Виттелий еще до рассвета вернулся во дворец и принялся за трапезу, наблюдая с балкона, как все еще полыхает храм Юпитера Капитолийского. С восходом солнца, до него дошло, наконец, что он натворил, и ринулся исправлять ситуацию. Пытался даже перевалить вину на других. Он созвал совет, где предлагал консулам, сенаторам, советникам и помощникам взять вину о поджоге храма и гибель префекта на себя. Но ни один из совета, естественно, не захотел этого делать. А в сенат, в тот же день, направил предложение, отправить послов и даже весталок для переговоров с Веспасианом.

С рассветом, возле разрушенного храма, собралось много жрецов различных богов, которые молились и оплакивали святыню. Страж, порывшись в спасенных вещах из храма, нашел одеяние служителя Исиды[48] и, разбудив Домициана, который спал как младенец несмотря на угрозу, дал ему надеть их:

– Снимай тунику и надевай на голое тело. Только так тебе поверят, что ты не патриций.

– А есть другие одежды? Мне не нравится, как я выгляжу в них. – разглядывал себя Флавий.

– Выбирать не приходится. Тебе надо незаметно выйти, а не привлекать внимание. Главное голову накрой и иди гордо, но в глаза никому не смотри.

– А как твое имя? Хотя нет, не говори. Я не хочу знать. Иначе это имя будет ассоциироваться у меня с вечной опасностью. Прощай. Может и увидимся когда-нибудь. Во всяком случае, я тебя не забуду никогда и свою награду, ты рано или поздно, получишь.

– Фортуна тебе в помощь, Флавий.

Домициан, выйдя из жилища стража, тут же примкнул к жрецам Исиды. Те даже не обратили на него внимания, настолько были заняты увиденным. Он повторял движения за ними, поднося руки к верху и молясь, но косо поглядывая на преторианцев, снующий в зад и вперед, и выискивая подозрительных лиц. Наконец, когда траурные церемонии закончились, жрецы стали расходиться и никто из здесь присутствующих даже не посмел их проверять.

Оказавшись вдали от Капитолия, Домициан сам брел улицами Рима, плотно укутавшись и огибая каждого прохожего. Ноги у него дрожали, тело охватило озноб, то ли от испуга всеобщего, то ли заболел, но он шел к цели, несмотря ни на что. А улицы были в крови. Трупы так и лежали на дорогах, никто даже не думал их убирать и сжигать. Все переступали через них и шли дальше. Если это лежал патриций, то его обыскивали в надежде найти пару денариев. На Флавия некоторые обращали внимание, но думали, что это лишь запаниковавший жрец Исиды не знает, куда себя деть. Городские когорты[49] должны были поддерживать порядок, но они лишь создавали видимость работы. Хотя, двое из них, завидев Домициана, прокричали:

– Эй, ты, в одеянии жреца, стоять!

Флавий хотел было убежать, но ноги продолжали трястись, и он понял, что на долго бега его не хватит.

– Да, слушаю? – надменно спросил Домициан, разворачиваясь.

– Ты посмотри какое высокомерие у него! – сказал один милес другому.

– Надо бы проучить юнца. – произнес другой.

– Может розгами его!?

– Да как вы смеете останавливать жреца Исиды? – возмутился Флавий.

– А может ты не жрец!? Может ты беглый наглый раб, выдающий себя за жреца?

– Вы глупцы! Разве я похож на раба? – разозлился Домициан и перестал контролировать себя. – Знайте свое место милесы, иначе я ваши имена передам Верховному Понтифику, нашему славному императору Вителлию, и что он тогда сделает с вами?

Но один из милес дал пощечину Домициану и тот упал на землю, схватившись за щеку.

– Ты посмотри на него, – расхохотался милес. – уже не такой наглый.

– Если мы тебя убьем, то уже никому и жаловаться не сможешь, юнец. – сказал другой.

– Он такой тощий, что ветром унесет скоро. Не кормили его видать. Или действительно раб? Надо проверить, снимем одеяния его! Вставай быстро, пока я не вспорол твой живот.

Домициан дрожа поднялся. Милесы тут же сорвали одежду с него и стали крутить его в поисках выжженного рабского знака на теле, но ничего, естественно, не нашли.

– Ну, не раб точно. – с горечью произнес милес.

– Тогда ладно, отпустим его, но без всяких одеяний. – выговорил второй. – Иди куда шел, но голым! – и они с хохотом ушли.

Флавий, прикрывшись, подбежал к трупу и решил стащить с него тунику. Люди же, проходившие мимо, делали вид что ничего не видят и не хотят знать. Но, брезгливость Домициана его переборола, и он не стал одевать грязную вещь. Лишь пройдя несколько кварталов, обнаружил тогу на теле патриция, и ею обмотавшись, уже буквально что есть мочи побежал на Эсквилин.

Эсквилинский холм – один из семи холмов Рима и второй по древности после Палатина, находился между Целием и Виминалом. Именно там расположилась вилла Нервы, в двери которой постучал Флавий.

Раб проводил его в атрий[50] к хозяину.

– О боги, Домициан! Я так переживал, ведь дал обещание Веспасиану, моему самому лучшему другу оберегать тебя и защищать. – Нерва обнял и поцеловал Флавия в губы.

– Значит, я тебя интересую только потому, что ты дал обещание моему отцу?

– Не придирайся к словам, Доми! Как добрался сюда? Я слышал насчет Сабина. Мне жаль. Впрочем, иди помойся, а вопросы потом. Тебе велеть приготовить кальдарий или тепидарий?

– Тепидарий!

Как только тепидарий был готов, Флавий стал париться, затем помылся в бассейне и снова начал расслабляться паром, когда к нему пожаловал Нерва. Он обнял и стал ласкать Домициана, но тот отпрянул.

– Почему? – обиделся Нерва. – Ты больше не хочешь, чтобы мы были любовниками?

– Не сейчас… неудачное время ты выбрал.

– Мне так твоих ласк не хватает.

– Ласки будут, когда я окажусь в безопасности.

– Ты у меня итак в безопасности, как дома.

– Да я знаю, я имел ввиду в общем. По дороге сюда меня чуть не убили. Надругались и отпустили. Надеюсь, они выживут, потому что я лично их найду и оскоплю.

– Кто это были?

– Да с городской когорты.

– Забудь, ты уже не найдешь их. Смотри только вперед.

– Нет, я найду их. Ты же знаешь, я человек принципиальный.

– Как скажешь, тебе решать. Так расскажешь, что произошло?

Домициан подробно все рассказал, а кое-где и приукрасил, лишь упустив те моменты, где он вел себя неподобающе.

– Все позади! – сочувственно произнес Нерва. – Я считаю, что после этого дни Вителлия сочтены. Здесь Прим под Римом со своими легионами, а у императора уже началась агония. Вот увидишь.

– Я очень голоден.

– Конечно, сейчас приготовят твои любимые блюда.

И Домициан закрыл глаза, попытавшись расслабиться.

Император Вителлий, на следующий день, ждал уже любых известий, когда один из стражников донес, что легионы Антония Прима прорвали оборону, состоящую из преторианцев и плебса, и ворвались в Рим.

Авл тут же решил перебраться на родовую виллу на Авентине, а оттуда бежать к брату, у которого еще оставались силы для продолжения войны. Но, кто-то пустил слух по городу, что легионы Прима разбиты и Рим спасен, поэтому император, со спокойной совестью, вернулся во дворец, который уже пустовал. Ни стражи, ни рабов, ни единого человека в нем не осталось.

Но, в это же самое время, сюда ворвались легионеры Антония. Вителлий, завидев их, надел на себя пояс, набитый золотом, спрятался в кубикуле стражи и подпер дверь кроватью и скамном.

Тем не менее, рыская в каждом углу, легионеры довольно быстро нашли Авла, выломав двери.

– Ты император? – спросил его милес.

– Да вы что, славные мои храбрецы? Я раб, который хотел забрать свои вещи, но не успел.

– Что-то ты слишком толстый для раба, или ты евнух?

– Евнух, самый настоящий евнух.

– Где император?

– Ох, эта трусливая собака сбежала еще вчера.

– А что у тебя есть ценного? Что в поясе?

– А давайте так сделаем, я вам отдаю мое золото, а вы меня отпускаете, пока не пришли остальные и просто так меня не убили. Идет, дорогие мои?