– Он обещал тебе позвонить? Обещал… – Мартын сосредоточенно рассматривал пустой бокал на столе, слегка нахмурив белесоватые брови. – Но так и не позвонил, правильно?

– Обещал, когда станет совсем горячо, – напомнил Толик, чувствуя невольное напряжение этого затянувшегося разговора.

– Значит, он уже не понимает, не в состоянии понять, когда холодно, а когда  горячо… Так бывает. Особенно – на игле…

– И все-таки… – Толик хотел хоть какой-то определенности. – Я не могу просто так в это поверить, понимаешь? Я слишком хорошо его знаю, как, впрочем, и ты…

– Мальчики! – громко позвала из столовой Тамара. – Кушать подано… Мы с Дашей вас уже заждались. Заканчивайте там со своими разговорами…

– Мой тебе совет, – тяжело поднимаясь из кресла, сказал Мартын, – бери банк и не комплексуй… В случае чего у тебя есть реальный шанс подставить плечо Балашову. Возьмут банк другие – он пойдет по этапу… Понял?

– Понял, – все еще сомневаясь, неуверенно ответил Толик.

– Вот и хорошо… А теперь пошли ужинать – твоя Томка не виновата, что ты у нее такой, извини, туго соображающий и нерешительный…

– Может быть, все-таки как-то встретиться с Балашовым? – сами того не замечая, они вдруг стали называть его по фамилии.

– Если ты его найдешь – встречайся… Но зачем? – Мартын выразительно пожал плечами.

Вопрос остался без ответа, поскольку они уже вошли в столовую, залитую ярким светом дорогой люстры из чешского хрусталя. Ровно, без дыма, горели в камине сухие ясеневые дрова, звучала тихая инструментальная музыка. Тамара с Дашкой, уже сидевшие за обеденным столом, щедро уставленным разнообразными закусками и красивыми бутылками с экзотическими этикетками, выжидающе смотрели на входящих мужчин.

Поздним вечером, проводив Мартына до машины с дремлющей в ней охраной, Толик тяжело поднимался по лестнице. Было слышно, как переговариваются Тамара с Дашкой, заряжая посудомоечную машину после царского ужина. Толик слегка поколебался и прошел мимо, к себе в кабинет. И хотя его слегка штормило после выпитого, а может быть, и съеденного, он все-таки налил себе еще коньяка. Стоя у журнального столика, он ни с того ни с сего вдруг пробормотал: «Ну, Господи, благослови!» – и опрокинул содержимое бокала в себя. И только теперь, опуская бокал на столик, внезапно вспомнил: «А как же новость, «очень хорошая»? Совсем мозги набекрень съехали, если они с Мартыном об этом даже не вспомнили».

Толик сел за письменный стол, снял трубку и нажал кнопку автоматического набора мобильника Мартына. Тот долго не отвечал, видимо, успел задремать под шумок работающего двигателя. Наконец недовольно прорычал:

– Слушаю тебя, мудило…

Толик усмехнулся, легко представив недовольную физиономию закадычного друга и насмешливо ответил:

– Ты сам мудила, Мартын, так как про «очень хорошую» новость забыл мне сказать…

– А завтра не мог позвонить? – уже более миролюбиво проворчал Мартын. – Невтерпеж, да? Ну, да ладно, что с тебя взять… В общем, на второе ноября, а это будет пятница, готовь снаряжение – выезд, как всегда, в шесть утра…

– Класс! – восхитился Толик, и в самом деле почувствовавший прилив радости. – Это что, чуть больше двух недель остается? – он взглянул на большой настенный календарь над письменным столом.

– Именно, – ответил довольный реакцией друга на «очень хорошую» новость, рассолодевший в машине Мартын. – Еще вопросы есть?

– Есть, – поколебавшись, ответил Ромашов.

– Ну?

– Банк я беру! – решительно сказал Толик. – Была не была – где наша не пропадала…

– Ну и молодцом! – Мартын был явно доволен решением Ромашова. – Бог не выдаст – свинья не съест… Пока!

Мартын отключился, а Ромашов, слегка напуганный своей решительностью, вскочил из-за стола и несколько раз пробежался по кабинету. И вот когда Толик в очередной раз подходил к письменному столу, он вдруг заметил на нем оставленную коробку с обувью, которую передала ему Даша.

– Ну-ну, – довольно потирая руки, широко заулыбался Толик, – посмотрим, что за обувь они мне там выбрали…

Ромашов вновь сел за стол, придвинул коробку и взял ножницы из стоящего на столе канцелярского набора. Какое-то время посидел в нерешительности, и раз, и другой услышав, как ухнуло куда-то вниз живота его учащенно забившееся сердце. Удивился, списав этот сбой своего мотора на перебор с коньяком. Легко перехватив острыми ножницами капроновую упаковку, он снял крышку и удивленно заглянул в полупустую коробку, на дне которой лежал плоский, продолговатый предмет, завернутый в плотную бумагу. Ничего не понимая, Толик развернул сверток и увидел знакомую рукоять кинжала, вложенного в деревянные ножны с металлическими заклепками.

Это было давным-давно – несколько сотен лет назад, а потому и похоже на сказку. Но это была не сказка, а самая настоящая жизнь. Просто жили тогда другие люди, по другим законам и совсем у другого океана… Но луна, солнце и звезды над головою были и тогда те же самые. И шторма приходили, и в свой урочный час умирали точно так же, как приходили и умирали люди, населявшие скалистое побережье, с удивительно уютными, чистыми пляжами между черных скал. В те времена люди любили селиться вдоль таких пляжей, потому что море щедро выбрасывало на берег крупных моллюсков, рыбу и длинные, ярко-зеленые, плоские и широкие листья ламинарий. Все это годилось в пищу, давая силы и волю продолжать свою жизнь…

Однажды, никто уже не помнит когда, вблизи моря на берег упал метеорит. Вначале он низко летел над горизонтом, оставляя за собою ослепительный свет и словно бы подыскивая место, где ему следовало упасть. А когда нашел и упал, покачнув ближайшие скалы и погнав в море огромную встречную волну, невиданно яркая вспышка непонятного света сделала ночь похожей на день. На несколько десятков километров люди и звери, видевшие этот свет, погибли, и большие черные птицы с кривыми клювами надолго поселились в этих местах. Перепуганные люди Побережья прокляли это место и под страхом смерти запретили туда кому бы то ни было заходить. Никогда и никто не решался нарушить этот запрет, поскольку зловещая тень смерти стояла за ним не только по решению людей, но, казалось, сама эта местность несла непонятную угрозу любому живому существу.

Шли годы и уходили десятилетиями и столетиями, и ничто не менялось на Побережье. Как и прежде, вооруженные копьями люди уплывали на промысел далеко в море и не всегда возвращались, застигнутые жестокими штормами, которые тоже охотились на них. Как всегда, женщины оставались у родного очага, чтобы выделывать шкуры убитых животных и готовить пищу для своих мужчин и детей. Так было всегда, так и осталось. И только время, этот вечный двигатель Космоса, методично и неумолимо свершало свою работу, перемалывая скалы в песок, засыпая города пеплом и погружая острова в морские пучины. Но и оно не могло снять проклятья людей с Долины Огня…

Человек Побережья, которого звали Гандриг, с юных лет прославился своим кузнечным мастерством. Казалось, он умел делать из металла все: украшения для женщин, наконечники для копий и стрел, пряжки для ремней, посуду, игрушки для детей и просто красивые фигурки, которыми люди украшали свои жилища. Но больше всего прославился Гандриг своим мастерством при изготовлении кинжалов. В этом ему не было равных на всем Побережье. Кинжалы для охоты и рыбалки, ножи для выделки шкур и работы с деревом, кухонные и декоративные, украшавшие жилища воинов, детские и женские – все было ему по силам. И ни один кинжал, ни один нож не походил на предыдущий. Казалось, фантазии Гандрига в этом деле не было предела. Даже игрушечные ножи для детей отличались друг от друга так же, как ночь отличается от ясного дня.

Но главной страстью Великого Эмпу1 были кинжалы с характерной, волнообразной формой клинка и ассиметричными пятнами на нем. Не было равных этим удивительным клинкам не только на Побережье, но и на всем Острове. Знатные и богатые люди готовы были отдать целые состояния за кинжал Крис2, сработанный Гандригом, но он брал вознаграждение только за свою работу, которая длилась иногда годами, как мог бы взять плату землекоп за то время, что потратил на рытье выгребной ямы. И брался за изготовление клинка Гандриг только для тех людей, которых он выделял из общего числа заказчиков по каким-то лишь ему известным признакам. Это мог быть наследный принц и никому не известный пастух, бродячий монах-буддист и украшенный шрамами воин. И никогда своих принципов Великий Эмпу не нарушал. Они были так же неизменны, как приливы и отливы в Океане, как восход и заход солнца, как запрет на посещение Долины Огня. Все знали об этом, ибо молва о Великом Мастере шла вслед за удивительными кинжалами, разлетевшимися со временем не только по всему Острову, но и по всему Свету.