Родео поцокал языком, почесал свой заросший подбородок.

– Домашние животные, Койот, – сказал он, качая головой. – Ну что же ты, ну в самом-то деле. Ты прекрасно знаешь. Домашние животные – это просто…

Ну вот, сейчас он это скажет. Я с самого начала почуяла, откуда ветер дует. Родео вот-вот объявит, что домашние животные – это для нас не вариант, а если уж Родео что-то объявлял «не вариантом», то никогда не шел на попятный.

– Он мне нужен, – прервала я Родео, пока он не объявил Айвана «не вариантом» официально. Я сказала то, чего даже не собиралась говорить. «Он мне нужен» сорвалось с языка само собой. Я знала, что могла бы привести кучу более эффектных доводов: типа что мне ужасно одиноко, или что всю ответственность за последствия я возьму на себя, или что я сама всегда буду ухаживать за Айваном, и тому подобное. Но в пылу спора все эти доводы вылетели из головы. И мне осталось всего три дурацких слова, повисшие в воздухе между «просто» и «не вариант».

Родео умолк, у него отвисла челюсть. Он скривился, глаза превратились в щелки.

– Он мне нужен, – сказала я снова, уже не так резко. Мой голос почти срывался – я даже сама удивилась, к горлу подступил комок, которого я совсем не ожидала. Глаза стали влажными – пришлось поскорее заморгать, стряхивая слезы.

Родео заглянул в мои мокрые глаза.

– Вот-вот, – сказал он. – В том-то и проблема, милая. Куда ж это годится – нуждаться в чем-то, что можешь потерять.

– Ну пожалуйста, Родео, – сказала я. Сказала, обращаясь прямо к его глазам, к его глазам, полным вселенской любви.

– Ох, младенчик-леденчик, – сказал он. Почти прошептал.

Я промолчала.

Он громко выдохнул.

Подошел ко мне, потянулся, утер большим пальцем слезу, сползавшую по моей щеке. Снова покачал головой, но теперь в его бороде пряталась улыбка.

– Ну ладно, – сказал он и подставил ладони. – Дай-ка посмотреть на этого парня.

В моем сердце затеплилась робкая надежда, но я боялась ей поддаться. И все же я наклонилась и подхватила Айвана на руки. А он, успокоившись, снова стал обычным котенком – и по габаритам, и по форме.

Я положила этот теплый комочек на заскорузлые ладони Родео.

Родео сложил ладони чашечкой, тихо и бережно повертел Айвана, поднес к глазам. Весь бесценный Айван – с головы до кончика хвоста – умещался у Родео на ладони.

Айван восседал на ладони Родео, довольный-предовольный. На немигающий взгляд Родео ответил своим немигающим взглядом: счет ноль-ноль. Не мяукал, не дрожал, не мурлыкал, не ерзал. Это было бы не в стиле Айвана. А Родео не ахал, не восторгался, не причмокивал. Это было бы не в стиле Родео. Оба просто на минуту замерли, глядя друг на друга.

Но, наверно, какая-то искра между ними проскочила – между тощим котенком и чумазым хиппи.

Я догадалась по взгляду Родео. Он не заледенел. Нет, его взгляд засиял и смягчился.

Он шумно вздохнул, смиряясь.

– Тысяча чертей, Койот, – сказал он, но сказал ласково.

Маленькая надежда в моем сердце захлопала крыльями.

Он посмотрел мне в глаза:

– Дадим ему испытательный срок. Двести миль пробега.

Моя надежда встрепенулась окончательно. Время от времени мы с Родео устанавливали «испытательный срок», когда пробовали что-то новое: альбом какой-то группы, сорт освежителя воздуха, да что угодно. Мы давали себе время, чтобы выяснить, так ли уж сильно нам что-то нравится, впишется ли оно в наш своеобразный стиль жизни.

– Тысячу миль, – возразила я.

– Пятьсот, – сказал он. – Последнее предложение.

Я протянула ему руку, и он пожал ее свободной рукой. На ладони другой руки все это время сидел Айван, наблюдая за торгом.

– Спасибо, Родео. Ты об этом не пожалеешь.

– Ну-ну. Еще посмотрим. Если он опять так меня разбудит, ему прямая дорога в окно. В первое попавшееся.

Я ухмыльнулась:

– Старик, ну ты и взлетел. Как ракета! Чуть башкой потолок не пробил.

– Ничего смешного, – сказал он, но я-то заметила, что он пытается сдержать улыбку.

– И вопил, как сигнализация, – добавила я, хихикая.

Он покачал головой, но на сей раз улыбка засверкала, выпутавшись из бороды:

– Я подумал, что в автобус пробрался барсук и вот-вот перекусит мне горло. За эту секунду я постарел на десять лет.

– Да ладно, тебе полезно. Тренировка для сердца.

Родео негодующе фыркнул, затем оценивающе сощурился, глядя на Айвана:

– Смотри не очень к нему привязывайся, кашка-ромашка. Пятьсот миль. И больше он не получит.

Я забрала у него Айвана и прижала, такого теплого-теплого, к своему животу.

Родео вытер руку о свое пузо. Ишь, какая цаца: можно подумать, у Айвана есть микробы, которых Родео следует опасаться.

Родео указал подбородком на кабину автобуса:

– Запиши пробег. Чем быстрее мы проедем пятьсот миль и попрощаемся с этой пушистой неприятностью, тем лучше.

Я надменно выгнула бровь.

– Надень штаны, – сказала я. – Моя душа требует лепешек с мясной подливкой.

Что ж, обошлось без сюрпризов: все обернулось почти так, как я и ожидала. Айван вписался в нашу с Родео компанию, как ломтик сыра между двумя ломтями хлеба.

Он сразу же обжился: Айван, он такой. Укладывался поспать везде, где вздумается и когда вздумается. Разгуливал по автобусу свободно, все обнюхивая, все исследуя, всех умиляя.

Теперь, когда ему больше не требовалось скрываться, я устроила ему официальную экскурсию по его новому дому.

– Это автобус модели «2003 Интернешнл 3800», – сказала я Айвану, держа его на ладонях. – Вообще-то это не «он», а «она». Ее зовут Яджер. – Когда-то на обоих боках нашего дома было написано, черным по желтому, «ЧАСТНАЯ ШКОЛА “ВОЯДЖЕР”», но, когда автобус купили мы, Родео соскреб почти все буквы, чтобы дать нашей старушке новое имя, имя без занудства и официоза. Яджер была длинная, прочная, с красивым капотом, который выдавался вперед, словно нос корабля. Яджер не чета этим вашим плосконосым автобусам. Даст им сто очков вперед. На плосконосых автобусах, наверно, удобно добираться до школы, но никто и никогда не назовет их своим настоящим домом – для этого они не годятся.

– А вот кабина, – продолжала я, приподняв Айвана повыше, чтобы он все хорошенько осмотрел. Он оглядел водительское сиденье, приборную панель и наш старый верный руль. На приборной панели, не спуская глаз с уходящей вдаль дороги, стоял белый керамический бульдог. Мы называли его «Позитивный пес», и Родео уверял, что это такой четвероногий ангел-хранитель, который бережет нас от печали. Айван с любопытством понюхал его. Родео, сидя за рулем, окинул Айвана надменным взглядом и сказал:

– Кот, здесь мое логово. И ты сюда даже не суйся.

Но я просто повернулась спиной и шепнула Айвану на ушко:

– Это он понарошку. Гуляй везде, где захочешь.

Позади водительского кресла были два ряда обычных автобусных кресел для пассажиров – только эти два ряда Родео и оставил, когда приспосабливал Яджер для постоянного проживания. За вторым рядом – куча одеял Родео, напротив – наш кухонный отсек. Водопровода у нас на борту не было – и вообще не было никаких удобств, так что на самом деле вся кухня – это буфет, узкий рабочий столик и большая сумка-холодильник, где мы держали молоко и все прочее. Айван особенно заинтересовался полками с едой, но я потащила его дальше.

Рядом с кухней был наш огород: привинченные к окну полки, где в горшках росли помидоры, салат и всякое такое. Я еще и выращивала в двух горшках подсолнухи, и смотрелись они классно – стебли больше метра в высоту, и на каждом тянулся к солнцу великолепный, ослепительный желтый цветок. Мне кажется, огромный цветущий подсолнух вселяет такую радость и надежду, какую ничто другое вселить не может. Айван, обнюхивая ближайший цветок, ударяя по нему лапой, со мной вроде бы согласился. Он вообще умница.

Напротив огорода было привинчено к полу огромное кресло, которое мы называли «Трон». Могу поклясться по собственному опыту, что это невероятно удобное кресло для чтения – мягкое-мягкое: откидываешься назад и расслабляешься, широкое-широкое: ложись поперек, свесив ноги с подлокотника, если уж придет в голову такая фантазия. И стояло оно на самом подходящем месте – рядом с нашим главным книжным стеллажом, всегда ломившимся от книг, которые в этот конкретный момент были для меня и Родео самыми-самыми любимыми.