Я ничего не ответила, но позднее той ночью, когда оказалась в гостиной наедине с Мигелем, вспомнила ее слова. По телевизору шло какое-то шоу на MTV, я смотрела его, потому что на улице меня бросило в жар, как будто немного перебрала с алкоголем. Так что я зашла в дом немного освежиться, а через пару минут вошел Мигель. Он только что вышел из джакузи и вытирался полотенцем.

— Привет, младшая сестренка Кейт, — сказал он.

— Привет, — ответила я. Рядом с ним я все еще немного нервничала, несмотря на то, что он был вроде как парнем Кейт, и каждый раз, когда мы общались, он был очень милым. Мигель сел рядом со мной, и точно не помню, что случилось потом, но знаю, что мы разговаривали, и я упомянула, что у него такая же фамилия, как у известного велогонщика Альберто Контадора. Мигель посмотрел на меня как на сумасшедшую и спросил: «Кто, черт возьми, такой Альберто Контадор?». Это было вроде как смешно в некоем грустном трагическом смысле, поскольку я очень гордилась собой, когда обнаружила сей маленький любопытный факт и смаковала его много дней в ожидании идеального момента, чтобы воспользоваться им и произвести на него впечатление. А ведь я даже не любила кататься на велосипеде.

Помню, как он спросил меня, говорила ли что Кейт о нем, нравится ли он ей, и я разозлилась, ведь Кейт даже не волновало, нравилась ли она Мигелю. Точно не помню, что я тогда сказала, но, кажется, у Мигеля сложилось такое впечатление, будто он не нравился Кейт так, как она нравилась ему.

Не уверена, он сделал это назло или же ему просто стало меня жаль, но следующее, что я помню, это то, как он наклонился ко мне и слегка коснулся своими губами моих. Раньше я никогда ни с кем не целовалась, и времени подумать, правильно ли я поступаю, мне не дали, потому что Мигель углубил поцелуй, и несколько секунд мы целовались.

А дальше его кто-то позвал обратно, и он ушел. Кейт, должно быть, снова обольстила его, решив наконец, что он ей нравится, потому что потом они встречались еще пять месяцев. Я никогда не рассказывала ей о произошедшем. Мы с Мигелем никогда это не обсуждали, и, насколько мне известно, он никогда не изменял Кейт, пока они были вместе.

— Вот поэтому я была не в курсе, — говорит Кларисса после того, как я заканчиваю свой рассказ. — Тогда я еще здесь не жила.

Она улыбается Мариссе, как бы говоря: «Видишь? Это единственная причина, почему ты знала, а я — нет!».

— И это все, что тебя волнует? — недоверчиво спрашивает Марисса. — Что ты не знала этот секрет, потому что тогда здесь не жила?

— Этот этого мне лучше, — объясняет Кларисса, — когда мне известна причина, по которой меня оставили за бортом.

По правде говоря, их перепалка немного повышает мне настроение. Хоть что-то остается неизменным.

— Хорошо, а станет ли тебе лучше, — интересуется Марисса, — когда Элиза скажет об этом Кейт?

Телефон снова вибрирует.

«СКАЖИ ЕЙ ЛИЧНО, — гласит сообщение. — ПРИГЛАСИ КЕЙТ В «КОФЕВАРКУ» ВОЗЛЕ БОСТОНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА И РАССКАЖИ ЕЙ».

— Какого черта? — восклицаю я и показываю телефон подругам.

— Разве они не в курсе, что мы уже в «Кофеварке»? — спрашивает Кларисса и вздыхает. — Было бы намного лучше, если бы Кейт встретилась с нами здесь.

— Может, они хотят, чтобы ты приехала туда, — говорит Марисса, — потому что хотят кого-то подослать подслушать ваш разговор.

— Зачем им это? — хмурюсь я.

— Чтобы убедиться, все ли ты расскажешь. Иначе где взять доказательство?

Хм. Возможно, она права. Какого. Черта. Мало того, что признаться Кейт будет очень-очень тяжело, так еще и рядом будет ошиваться одна из шестерок Тайлера, которая наверняка станет подтрунивать и насмехаться надо мной. Может, он даже Купера пошлет. Сейчас три часа ночи. Что, блин, Кейт подумает, когда я заявлюсь к ней в общежитие в такой час?

— Все будет хорошо, — говорит Марисса. Она тянется и похлопывает меня по плечу. — Обещаю.

Но я ни капельки ей не верю.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

03:15

Мы держим путь в Бостонский университет и по дороге туда ведем себя довольно тихо. Полагаю, главным образом из-за того, что всем это уже порядком надоело, мы устали от всей этой канители. Знаете ли, до сих пор, когда мне давали задания, ситуация не была настолько безумной. По большому счету, они не влекли за собой каких-либо серьезных, способных повлиять на жизнь последствий. Но сейчас… Я даже не могу представить, что произойдет.

По дороге звоню Кейт втайне надеясь, что сестра спит и не возьмет трубку, но она очень бодро отвечает на третьем гудке.

— Привет, — здороваюсь я, стараясь сохранять спокойный тон. — Это я. Не разбудила?

— Нет, я не сплю, — отвечает Кейт. — Мне в понедельник сдавать суперогромную курсовую, поэтому проработаю всю ночь.

— Ой, — произношу я. — Отстойно. Эм, я загляну ненадолго?

— Ладноооо, — протягивает она. — Что-то случилось?

Этот вопрос делает все только хуже, ведь, зная Кейт, та не удивлена моему приезду, хотя я частенько бываю у нее в общежитии. Сестра спрашивает меня об этом, потому что сейчас три часа ночи, и по моему голосу ясно, что что-то случилось. И пусть Кейт волнуется за меня, с уверенностью могу сказать, что она счастлива меня слышать и будет рада повидаться, и от этого я чувствую себя очень виноватой.

— Хм, ничего не случилось, — отвечаю я. — Просто… мне нужно с тобой кое-что обсудить.

— В три часа ночи?

— Я тусила неподалеку, — поясняю я, — на вечеринке.

Это правда. Я была на вечеринке неподалеку от общежития Кейт.

— Опять Купер что-то натворил? — спрашивает Кейт. — Честно слово, Элиза, если тебе нужно, чтобы с ним кто-то поговорил, не проблема.

И снова подумываю просто рассказать все Кейт. Всю правду о том, как Купер и «318» выкрали мой блокнот, и теперь Тайлер заставляет меня выполнять все, что в нем написано, потому что злится из-за моего комментария про Купера на ЛузерыЛейнсборо. com. Уж Кейт точно захочет разобраться с ними, но тогда кто знает, как потом поступят «318»? И это битва не Кейт. Это моя битва.

— Нет, — заверяю я. — Дело не в Купере, а в… хм… кое-чем другом.

— Ну хорошо, — немного обеспокоенно произносит она. — Элиза, я…

Тут связь пропадает, и речь Кейт обрывается. Я выключаю телефон и убираю его в карман, гадая, что же будет дальше.

Припарковавшись, мы идем в сторону Бостонского университета. Марисса ведет себя очень скрытно. Она достает свой телефон и поглаживает пальцем экран.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Ничего, — быстро отмахивается она. — Просто проверяю голосовую почту.

— Ладно, — говорю я.

— Не похоже, что ты просто проверяешь голосовую почту, — встревает Кларисса. — Кажется, что ты гладишь телефон.

— Я его не глажу, — оправдывается Марисса. — Просто…, — вздыхает она, — как думаете, стоит позвонить Джеремайе?

— Позвонить Джеремайе? — недоумевает Кларисса. — Зачем?

— Ну, потому что мы не разговаривали после вечеринки, — отвечает она.

— Послушай, если бы Джеремайя хотел с тобой поговорить, — мягко говорю я, — то тебе не кажется, что он мог сам попытаться тебе позвонить?

— Но в метро нет связи, — возражает она, — а в полицейском участке у меня забрали телефон. И я без понятия, выключали они его или нет.

— Они его не выключали, — отрезает Кларисса. — И тебе никто не звонил. Уж поверь мне.

Кларисса смотрит на меня в поисках поддержки, но потом я решаю — знаете что? Если Марисса хочет позвонить Джеремайе, то пусть звонит. Во-первых, нас она не послушает, если мы скажем ей этого не делать. Она прекратит названивать ему только в том случае, если тот поведет себя с ней, как полный безоговорочный придурок. Во-вторых, меня начинает подташнивать от подавления чувств. Почему мы обязаны подавлять собственные чувства? Именно поэтому я попала в такую ситуацию со своим дурацким фиолетовым блокнотом. Я буквально создала место для записи всего, о чем мечтала, а не думала, как должна или могла воплотить это в жизнь.