пусто.
- Это тебе дал Ройс Хадсон, - обвиняюще говорю я. - Ты работала в отделе особо тяжких преступлений. Поэтому знаешь, что такое трофей.
Когда я бросаю на нее взгляд, бледность и ужас на ее лице заставляют меня задержать дыхание. Она отрицательно качает головой.
- Значит, ты знаешь, кто я.
- Я точно знаю, кто ты.
- Ты сошел с ума. Ты... извращенный кусок дерьма. Я видела, как ты убил моего напарника, а теперь... Что? Ты говоришь ужасные вещи, чтобы опозорить его память? Что ты с ним сделал? Где его тело?
