Тигрочел стушевался.

– Нельзя нам. Это провинция Нефритового Государя, и нам, его бессмертным чиновникам и помощникам, туда вход заказан.

– Почему? – не понял Демьян, пряча в карман блокнот с рецептами и снова готовый участвовать в общественной жизни вокруг – пока не принесут на стол чего-нибудь новенького.

– Дабы государь не подумал, что мы оспариваем или не одобряем его решения, – вздохнул Гоу Ман. – Тем более что сам он не предпринимает ничего.

– Ждет, пока вы вмешаетесь без его животворящего пенделя? – поднял голову Геннадий.

– Чтобы изгнать потом несогласных и неугодных? – фыркнул тигрочел, возмущенно скрещивая руки на груди. – Ищите дураков!

– Не дож-ж-ждётся! – истово поддержал его Жу.

– Ладно. Понятно, – усмехнулся его премудрие. – Когда драчка?

– И где? – забеспокоилась боярыня Настасья. – Долго туда добираться?

– Сейчас узнаем, где эти супостаты обретаются, – сурово пообещал дух весны.

– Каким образом, нижайше позволю проявить недостойное вашего ничтожного слуги любопытство? – осмелев по его меркам до невозможности, не удержался Дай У Ма – и тут же съежился за боком боярыни Серапеи в поисках убежища.

– Гаданием по черепашьим панцирям, конечно, – снисходительно хмыкнул тигрочел.

Видя, что его дерзкая вылазка осталась безнаказанной, чтобы не сказать, вообще без внимания, толмач вытянул шею из-за боярыни и дрожащим голосом воскликнул:

– О, я знаю! Я знаю! Сейчас вы отправитесь на поиски божественной черепахи – ведь дело тут касается не только простых смертных, посему обыкновенная черепаха не подойдёт. Потом снимать с нее панцирь, просверливать в нижнем щите гадальные отверстия, писать вопрос, подносить панцирь к огню, и по трещинам, разбежавшимся от отверстий с обратной стороны… Всегда мечтал лицезреть сей ошеломляющий ритуал!

– Этим людям только черепаху в руки дай! – рявкнул Жи, мигом отправляя толмача в укрытие за боярской спиной.

– Они не умеют по-другому, – с лёгкой укоризной проговорил Гоу Ман. – Они же не ведают, что на панцирях черепах уже написаны ответы на все вопросы. Надо просто отыскать нужную.

– Вероятность отыскания нужной черепахи равна количеству всех вопросов на Белом Свете умноженному на количество гадальнопригодных особей черепах на Белом Свете, делённое на… – оживился Гена, хищно буравя очами блокнот и грифель Демьяна.

– Интересная постановка вопроса, – улыбнулся дух весны. – Стоило рассчитать значение по вашей формуле, если бы всё не было гораздо проще.

– Вы открыли другую формулу?

– Нет, другой способ нахождения нужной черепахи. День Но Чуй – дух севера, а черепаха…

Тьма в углу колыхнулась, и из проёма в честную компанию полетел большой камень. Сенька увернулась, сшибая Агафона под стол, и снаряд, пролетев там, где они только что сидели, со стуком закончил свою траекторию на лбу тигрочела. Тот выронил секиру и хлопнулся на спину.

– Де-е-ень!.. – взревел он, вскакивая, но темнота лишь пожала плечами.

– О, вот и ответ! – просиял Гоу. – Жи Ши, пожалуйста, будь так любезен…

– Если бы ты был на моём месте!.. – проскрипел зубами Жи, но передал коллеге камень – который внезапно оброс головой и четырьмя короткими конечностями.

– Это черепаха с ответом! Уже! – восхищенно воскликнула Наташа.

– День – дух севера, и черепаха – символ севера, не договорил я, – скромно потупился Гоу. – И сейчас мы узнаем, куда конкретно вас нужно отправить, чтобы положить конец бесчинствам этих разбойников раз и навсегда.

Гоу покрутил черепаху в руках, прищурился и прочёл:

– "Под печку во дворе на глубину в сорок три локтя – там их никто не найдёт".

– Куда-а?! – возмутился Геннадий.

– Ой, это не тот ответ… – хозяин сконфузился, черепаха с лёгким пшиком испарилась из его рук – и вовремя. Прилетевшая из темноты новая ударила поднявшегося было тигрочела в грудь.

– Косорукий… – прорычал тот, перепасовывая ошалелое земноводное коллеге.

– "В монастырь, если не удастся… сбыть… замуж", – с гораздо меньшим апломбом зачёл Гоу новый ответ.

Лариска и Наташа отчего-то переглянулись.

– Извините, это тоже не то… – Гоу Ман вытянул шею, выглядывая темноту в углу комнаты: – День! Это некорректный ответ! Если сие безобразие – не одна из твоих не скажу каких шуток, то это сплошная дискредитация…

Новая черепаха выбила из его рук прежнюю, приземляясь точно нижней пластиной вверх. Гоу, проглотив возмущенную тираду, прищурился – и просветлел.

– Вот! Оно! "К северу от колоса, в трех ли от жемчужного дерева"!

И под озадаченное лукоморское "от какого еще колоса?!" и "жемчуг на деревьях не растёт!" Гоу взмахнул руками – и всё вокруг закрутилось…

Этой ночью Ивановичам не спалось. Долго еще после того, как Чаёку ушла, оставив на полу ночник, они ворочались и возбужденно перешептывались, переживая заново их проиграно-выигранную дуэль. Ярик лежал, с улыбкой покачивая перед собой жемчужиной императора, матово отблескивавшей светом крошечного магического пламени фонарика дайёнкю. Лёлька, как всегда, в обнимку с лягухом, устроилась на боку и впервые в жизни гордилась, что у нее есть такой младший брат. Причем гордилась она хоть и шепотом, но многословно и красноречиво, чувствуя, что еще чуть-чуть, и тоже начнет писать стихи, способные поразить императора[130].

– …Эх, вот бы отметить этот день как-нибудь по-особенному! – кончилась наконец восхвалительная тирада девочки.

– Чаёку и так нам тройную порцию пирожных принесла, – скромно потупился Ярик, памятуя, что из тройной порции, умноженной на два, ему досталось десять ее двенадцатых.

– Яр! Не в пирожных счастье!

– А в чем же еще?!

Лёлька поморщилась. Нет, некоторые вещи – и люди – не меняются, похоже, никогда.

– В свободе, к примеру! Вот ты помнишь, когда мы в последний раз гуляли куда и когда хотели?

Мальчик опустил жемчужину и погрустнел:

– Когда дома еще были… Пока к замку Хранителей ехали, не до гулянок было, а когда приехали – не успели. Всё в первый день ведь случилось.

– Вот и я о том же… – при воспоминании о доме и родителях апломба поубавилось и у Лёльки.

– Ну так что невозможно – то невозможно, – Яр умудрился пожать плечами, не вставая. – Сама ж понимаешь – хоть проси, хоть не проси, двери на запоре, а часовой в коридоре.

– Вот если бы засов забыли вставить, или он сломался, или скоба отвалилась, и часовой уснул или ушел куда-нибудь…

– Если бы кошка лаяла, она была бы собакой, – подытожил Ярик.

– А если бы я была волшебницей, как дед Адалет или дядя Агафон, – завершая разговор бесплодных мечтаний, погрустневшая Лёлька приподнялась на кровати и вскинула руку к двери, не выпуская из другой привычного, как плюшевый мишка, Тихона, – я бы сказала "Криббле-Краббле-Круббль, шуба-дуба-рубль, лясы-балясы-кочеврясы, часовой, усни, засов, сломайся!" и…

Полумрак комнаты вспыхнул синими искрами, в коридоре раздался стук и грохот – и всё смолкло.

– Ч-ч-то… Ч-что это было? – обретя способность говорить, через полминуты прозаикался Ярик.

– Й…йя? – ошалело ответила девочка и сунула пальцы себе под нос. Горелым не пахнет… не болят… искрами не сыплют… Морок? Спать пора? Или они уже спят?

– Д-да я… п-про что там в к-коридоре… упало… – уточнил княжич, которого любые штуки, откалываемые старшей сестрой, удивить не могли уже давно. Если Лёлька так делает – значит, так надо и так лучше – в том числе для него. Меньше вопросов и сомнений – меньше подколок и насмешек получит в свой адрес.

– Чаёку утром придет – расскажет, – хмыкнула Лёка, на всякий случай потирая пальцы об одеяло.

– А вдруг это часовой уснул, и его засовом придавило? – глаза Ярика расширились во внезапной догадке.

– Яр, – строго изрекла княжна. – Меньше сказок читать надо.