Во-первых, как было показано выше, к началу Восточно-Прусской наступательной операции в обеих русских армиях Северо-Западного фронта было минимальное численное превосходство над 8-й германской армией, своевременно усиленной гарнизонами крепостей. Другое дело, что русское командование должно было сразу же бросать подходившие из тыла резервные войска вперед, дабы изменить соотношение сил еще более в свою пользу, раз уж не хватало полководческого умения. Немцы использовали в полевом сражении все, что только было возможно, в максимальной степени использовав железнодорожную инфраструктуру, крепостные районы и тяжелую артиллерию, в том числе взятую и из крепостей. Русские же надеялись исключительно на мощь перволинейных дивизий, оставляя второочередные дивизии и крепостную осадную артиллерию в тылах, раздробляя действия армейских группировок и переподчиняя отдельные корпусные единицы самым различным инстанциям, вплоть до Ставки Верховного командования. В итоге в тот момент, что стал критическим в развитии операции, германское командование имело под рукой максимум сил и средств, а русские имели хорошо если половину того, что могли и должны были бы использовать в операции в качестве единого целого. Именно поэтому победа и досталась немцам.
Подсчет сил всегда есть вещь лукавая, и строящаяся не столько на истинных данных, сколько на сведениях, приводимых участниками событий, которые зачастую лукавят, а то и прямо передергивают фактическую сторону дела. Очевидно, что вышеуказанными авторами берется в расчет вся штатная численность русских соединений, между тем как в операции непосредственно участвовал лишь первый эшелон (и частично второй на втором этапе операции) сосредоточения. Противник же, заблаговременно окончивший сосредоточение, как раз располагал всей реальной силой полевых войск (крепостные части в основной своей массе присоединились к главным силам перед движением на 2-ю армию). Также германский историк не учитывает ни гарнизоны Кенигсберга и Летценских укреплений, ни Сводного корпуса генерала Унгерна из прочих крепостей на Нижней Висле.
Во-вторых, первоначальной численностью германской 8-й армии была разбита лишь армия А.В. Самсонова, но уже к операции против армии П.К. Ренненкампфа подоспели два корпуса и 8-я кавалерийская дивизия, переброшенные с Западного фронта. Именно поэтому, наряду с маневром по последовательному разгрому русских группировок, против обеих русских армий Гинденбург и Людендорф всегда имели численное превосходство. Ста пятидесяти тысяч пленных под Танненбергом также не могло быть, ибо во всех окруженных русских корпусах не было такого количества людей.
Многие погибли, а кто-то и пробился из кольца. Вероятно, что в общий подсчет кладутся и данные обо всех русских войсках, насчитывавшихся в составе Северо-Западного фронта в период всей Восточно-Прусской наступательной операции примерно с 5 августа по 4 сентября. То есть, помимо перволинейных армейских корпусов, еще и армейские корпуса второго эшелона, составившие 10-ю армию В.Е. Флуга, плюс ряд второочередных дивизий. Однако в таком случае следовало бы считать и те германские войска, что получили Гинденбург и Людендорф из Франции.
В числе причин поражения под Танненбергом прежде всего можно выделить проблему связи, давшую в руки германскому командованию всю полноту информации, в то время, как русская сторона не только не имела такой информации, но даже использовала ложные сведения в качестве истинных. Немцы сумели, используя данные радиоперехватов и секретных документов, снятых с трупов убитых русских офицеров, в максимальной степени использовать грубейшие ошибки русского командования, как армейского, так и фронтового уровня. Трудно понять логику русских генералов: предвоенные расчеты на окружение противника восточнее Вислы и распоряжения Я.Г. Жилинского о блокаде Кенигсберга. А ведь генерал Жилинский знал об отступлении немцев к Висле, так надо было тогда преследовать всеми силами.
Примерная численность германцев в Восточной Пруссии также была известна, и Жилинский не мог не понимать, что противник как минимум не уступает по силе любой из русских армий по отдельности. Но главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта на пару с начальником штаба Верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевичем предпочитал пророчествовать о грядущей неудаче наступления (по данным М. Палеолога). При этом ни один генерал сам, по собственному почину, не отказался от своего поста, почему в штабе фронта считали, что отставка Жилинского стала незаслуженной: «Очень жаль бедного генерала Жилинского, незаслуженно смененного и стоически перенесшего этот удар…»[243]
Имея общее численное преимущество, русский Северо-Западный фронт все равно потерпел катастрофу. Почему же не было создано превосходство в численном отношении на избранных направлениях? Здесь главная ответственность, бесспорно, принадлежит главнокомандующему армиями фронта и его штабу, не сумевшим организовать фронтовую операцию для достижения главной цели – уничтожения неприятельской восточнопрусской группировки. В результате директив штаба фронта 2-я армия понукается к преследованию, а 1-я – сдерживается у Кенигсберга. И это при том, что командарм-2 имел для парирования возможных контрударов только одну слабую железнодорожную ветку, в то время как противник всецело располагал заблаговременно подготовленными коммуникациями для фланговых перегруппировок.
Как известно, немцы, исходя из общеполитических факторов, назвали свою победу над 2-й русской армией сражением при Танненберге, где в 1410 г. войска Тевтонского ордена были разбиты совместными польско-русско-литовскими ратями, что получило название Грюнвальдской битвы. Такой подход должен был символизировать реванш: через 500 лет немцы добились победы над славянами. На этом названии перед кайзером Вильгельмом II настояли сами победители – Гинденбург и Людендорф.
Что интересно, предпосылки были созданы перед войной: еще на штабных учениях 1903 г., проводившихся под руководством графа А. фон Шлиффена, окружение русской Наревской армии должно было состояться в 40 км южнее Танненберга. Разумеется, это предложение последовало, прежде всего, исходя из пропагандистского момента. Но и ныне можно встретить ни к чему не обязывающие замечания, что, мол, на самом деле до непосредственно самого Танненберга (современный польский Стембарк) было далековато, и германская пропаганда нарекла победу над генералом Самсоновым именно таким образом, чтобы просто-напросто рассчитаться со славянами за поражение под Грюнвальдом.
Действительно, в первых германских сообщениях с места сражения происходившие события носили различные наименования. Например – «Битва за Алленштейн», «Битва у Ортельсбурга». В свою очередь, отечественные ученые, как правило – участники войны, часто называли гибель 2-й армии «сражением при Сольдау», как бы отдавая отчет, что ключ к исходу сражения лежал именно здесь, в данном географическом пункте. Но все это не столь уж и принципиально, да и, в конечном счете, как правило, название дает победитель. И это, наверное, справедливо. Ведь все знают название «Ватерлоо» только потому, что там находилась Ставка герцога Веллингтона. Победи в том сражении Наполеон, и победа нарекалась бы совершенно по-иному: сражение при Белль-Альянсе. Наверное, удержись 2-я армия до подхода резервов, подоспей вовремя 1-я армия, и не отступи 1-й и 6-й армейские корпуса, и наверняка мы знали бы о победе А.В. Самсонова под Алленштейном. Но победили немцы, и потому именно они по праву «заказали музыку».
Парадоксальным образом, русская сторона также, в свою очередь, в начале операций вспомнила о событиях 1410 г. В воззвании великого князя Николая Николаевича к полякам от 19 июля, составленном в российском Министерстве иностранных дел и одобренном императором Николаем II, в частности, говорилось: «Не заржавел меч, разивший врага при Грюнвальде». К сожалению, оказаться достойными своих предков в 1914 г. русские военачальники не смогли, так что в XX столетии название «Танненберг» затмило старое «Грюнвальд». В 1410 г. в критический момент сражения русские смоленские полки сумели выстоять при вопиющем неравенстве сил, что позволило литовцам оправиться от паники, а полякам – перегруппировать силы. В 1914 г. фланговые русские корпуса по вине своих командиров не выдержали испытания, что привело к гибели 5 пехотных дивизий 2-й русской армии.