Посвящается родным и друзьям. Спасибо, что верите в меня.
Запись в дневнике Сары Гринвуд.
20 января 2020 год
До двадцати трех лет я жила обычный жизнью, а потом встретила их – актеров со зловещими и уродливыми татуировками на шеях. Молодые люди, на чьей коже были набиты две черные, объятые кровавым огнем, театральные маски, изменили вокруг меня абсолютно все.
Теперь я другая.
С нашей первой встречи прошел почти год, мне двадцать четыре, на календаре 2020-ый, но, закрывая глаза, я до сих пор вижу перед собой черные метки, как и несколько месяцев назад. Я будто даже слышу смех, визг и утробные крики, которые вырываются из нарисованных гортаней татуировок.
Метки на шеях – живые. В этом нет сомнений.
Театр «GRIM», познакомилась бы я с тобой снова, знай заранее, что ты мне принесешь? Если бы могла отмотать время вспять, переступила бы вновь твой дьявольский порог? Захотела бы снова познакомиться с Томом Хартом и отдать ему сердце?
История о камерном театре «GRIM» тянется с 8 августа 1963 года, я же узнала ее только в 2019-ом. И теперь готова обо всем рассказать.
Пролог
Лондон, май 1964 года
Он пришел с ветром и вселил в души людей злобу и жажду мести.
Не оборотень, не вампир и не человек.
Телесный дух, пылающий огнем и жаждой мести.
Он возродился, чтобы найти Ее и отомстить.
– Джон! Не можешь аккуратнее!? – закричал экспедитор газеты «Таймс» Алан Райли, выбегая с водительского сиденья мини-фургона. Мужчина схватил сына за шиворот и несколько раз потряс его над землей, как тряпичную куклу. – Я тебя взял на работу не для того, чтобы ты газеты разбрасывал! Вот кто теперь будет платить неустойку?
– Я случайно, пап. Прости, – щурясь от ветра, промямлил шестнадцатилетний худощавый юноша. Он даже не мог разглядеть отца – таким сильным был вихрь, дующий с Темзы. До начала урагана осталось совсем ничего.
А в это время газеты, которые выронил Джон, разлетелись во все стороны и превратили одну из центральных улиц Лондона в свалку, подобно той, где обитают бродяги и бездомные.
– Садись в машину, я сам отнесу газеты в магазин.
Не отпуская Джона из цепких рук, Алан подвел его к водительской кабине мини-фургона. Мужчина открыл дверь машины и швырнул сына на пассажирское сиденье.
– И не высовывайся, пока я не закончу работать и не вернусь. Сейчас начнется ливень, не хватало еще, чтобы ты промок! Тогда мне влетит от твоей матери по самое не балуй!
С силой захлопнув дверь, Алан выругался и подошел к багажнику мини-фургона. Он взял стопку газет и, не обращая внимания на сильный ветер, зашагал в магазин с периодикой. Но тот все равно продолжал трепать ему волосы, забираться под футболку и нервировать.
Прикусив губу от злости, Алан покорно выполнял каждодневную работу. Не сказать, что он не любил развозить газеты. Даже наоборот – он посвятил работе в «Таймс» полжизни и еще ни разу об этом не пожалел. Алан получал большое удовольствие, доставляя утром свежую прессу, которую за чашечкой горького кофе читали британцы, а после откладывали в сторону, устало вздыхая. Алану казалось, что он – часть большой системы, часть средств массовой информации. Это воодушевляло его.
Только в то ветреное утро перед дождем все было иначе. Алана выводило из себя абсолютно все: пыль, которая летела ему в лицо; новые кроссовки и натертые благодаря им мозоли. Даже сын, всегда отличавшийся болезненной аккуратностью, подвел его – выронил из рук почти двадцать экземпляров свежей газеты. Это было равносильно тому, как если бы Джон разбросал по Лондону отцовские деньги.
Пока Алан работал, шестнадцатилетний Джон сидел в машине, смотрел на улицу через лобовое стекло и с грустью думал об отце, который еще ни разу не повышал голос. Нет, юноша не обиделся на него. Только насторожился. Алан Райли отличался мягким характером и добрым сердцем, поэтому шокировал сына внезапной переменой настроения.
«Может, причина в надвигающемся дожде? – с тоской подумал Джон и поднял глаза к небу. – Или… вдруг папа заболел?»
Но не только в отце он заметил перемены. В себе самом – тоже. И пока Алан работал, Джон пытался понять, что с ним не так. Даже газеты выпали из его рук не случайно – юноша был уверен в этом. Еще ни разу он не подводил отца. И еще ни разу отец не кричал. Что-то руководило ими. Что-то плохое.
Тучи, нависшие над Лондоном, напоминали черный купол цирка. Они посеяли внутри юноши ядовитые семена беспокойства и ужаса. Всегда веселый и энергичный, Джон Райли не понимал, из-за чего в душе елозят червяки.
Парнишка устало вздохнул. Он уже было хотел закрыть глаза и вздремнуть в ожидании отца, но вдруг увидел на улице прямо перед собой высокого человека – не то мужчину, не то молодого парня. Незнакомец появился в нескольких метрах от мини-фургона непонятно откуда. Джон Райли, не сомневаясь в себе, поставил бы фунт на то, что еще пару секунд назад дорога, где стоял незнакомец в черном пальто, пустовала. А еще Джон сразу прозвал его джентльменом. На голове незнакомца покоился черный цилиндр, а в руках тот держал трость, как у молодых мужчин 19 века.
Джентльмен, рассекая шагами воздух, направлялся к мини-фургону с эмблемой «Таймс». Джон неосознанно вжался в сидение, но не смог оторвать взгляда от молодого мужчины – тот уже приближался к нему с грацией кошки. Он двигался медленно и расчетливо. Незнакомец создавал впечатление всезнающего и умудренного человека – он шел так, будто уже был в курсе, чтó произойдет через несколько минут.
Пальто джентльмена колыхалось от ветра, в то время как его длинные волосы оставались недвижимы, словно их залили черным воском. Незнакомец смотрел под ноги, а в правой руке держал трость. Он не опирался на нее – так, всего лишь иногда опускал на асфальт, желая придать облику еще большей загадочности и элегантности.
Когда любопытство Джона победило его страх, он выпрямился и еще раз окинул взглядом молодого мужчину; его нетрадиционный для середины двадцатого века внешний вид. Джентльмен скорее напоминал персонажа романа Чарльза Диккенса или Оскара Уайльда, чем живого человека. Было в нем нечто запретное и сладостное, как в райском яблоке. Эстетизм, граничащий с помешательством.
«Мне бы такую уверенность в походке, тогда бы все девушки вились вокруг меня», – со смесью беспокойства и заинтересованности подумал Джон.
Да, джентльмен поразил юношу, но вместе с этим напугал – глядя на него, у Джона сосало под ложечкой и сковывало внутренности, как если бы он стоял на крыле летящего самолета и смотрел вниз.
Джон сглотнул. Кроме загадочного человека в черном пальто, на улице почти никого не было – юноша заметил только клерка, который вдалеке перебегал дорогу, спеша в офис. А чуть позже промелькнула группа туристов с гидом. Толпа комично семенила в кафе, чтобы успеть скрыться в помещении до дождя. Но никто из них не обратил внимания на «джентльмена из романа».
Незнакомец остановился в двух метрах от мини-фургона. Джон смотрел на него в упор, пытаясь понять – кто он такой и почему вызывает в душе склизкое чувство надвигающейся гибели. Возраст джентльмена, как и его внешность, оставался загадкой. Только черный гипнотический силуэт врезался в память, как нож в мягкие ткани убитого животного.
«Вроде уже взрослый, но лицо – как у меня – молодое», – в ужасе подумал Джон, понимая, что джентльмен не имеет возраста.
В это время незнакомец наклонился и поднял с асфальта газету, которая была частью большой стопки, прежде чем Джон Райли выронил ее вместе с остальной периодикой. Джентльмен начал изучать первую статью на полосе. Парнишка, следуя его примеру, взял свежий экземпляр газеты с бардачка мини-фургона и вслух прочитал: «Убийство: на Грэйт-Гилфорд-стрит найдено тело журналистки “Дейли Мейл” Эмили Томпсон». И тут Джону показалось, что его внутренностей коснулась льдинка. Сглотнув подступивший к горлу ком, Райли-младший принялся читать новость дальше, как и незнакомец в черном пальто.
