До одиннадцати лет я не знала, кем хочу работать в будущем. Даже тесты с громкими названиями в духе «Сейчас ты узнаешь, кем станешь через 10 лет», которые проходили в школе чуть ли не каждые полгода, не давали мало-мальски адекватных результатов. «Вы – прирожденный строитель», – однажды выдал один из таких тестов, после чего я вконец отчаялась найти профессию по душе. Но потом я начала приглядываться к журналистике и не заметила, как мой жизненный путь приобрел очертания. Пусть на интуитивном уровне, но я знала – буду рассказывать людям правду, избавлюсь от лжи и сделаю этот мир лучше. И тогда отец стал давить на меня банковским делом, ставить профессию журналиста ниже уборщика туалетов и бог весть чего еще. Но мне было все равно на его слова. Я не собиралась отступать.

После школы я уехала из города моего детства и юности Бирмингема в Лондон с мечтой стать журналистом с большой буквы. Провожала меня только мама. Она обняла на прощание и сказала, чтобы я была осторожна, потому что Лондон – загадочное место.

– Никогда не знаешь, что ожидать от этого города, – сказала она и еще раз поцеловала меня в щеку. Это случилось не так давно, хотя иногда я думаю, что с того прощального утра прошло больше двадцати лет – таким далеким оно сейчас кажется.

Потом мама назвала меня Шерлоком Холмсом и еще раз пожелала удачи. Она переживала, но всегда верила, что я выйду за привычные рамки нашего стеснительного древа и многого добьюсь.

Поэтому давайте знакомиться. Меня зовут Сара Гринвуд, я бакалавр факультета журналистики, мне двадцать три года. В моем детском списке желаний значилось только три пункта – работать в большом издании, гулять за ручку с красивым мальчиком и жить в удовольствие. Из этого списка я смогла получить только красивого мальчика, который младше меня на два года. Его зовут Джеймс Шакпи. Он все еще студент и будущий разработчик компьютерных игр и приложений для смартфонов. Что о моей жизни, то я уже окончила университет на степень бакалавра журналистики и работаю…

– Два капучино, пожалуйста. Вы ведь делаете кофе на безлактозном молоке?

– Конечно, – ответила я, пробивая заказ. – Нужно добавить какой-нибудь сироп? У нас есть ореховый, карамельный и еще…

– Нет, спасибо, – миловидная блондинка сморщила носик. – Я не переношу сахар.

– С вас три фунта.

Поступив на первый курс университета, я устроилась на работу в маленькую уютную кофейню формата «кофе с собой», но с двумя столиками в зале на случай, если несколько клиентов захотят посидеть у окна, созерцая быстрый темп жизни на Пикадилли-стрит.

К слову, кофейня была единственным местом, где я могла получать деньги и не считать себя рабыней. Многие мои однокурсницы подрабатывали официантками и уборщицами в пабах, получая большие деньги с чаевых от подвыпивших мужчин, но такая работа была не для меня. Я не переносила алкоголь и все, что было с ним связано, а кофе любила почти так же, как и писать, поэтому первое место моей предполагаемой работы стала кофейня. Денег, которые я зарабатывала там, хватило, чтобы получить образование бакалавра (отец не спонсировал мою учебу), но вот на магистратуру нужно было пахать и пахать. Чем я и занялась после выпуска из университета: начала готовиться к вступительным в магистратуру и зарабатывать привычным способом – приготовлением кофе.

Устроиться на работу по специальности без полного образования не получилось – раз за разом я получала отказы. Большие СМИ показывали на дверь. Как оказалось, журналистика – ходовая профессия в Англии. Здесь почти каждый десятый житель – журналист с рюкзаком нереализованных амбиций и идей. Я жутко вляпалась, когда возомнила, что мое душераздирающее желание раскрывать правду и обличить справедливость пробьют любую стену. На деле я не смогла даже сдуть пера на столе редактора. Один за другим они жужжали, как стая мух, над ухом: «Приходите с дипломом магистра, только тогда мы рассмотрим вашу кандидатуру».

«Как глупо, – считала я. – Англичане никогда не откажутся от традиций. Здесь нужно полное образование, никто и никогда не посмотрит на твои навыки, если в руках не будет злосчастной корочки».

Сейчас может показаться, что я чересчур уверенная в себе. Но нет. Скорее наоборот – неуверенность и страх провала родились раньше меня. Они появились на свет, зевнули, подождали, когда я приду в этот мир, и очень обрадовались, увидев мой огромный нос картошкой на по-младенчески морщинистом лице.

«Вот она – моя добыча!», – захохотал страх и взял меня за руку. Неуверенность пошла следом. С тех пор мы с ними неразлучные друзья. Они следуют по пятам, не обращая внимания ни на мое недовольство, ни на напор добиться своего. Но мне повезло: после страха, неуверенности и маленького тельцá на свет появилось любопытство. И пока страх держит меня за руку, а неуверенность во всем ему поддакивает, любопытство идет впереди нас троих. Такое вот оно – всегда шествует впереди больших дел.

Да, я многого боюсь: что не оправдаю своих ожиданий; что опозорюсь; что люди увидят во мне простушку. Наконец, я боюсь, что никогда не напишу ни одной интересной статьи, останусь никем не замеченной. В таком случае отец грозно скажет, когда я вернусь в Бирмингем: «Я же говорил, что у тебя ничего не выйдет!». Возможно, он будет стариком, а я – неудачницей за сорок. Это будет крах. Крах, сравнимый с падением Великой Китайской стены. Только в отличие от нее, мое падение не повлияет на нацию. Оно скажется лишь на моей оставшейся жизни. Я борюсь со страхом и неуверенностью с рождения, но если рухнут мои мечты, я проиграю битву, и тогда от меня ничего не останется. Даже праха. А этого допустить я никак не могу. Человек жив, пока ему есть к чему стремиться. Поэтому бороться до последнего – единственный способ остаться живой. Я еще не стала журналистом, но мое стремление – ключ к успеху.

Я работаю бариста в Лондоне на Пикадилли-стрит и каждый день дарю людям напиток, который пробуждает не только сонный организм, но и любовь вместе с силой духа. Люди становятся добрее после чашечки капучино и сильнее – после американо. Кофе – важная часть жизни. Я уверена в этом так же, как и в несгибаемой силе Королевы.

– Сара, опять в облаках витаешь! – услышала я грозный голос управляющего кафе. Бен Дартл – мужчина средних лет, примерный семьянин с лысеющей головой и кошельком. Он направлялся ко мне уверенной походкой, не замечая на пути ничего, даже девушки, которая шла к двери с пластиковым стаканчиком кофе. Мистер Дартл преодолел расстояние от двери до стойки буквально за пять шагов. У меня этот путь занимал как минимум десять.

– Нет, мистер Дартл, – я хотела улыбнуться, но по привычке поджала губы. Я смотрела на высоченного начальника, чувствуя себя мушкой. Он нависал надо мной как скала над хилой березой.

Бен Дартл перевел взгляд с моего встревоженного лица на кофемашину – она была идеально чиста. Потом мужчина развернулся и отсканировал взглядом кофейню: белые столики, телесные стены. Приподнявшись на носочки (с его-то ростом метр восемьдесят пять!), заглянул в чашку гостю, проверить – ровно ли я нарисовала на капучино сердечко. Не найдя к чему придраться, он снова развернулся ко мне. Мистер Дартл смотрел на меня около пяти секунд, потом глубоко вздохнул и тихо произнес:

– Я слежу за тобой, Сара.

– Хорошо, мистер Дартл, – уверенно сказала я, игнорируя дрожь в коленях. Управляющий проверял меня каждый день. Залетал в кофейню, как ураган, проверял все, а потом уходил, не прощаясь.

– Думаю, тебя хотят уволить, – сказала моя лучшая подруга Джейн Крофт, когда я разговаривала с ней по телефону, пока не было клиентов.

Джейн всегда раздувала из мухи слона. И пусть в тот вечер ее мысли не казались преувеличенными, внутренний голос подсказывал – такого не может произойти. Нет, только не сейчас и не со мной.

– Будь осторожнее, вдруг этот полоумный еще жучки везде наставил. Узнает, что ты разговариваешь по телефону на рабочем месте, сразу за шиворот выкинет.