Вдруг слуха его коснулся разъярённый рёв, доносившиеся из быстро пустевшего мрака дворца. Последние оборотни отшвырнули свои амулеты и торопливо пропали в ночи – и вовремя: на двор, топоча и скрежеща зубами, вырвался сам государь император. И по виду его было ясно, что улетать, убегать и даже уплывать он отсюда никуда не собирался.

– Ничтожная свинья! – прорычал он, обеими руками сжимая длинный красный меч. – Я тебе покажу, как нарушать покой моих… покоев! Я из тебя… я из тебя… я тебе…

Не находя больше слов, он завыл и взмахнул своим оружием. Такой удар должен был располовинить противника в мгновение ока – но от звона скрестившихся клинков содрогнулся весь двор и остатки ворот. Огорошенный император замешкался – и Иван перешел в наступление. Удар – и алый клинок разлетелся пополам. Звон падающего обрубка, выдох изумления – и оборотень замер, тупо уставившись на огрызок стали в своей руке. Словно устыдившись под взглядом хозяина, обломок покрылся трещинами как румянцем стыда – и рассыпался в пыль.

– Безмозглая свинья! Что ты наделал! Это был волшебный меч! – Спокойствие и Процветание возмущенно уставился на противника. – Его ковал сам бессмертный Кунг Фу Цзы в небесной кузне! Так мне сказали купцы!

Но на Иванушку ни история об удачном приобретении, ни возможное происхождение меча впечатления не произвели.

– Отпустите моего друга и жену – и я обещаю просить суд о смягчении приговора, – сурово проговорил он, повергая хозяина пещеры в ступор.

– Э-э-э… Кхм. Извини, конечно, – откашлялся он, – если это не моё дело… Но кто из двух монахов тебе жена?

– Монахов?.. – растерялся царевич, но тут же спохватился: – А. Ну да. Долго объяснять. Видите ли вы, тут произошло неприятное стечение непредсказуемых обстоятельств, хотя для кого конкретно оно неприятно больше, я в полном объеме понять пока затрудняюсь. И если совсем откровенно говорить, то мы вообще-то вообще не монахи.

– Не монахи, – полуутвердительно повторил за ним император.

– Нет. И даже не вотвоясьцы, что бы наш внешний вид стороннему наблюдателю ни говорил.

– Нет? – в глазах оборотня плясали странные огоньки[55].

– Да. То есть нет. То есть мы сами не местные, и мимо проходили, и так получилось… совершенно нечаянно… что мой друг стал бритоголовым, а жена – обезьяной.

Оборотень сочувственно кивнул:

– Хуже жены обезьяны, наверное, только жена корова.

Голодный Иванушка невольно подумал о парном молоке, сыре, кефире, масле, йогурте, твороге и простокваше – и решительно замотал головой:

– Корова – совсем неплохо. Змея хуже. Ну так вот. Так оказалось, что в это время по этой дороге, насколько я понимаю, должен был проходить настоящий монах с дрессированной обезьяной и свиньей. И нас приняли за них. Видите, как всё получилось?

Император прищурился:

– То есть вы – это не они.

– Ну да.

– А они – не вы.

– Ну да.

– И никакого отношения к бессмертным вы не имеете?

Иванушка хотел отрицать и это, но вспомнил Костея, Вечных, обозванных его супругой Бессмертными, и замешкался.

– И твоя жена превращалась в моих слуг просто так. Нечаянно, – не дожидаясь ответа, ровным голосом продолжил оборотень.

– Моя жена превращалась в ваших слуг?..

– А потом сбежала, словно испарилась, хотя была связана по рукам и ногам. И при этом с ней без следа пропали пять моих подданных.

– Н-ну… – честный всегда и до конца, неопределенно промычал Иванушка: сейчас его собеседник ничего неожиданного для него не сказал.

– И после этого ты утверждаешь, что вы – простые иноземцы.

– В это трудно поверить… – вздохнул Иван и спохватился: – Ну так вы не ответили на мой вопрос.

– Какой?

– Вы сдаетесь или нет?

– Я?! – слова противника привели императора в чувство и в ярость, точно плеснули масла в потухающий костер. – Да ты и вправду тупая свинья, хоть и монах!

На груди его вспыхнула ослепительным розово-сиреневым светом крошечная звездочка – камень золотого кольца. Руки Иванушки метнулись к глазам, руки Спокойствия и Процветания – к амулету…

Пальцы его сомкнулись на кончике шнурка. Второй конец болтался у пояса, провожая устремившийся к земле талисман. Он ударился об осколок колонны и с тонким звоном заскакал по полу среди завалов. Оборотень бросился за ним, Иванушка – вслед, но опережая обоих с плеча императора сорвалась какая-то букашка и лишний раз доказала, что рожденным спотыкаться тягаться с крылатыми не стоит. В одно мгновение козявка опустилась на амулет – и обернулась обезьяной. Еще миг – и волшебное кольцо было выхвачено из-под самого носа хозяина и надето на палец. Рыча и хрипя, оборотень повалил Серафиму, схватил за горло – но острие иссиня-черного меча уткнулось ему в шею. Он рванулся вбок, оставляя на плече алый след – и тут его подбросил удар огромного искрящегося кулака. Оставляя во тьме инверсионный след из оранжевых искр, император долетел до остатков ворот, воткнулся головой в кучу щебенки, дрыгнул ногами и затих по стойке смирно.

– Руки прочь от Симы, чучело! – прорычал бритый монах в оранжевом балахоне у входа во дворец. Пальцы его шевелились, сплетая новое заклинание.

– Агафон! – радостно обернулся царевич.

– Ваня! Задери тебя кобыла! Что ты тут делаешь?! – Сенька вскочила и кинулась к супругу.

– Вас спасаю. А что? Не надо было? – ухмыльнулся Иванушка.

– Ты должен был!.. Мы же договорились!.. – едва не подпрыгивая от ярости, рычала царевна. – А если бы ты?!..

– На меня наткнулись четверо оборотней, когда хворост собирали. Я подслушал их разговор и узнал, что…

– Что уходить по северной дороге надо было прямо сейчас!

– Что кое-кто прав, как всегда… и не прав, – улыбнулся Иван и крепко прижал к груди супругу. – Если бы это не смотрелось так смешно со стороны, я бы тебя сейчас поцеловал, и ты бы всё сразу поняла.

Но, к его удивлению, при этих словах Сенька вырвалась из его объятий и повернулась к императору, в один далеко не прекрасный вечер оставшемуся без поданных и империи. Компенсировала ли эти потери шишка размером с шишак на макушке, оставалось большим вопросом. Оборотень сидел на куче хлама, еще полчаса назад бывшего частью архитектуры, и пытался заставить глаза смотреть в одну сторону хотя бы по очереди. Вид он имел побитой собаки.

– Вот он! – хищно прищурилась Сенька, тыча в него пальцем. – Душегуб! Людоед! Который всю эту бучу с превращениями затеял! Сколько он тут народу погубил!

– Что делать с ним будем? – подоспел его премудрие. В руках его белела шпаргалка, а по лицу было видно, что искал он там отнюдь не способы реставрации архитектурных памятников в условиях дикой природы.

– Повесим на воротах! – опрометчиво предложила царевна, глянула вокруг – и поскучнела. – Ну или хоть на чем-нибудь, что еще стоит вертикально.

– Мы не должны уподобляться ему в жестокости. Надо передать его суду в ближайшем городе. Там ему вынесут справедливый приговор, – покачал головой Иванушка.

– За такие преступления его приговорят к смерти от тысячи, – раздался за их спинами ангельский голосок. Лукоморская экспедиция оглянулась и увидела девушку почти совершенной красоты, осторожно пробиравшуюся к ним через завалы[56].

– От тысячи чего?

– Вам лучше не знать все подробности. И не все тоже. Я слышала, что иногда смерть преступника занимает полгода, – и добавила, видя потрясенные физиономии гостей: – Но только в тех случаях, когда палачу не удается растянуть ее на год.

– Тогда суд исключаем, – сдвинув брови, выдохнул Иван. – Слишком много справедливости – тоже плохо. Придется просто отрубить ему голову.

– Я предлагаю превратить его в какого-нибудь лесного зверя… гада… козявку… – глаза его премудрия бегали по списку на чумазом листе пергамента. – Или во что-нибудь… предмет быта… или оружие… только если самим потом не пользоваться… Или в камень… в дерево… в гриб…