Но энтузиазм растворился, когда я села за стол, включила ноутбук и взялась за поиск тем, о которых еще не писали. Я открыла календарь событий Лондона, думая, что попаду на сенсацию, а фоном включила на телефоне видео с последней сводкой новостей. Я надеялась, что смогу зацепиться за повестку дня и раздуть из нее эксклюзив.
В полночь новости закончились, а события Лондона вселили в мою недавно трепещущую душу титановое отчаяние. Выставки, концерты, ораторские выступления, скучные дебюты и ничего из того, о чем бы никогда ни писали. СМИ переварили эти события сотню и один раз. Ноль сенсаций.
Я сразу вспомнила отца и его пророчество: «У тебя ничего не получится. Ты зря за это берешься». Чувствуя, как работа ускользает, я всеми силами пыталась поймать ее. «Вот, еще чуть-чуть». Но ничего не выходило. Желание получить работу мечты становилось все меньше, а сон давил на мозг все сильнее.
«Завтра. Все завтра», – подумала я, отключая ноутбук.
Часы показывали три часа ночи. Сидя в маленькой и тесной комнате, я думала, что наводка Джейн – та еще задачка на вшивость. Я уснула ближе к рассвету, мучаясь от страха, что растеряла журналистскую хватку после выпускного в университете. Заверив себя, что этого не может быть, я пообещала себе, что завтра обязательно найду эксклюзивное событие или особенного человека, с помощью которого смогу с высоко поднятой головой назвать себя частью большого мира средств массовой информации.
3
Утро началось с шума дождя. Крупные капли стучали по окну, по карнизу. Они ударялись о лужи, создавая большие и маленькие дождевые пузыри, которые будто бы говорили: «До смены в кофейне тебе придется сидеть дома».
Еще вчера утром мы договорились с моим парнем Джеймсом посвятить всю первую половину сегодняшнего дня неспешной прогулке по парку. Но у лондонской погоды были свои планы на этот счет – она решила запереть меня в четырех стенах, будто бы я и так мало времени проводила в съемной квартирке.
Я встала с дивана и подошла к окну. Лужи разливались по улице подобно рекам. Мимо проехало две машины, с зонтами в руках пробежали несколько человек. Они недовольно ступали по дождевой воде, хотя в детстве отдали бы все на свете, чтобы пробежаться по этой же самой дороге вприпрыжку под звонкий смех.
«Интересно, Джеймс уже выехал из общежития?», – подумала я, глядя на смартфон. Никаких уведомлений не приходило.
Мы встречались с ним одиннадцать месяцев, хотя знали друг друга пять лет. Познакомились на новогодней студенческой вечеринке дома у моей однокурсницы. Она была дальней родственницей Джеймса по маминой линии. Уж не помню, кто кому там приходился, но Джеймс остановился у нее на Рождество, чтобы немного погостить и сразу после праздников пройти экстерном несколько собеседований в лондонские вузы. Он должен был поступать только через два года, но решил «познакомиться» со студенчеством заранее.
Помню, на той вечеринке я была единственной трезвой девушкой, а Джеймс – единственным парнем, который не приставал ко всему женскому полу в порыве сильного опьянения. Два одиноких и скучающих человека среди безумно веселых людей. Когда я увидела его впервые, приняла за ровесника. Ну не выглядел этот высоченный парень на шестнадцать лет. Я дала ему минимум девятнадцать.
Мы не сразу нашли общий язык. Джеймс увлекался программированием, информатикой, компьютерными играми и футболом, а я – классической литературой, детективами Агаты Кристи и работой в студенческих СМИ. Я только начинала обживаться в новом коллективе, поэтому любимая работа и новые люди занимали все мои мысли. Но спустя пятнадцать минут нелепых попыток завязать разговор, мы все-таки зацепились за одну единственную тему, которая интересовала нас обоих. Это было кино. Как и я, Джеймс любил мелодрамы Вуди Алена3 и триллеры Квентина Тарантино4. Весь вечер мы обсуждали мир киноиндустрии, не обращая внимания ни на громкую музыку, ни на подвыпивших людей, ни на аромат легких наркотиков.
Через полчаса после знакомства мы уединились в комнате одногруппницы и продолжили говорить о кино. Наше общение часто прерывалось – комнату то и дело хотели занять целующиеся парочки. Но видя нас, сидящих на диване при тусклом свете ночной лампы, извинялись и, хихикая, уходили прочь. После этого моя вечная конкурентка Кетти Бэлл месяца три шепталась за спиной с подружками, говоря, что «наконец наша недотрога завела себе парня. Только вот незадача – он учится в школе и еще не знает, что делать с девушками, когда они пьяны». Я не обращала внимания на ее слова.
Мы не прекратили общение с Джеймсом после новогодней вечеринки. Обменялись контактами и начали дружить. Джеймс вернулся к себе в родной город, который находился на востоке Англии, и мы часто созванивались с ним по скайпу. Он спрашивал о студенческой жизни и о проблемах, чтобы уже заранее ко всему подготовиться. Кажется, он все любил делать заранее. А я не видела ничего плохого в том, чтобы уделять ему время и рассказывать все, с чем может столкнуться выпускник школы после получения аттестата. Иной раз наши звонки длились по несколько часов до глубокой ночи. До сих пор поражаюсь своей студенческой продуктивности – и как я все успевала?
Так мы общались год. Когда я перешла на третий курс, Джеймс поступил в лондонский университет Королевы Марии на разработчика компьютерных игр, заселился в общежитие, и мы стали общаться в живую – встречались в кафе, пабах. Обсуждали последние новинки кино, снова говорили о студенческой жизни, перемывали косточки одногруппникам, обсуждали мою работу в студенческих СМИ и в кофейне. Нам было весело и интересно друг с другом. Но я никак не предполагала, что все это выльется в романтические отношения. Я даже опешила, когда сразу после вручения диплома Джеймс отвел меня в сторону, признался в любви и предложил встречаться.
– Я не жду ответа сию же секунду, – сказал Джеймс, видя мое замешательство.Помню, тогда я держала в правой руке диплом об окончании вуза с отличием, а в левой – бокал с недопитым игристым шампанским. – Подумай пару дней и скажи, хочешь ли ты быть со мной.
Через неделю я сказала «Да», вкладывая в этот ответ не великое чувство «любви», а обычную симпатию. Многие годы я искала парня, который бы разжег во мне огонь, но, не найдя такого, решила, что у жизни на меня другие планы, и согласилась попробовать построить отношения с Джеймсом. Тем более, он был лучшим из всех, кого я знала. Добрый, заботливый и учтивый. И с каждым новым днем я проникалась к нему симпатией все больше и больше. Я чувствовала легкость. Пусть у нас не было даже намека на конфетно-букетный период (мы слишком хорошо друг друга знали, чтобы сюсюкаться), мне нравился Джеймс всем сердцем.
Но когда наша дружба перекочевала в отношения, мы стали видеться урывками, а ходить в кино получалось только в последние дни кинопроката, хотя раньше было совсем наоборот – мы всегда стояли в первых рядах за пару минут до премьеры.
После выпуска из университета я стала чаще чем обычно пропадать в кофейне, а Джеймс в контрольных и учебниках по программированию. Нам не хватало времени на частые встречи. Мы пытались делать вид, что нас все устраивает. Но на деле и он, и я страдали, понимая, что ведем настоящую жизнь только лишь вдали друг от друга. Мы вроде были вместе, но при этом каждый сам по себе. Встречаясь, мы не переставали разговаривать и делиться новостями, но не слышали друг друга. Каждый ждал своей очереди высказаться, не замечая, что говорит другой. Опять же, раньше я этого не замечала, а сейчас, когда со мной многое произошло, этот факт мозолит глаза.
Живя порознь в личных мирах, – я в мечтах о журналистике, а Джеймс в разработке игр и учебе, – мы не были парой, про которую бы все говорили: «Они созданы друг для друга». Но нам было хорошо вместе, и мы любили друг друга. Без страсти, не так, как в кассовых киноэпопеях, а по-своему. Тихо, с нежностью и великим чувством благодарности за то немногое, что у нас было.
