Много времени и сил ушло на это, всякий раз к столярам не набегаешься, да и подозревать начнут в нехорошем, так что я сам научился строгать и вырезать отверстия в тонких досках, соединять их между собой так, чтобы можно было наклонять крылья, ловить воздушные потоки, подниматься выше или опускаться. Только для того, чтобы оторваться от земли, это всё, на что требовалась Сила. А дальше самолёт, как большая птица становился на крыло и летел не хуже своих живых собратьев. Нам трепал волосы встречный ветер, наполняя сердца радостью и возбуждением. Гордостью, что мы можем то, чего не может почти никто.
Самым сложным оказалась посадка, сколько самолётов полетело вниз и разбилось, когда становилось ясно, что я не могу управить его вернуться на ровную площадку, откуда мы взлетели. Сколько их обломков валяется внизу, пока я не сумел сделать так, чтобы и крылья и хвост меняли угол и настолько, подчиняясь рулю так, чтобы спуститься на ровный уступ скалы, откуда мы взлетали.
А теперь… На далёкие расстояния можно улететь. Мы ещё не пробовали летать дальше, чем над нашими горами и безлюдными скалистыми берегами, опасаясь показываться людям, для чего людям тайны предвечных? Только пугать…
Вот и сегодня мы пролетели круг над долиной, внизу которой таились ложбины с глубокими оврагами, так не разглядишь, а с этой высоты многое видно, что не заметно с роста человека, хоть и со скал. Скалы не в небе, а лишь на краю неба…
Мы сели на нашу скалу, которую теперь называли Летучей, и, чувствуя себя счастливыми покорителями нового Моря, на сей раз воздушного, просто лежали на мягком мху, ковром покрывающем всю Летучую скалу. Солнце ласкало наши тела, ветер перебирал наши волосы, я распустил Аяе косу, желая зарываться лицом и пальцами в её чудные локоны. В лучах солнца сгустилось блаженство, наполняющее мою жизнь.
Моё счастье безгранично, как это небо над нами, и только одно печалило меня – у нас не было детей. Впервые в жизни я, произведший на свет несколько сотен, а может и тысяч потомков, осознанно хотел детей, впервые за тысячу с лишком лет, и я не имел их от единственной женщины, от которой мечтал иметь. То, что её не слишком печалило это обстоятельство, огорчало и даже обижало меня. И ведь я наверняка смог бы помочь ей, вылечил бы, как излечивал много других женщин от этого страдания, но для неё это не страдание. Для неё это промысел Богов, которые, как она считала, имеют планы на каждого из нас.
Вот и сейчас, на этом утёсе, будто нарочно созданном для нас, мы, обнажённые, лежали, глядя на высокие облака в светлом дневном небе. Солнце пронизывало кажущуюся бездонной голубизну, но мы с Аяей знали, что там, выше, дальше этой синевы по-настоящему бездонная чернота, заполненная звёздами… но может и она не бездонна?..
– Яй, ты… Я приготовлю особенный отвар и ещё капли, ты… Поверь, месяца два-три и… – сказал я.
– О-огник… – протянула Аяя и села, обняв свои колени.
Я протянул руку к её волосам, укрывшим ей спину, их тёплый мягкий шёлк скользил между моих ласкающих пальцев.
– Почему ты не хочешь? Ну почему, Яй?! – я убрал руки от неё и тоже сел, посмотрел в её лицо.
Она щурилась, и солнце золотило кончики её невероятных ресниц.
– Потому что я знаю, я чувствую, что… – она нахмурилась. – Что сейчас этому не время.
Я вздохнул и отвернулся.
– Конечно, у тебя столько лет находятся какие-то отговорки, какие-то причины, «не время», «Боги распорядятся»…
– Ты хочешь вмешаться, изменить мою природу. Я не бесплодна, это иное что-то… быть может, я не готова.
Я разозлился. Я так разозлился, что потемнело в глазах, и сказал зло, едва сдерживаясь, чтобы не скрежетать зубами:
– О, конечно, в шестнадцать лет с Мареем-царевичем, ты была готова, готова ему родить, а мне, для меня и через век будешь не готова! Так и не избыла его?..
– Как тебе не стыдно, Арий?! – тихо и горько проговорила она, и я сразу пожалел, что выпустил злость на волю. Что вообще напомнил о Марее-царевиче, произнёс его имя, я старался не напоминать о нём все эти годы, только год назад, да вот теперь сорвался снова…
Аяя посмотрела на меня и сказала, не сердясь:
– Я не знаю, почему, но я уверена, что теперь не должно у нас быть детей. Что-то грядёт, Огнь. Что-то… не знаю, но я чувствую тревогу. Так давно, так много лет всеобщее благоденствие, согласие во всём, урожаи, прибавление народу, богатств… Даже дурной погоды не было уже двадцать один год. Ни болезней. Даже царю Галтею Сингайл не дал умереть… Всё как-то чересчур хорошо, чересчур благополучно.
– Он всего лишь на год отсрочил его смерть и всё. Кстати, тому году уж конец, – проговорил я, уже стыдясь, что опять затеял разговор.
– Да… уж год. Как скоро, а, Огник? Как скоро течёт время. Это потому что мы бессмертны?
Аяя поднялась на ноги, волосы закрыли её от моих глаз. А она смотрела вдаль, туда за пределы скалы, туда, где над пропастью когда-то впервые смогла оторваться от земли и воспарила рядом со мной, потому впустила меня с моей любовью в свою душу…
– Нет, Яй. Это потому что мы счастливы, – сказал я, прижимаясь лицом к её бёдрам, скользя пальцами по её шёлковой коже…
Я увидел их. Я искал Ария, чтобы рассказать, что узнал в Салазе о предсказанной мною смерти Галтея, хотел воспользоваться этой новостью, чтобы встретиться с ним…
Я пришёл к его дому и не застал его там. И тогда отправился бродить по лесу, уговаривая себя, что я охочусь, а на деле просто не хотел идти домой, где целых три болтливых женщины и кричащий младенец немного утомили меня в последний месяц, и мне хотелось разумного разговора… Да просто хотелось увидеть Арика.
И как я набрёл на этот утёс, сам не знаю, раньше я здесь не бывал. Обширная площадка почти идеально ровная как стол, кое-где на ней были округлые валуны, покрытые лишайниками и мхом, как и вся она. А на восток открывалось небо. Но я не небо увидел. Я увидел двоих людей, обнажённых и целующихся. То есть он целовал её ноги и бёдра, стройные и длинные, белые, как лепестки лилий, что цветут в лесных тенистых озёрах, вся её кожа была такой… Она зарыла пальцы в его длинные волосы, он приподнялся, а она склонилась к нему… и вот уже он, подхватив её под гибкую спину, целовал её в губы, наклоняя к земле на тот самый ковёр из мха…
Я узнал их сразу. Их обоих. Потому что своего брата я узнал бы не то что голым, как теперь, и в любом обличье, но даже без кожи, и её, хотя сейчас я даже лица её почти не разглядел, потому что, когда она наклонилась, пышные волны волос скрыли её лицо, лишь мелькнувшее на миг. А тела её я забыть не смог бы и ещё через три тысячи лет…
И я замер, поражённый, будто упавшей на меня скалой, ослеплённый, ошеломлённый. Я не мог поверить глазам, что вижу их, двоих, кого я больше всего хотел бы видеть, но никак не думал, что увижу вместе… И я долго не мог оторвать взгляда от них, замерев в своём изумлении. Что угодно я мог предположить, придумать, вообразить, но не то, что так неожиданно, как убийца из темноты, предстало передо мной.
Арий и Аяя. Она, действительно, жива. Я не поверил даже Царице Теней, когда она сказала, что Аяи нет среди мёртвых… А вот теперь… Боги! Я отвернулся, ещё миг и я увижу, как они совокупятся, и что тогда помешает мне сломать шею моему брату?
Всё сложилось в моей голове. Все обрывки мыслей, все кусочки разбитой картины. Арик, спьяну рассказывающий о том, что влюбился так, что самого себя не помнит… То, что на его дворе я совершенно точно почувствовал присутствие женщины, но он не показал её мне… И что сказала Повелительница Той стороны, как Арик развеял то, что осталось от моих рабов, посмевших… То есть он знает, что они сотворили с Аяей. Вот только как всё это собралось вместе? Что могло их соединить? Как, когда и где Арий и Аяя встретились?
Тогда же… когда же ещё. В мыслях Мокшена, что я смог увидеть, Аяя лежала под небольшой скалой в этом самом нашем лесу. Арий просто отвёл глаза моим слугам, преследовавшим Аяю, которую он… спас. И от меня тоже…
