– К вам можно?

Вадик вздрогнул от неожиданности и поднял взгляд. Возле его столика выжидательно замерла красивая женщина в элегантной кремовой шляпке, бежевые перчатки и туфли говорили о том, что эта женщина знакома со вкусом, а строгий вечерний костюм выгодно подчеркивал роскошные формы. Опешивший Вадик окинул взглядом вагон-ресторан, который, пока он писал эсэмэски, почти заполнился шумными, разговорчивыми пассажирами. Даже за самыми невыгодными столиками, у входных дверей, сидели люди.

– Нельзя? – искренне удивилась женщина и капризно надула полненькие губки.

– Да нет, пожалуйста! – вскочил смущенный Вадик, поспешно отодвигая стул с противоположной стороны столика. – Извините, я просто задумался…

– Бывает, – женщина легко опустилась на предложенный стул и оценивающе посмотрела на Вадика. – Меня зовут Маргарита Иосифовна. Я работаю в краевой филармонии. Еду в командировку в город Ещенск.

– Очень приятно, – галантно склонил голову Вадик. – Я тоже еду в командировку и тоже, представьте, в Ещенск… Зовут меня Вадим Сергеевич, но для вас я – просто Вадик.

– Просто Марго, – решительным движением Маргарита Иосифовна протянула руку в перчатке. Вадик поспешно протянул свою, и ему потребовалось некоторое усилие, чтобы отпустить эту мягкую, эту беспомощную и так много обещающую кисть женской руки.

Толик еще какое-то время посидел в беседке, одиноко наблюдая за тем, какАмур скрадывает мотающихся возле его будки голубей. Конечно же, голубей интересовала собачья миска с остатками пищи, а не его будка, точно так же Амур хрен положил на Петра Борисовича, хотя упорно делал вид, что смотрит именно на него. И так вот всегда и со всеми в этом лучшем из лучших миров: все друг друга скрадывают, все друг друга схарчить норовят, хотя и смотрят в другую сторону… У Толика Ромашова, пока он этот «закон джунглей» не понял, долго ничего в бизнесе не получалось. Все у него, по выражению старого друга Мартына, дебет с кредитом не сходились… Всегда в самый неподходящий момент кого-то спасать надо было, пощадить, беду отвести. И Толик спасал, отводил, прощал и никак понять не мог, почему это его друзья по бизнесу год от года в весе прибавляют, а он едва концы с концами сводит. И вроде бы все правильно делает, балду не гоняет, крутится, как Шарик подзаборный, а бизнес в рост не идет. И вот когда совсем было отчаялся Толик и на бизнес и на себя собрался рукой махнуть, мол, не по Сеньке шапка, Мартын ему глаза и открыл. «Жалость, – сказал Мартын, – она всегда за твой счет идет. Твои риэлторы больше моих почти в два раза получают. Почему? А потому, что они рассказали тебе, как плохо и бедно живут, а ты им поверил. Они у тебя левые сделки проворачивают, а ты опять их жалеешь, мол, не от хорошей жизни. Ну и так далее – ты сам об этом не хуже меня знаешь. А ты не поленись, сядь за компьютер, посиди пару дней и попробуй посчитать вот такие упущенные выгоды за весь год. Уверяю тебя – мало не покажется. И все это ты можешь смело записать в свою индивидуальную графу – жалость». Толик не поленился, сел за компьютер и посчитал, включая сорок пять тысяч деревянными, которые он совсем недавно на нужды подшефного детдома отстегнул. Сумма получилась просто обалденная. С таким баблом можно было еще пару-тройку филиалов смело открывать… Потом, когда открыл, когда бабло ощутимым ручейком на счет потекло, Толик Ромашов хорошую поляну для Мартына организовал. И с той поры, как опять же говорил Мартын, где жалость была – там хрен вырос. Вроде бы все просто, все понятно, а Толику два года понадобилось, пока просек…

Нет, не случилось праздника у Амура – голуби проворнее оказались. Но и Амур молодец! Что маху дал – вида не показал, склонился над миской, зашлепал красным языком, вроде как за этим только и вставал.

Чертова цыганка не шла из головы. И чем дальше – тем тревожнее было на душе у Ромашова. Слишком много совпадений, непоняток и предчувствий свалилось вдруг на него, чтобы взять и просто отмахнуться от этой ниоткуда возникшей проблемы. Шестым чувством, кожей, напрягшимися нервами Толик ощущал реальную опасность, вставшую перед ним после разговора с цыганкой. В самом деле, кто она такая, откуда взялась, как узнала про Таиланд и кинжал? Теплилась смутная надежда, что Томка успела кому-то рассказать о непонравившейся ей покупке. Но, во-первых, Томка никогда в его дела не лезла, а во-вторых – никаких знакомых цыганок у нее отродясь не было. И что получается в результате?..

Изрядно продрогнув, Толик вышел из беседки. В нерешительности постояв на садовой дорожке, он заглянул к Петру Борисовичу, настроившемуся почаевничать.

– Смотри, Борисыч, – строго сказал Толик своему сторожу, – варежку не разевай – накажу…

– Как можно, Анатолий Викторович! – вскочил всегда расторопный и в меру услужливый Петр Борисович. – Я ведь только на минуту и отлучился, мусор вынести… Ведь всегда по утрам выносил и ничего… Как она прошмыгнула – не пойму… Прямо ведьма какая-то…

– То-то и оно, что ведьма, – задумчиво подтвердил Толик. – Тем более – не пускать!

– Не беспокойтесь, больше такой номер у нее не пройдет, – горячо заверил хозяина расстроенный Петр Борисович.

Наконец Толик поднялся в свой кабинет, где на полу лежала шкура того самого бурого медведя, добытого на Камчатке, а на стенах красовались хорошо забальзамированные головы животных – личные охотничьи трофеи Ромашова. Были здесь, в простенках между окнами, сравнительно небольшие, но удивительно изящные, с шестью отростками, рога изюбра, на которых висели несколько охотничьих ружей, в том числе и любимый Толиком «Меркель» – вертикалка двенадцатого калибра. Теперь он задался целью добыть приличные лосиные рога с массивными лопатовидными отростками. И даже почетное место для будущего трофея у него уже было определено.

Справа от большого двухтумбового стола помещался у Толика Ромашова оружейный сейф, в котором он хранил серьезное оружие – боевой карабин и отечественное пятизарядное ружье МЦ. Сюда же, на нижнюю полку, Толик положил купленный в Таиланде кинжал. Хотя прятать такую красоту надолго он, конечно же, не собирался, мысленно подыскивая для него в доме достойное место.

Открыв сейф, Толик достал клинок в ножнах, положил его на стол, сел в удобное крутящееся кресло и надолго задумался. Ножей на свете много, думал Толик, при желании можно и лучше найти – не проблема. А вот собственная жизнь у него – одна. И если этой жизни хоть что-то угрожает, пусть даже и в такой вот малопонятной форме, со слов какой-то подозрительной цыганки, на это надо реагировать. Самое верное – выкинуть его к такой-то матери и навсегда забыть. Подумаешь, какой-то там кинжал из зачуханной тайской лавчонки… Да и пробыл-то он у него всего пять дней… Ну, вот не было этого кинжала в жизни Толика и – снова не будет… Что за проблема?

Толик осторожно потянул клинок из ножен и вновь поразился небывалому совершенству его линий, и вновь малопонятный холодок тревоги ворохнулся у него под сердцем. Толик вспомнил, как однажды на охоте они крепко подвыпили и по пьяни начали играть в карты. И Рустэмчик, горячий, вспыльчивый хакас, трижды оставшись в дураках, вдруг схватился за карабин и наставил ствол на Толика… « А вот я сейчас вас всех на хер положу, – мрачно сказал Рустэм, снимая затвор с предохранителя. – Таких умненьких – здесь и положу».И все вдруг почувствовали – положит. И в первую очередь – Толика, поскольку он напротив Рустэма сидел. И Толик Ромашов ощутил в тот момент (и на всю жизнь запомнил) тревожный холодок под сердцем, в аккурат в том месте, куда был направлен ствол карабина. Словно луч лазера проник под его кожу, смертельным узлом связав его с выходным отверстием карабина…

Рустэмчик злобно посверкал глазами, перегорел и опустил карабин, который сразу же перехватил нерастерявшийся Мартын. Больше они в карты с Рустэмчиком не играли, а вот ощущение смертельного холодка осталось с Толиком на всю жизнь. И вот теперь, при виде кинжала, купленного зачем-то за десять тысяч верст отсюда, в занюханной лавчонке косоглазого тайца с косичкой, Толик вновь пережил это неприятное чувство.