«В ночь на 27 мая на Грэйт-Гилфорд-стрит нашли тело двадцатипятилетней журналистки газеты “Дейли Мейл” Эмили Томпсон. По данным полиции, ее обнаружили в паре метров от дома, в котором девушка снимала квартиру с осени 1963 года.

У жертвы обугленная нижняя часть лица и полость рта, вокруг глаз – кровавые подтеки.

“Возможно, ей брызнули в лицо слабым раствором кислоты – кожа пострадала незначительно. Сейчас мы отправили на экспертизу пораженные участки, и через пару часов получим первые результаты. Также станет известно, от чего именно умерла мисс Томпсон. Внешние поражения не могут быть причиной остановки сердца”, – рассказал журналисту “Таймс” инспектор полиции Райан Хаммилтон.

При жизни журналистка Эмили Томпсон подвала большие надежды. Она прославилась в мире СМИ благодаря подробным репортажам о мошенниках и грабителях. Серия ее последних материалов была посвящена ограблению почтового поезда, которое случилось 8 августа 1963 года. Журналистка писала о ходе расследования и лично пыталась напасть на след сбежавших преступников.

Напомним, пятнадцать бандитов остановили поезд на мосту в графстве Букингемпшир и украли из почтового вагона 120 мешков с обветшалыми денежными купюрами на сумму более двух миллионов фунтов стерлингов1.

На сегодняшний день не все грабители задержаны и отбывают срок в тюрьме. Но на предположение “Таймс” о том, что убийца Эмили Томпсон – человек, участвовавший в ограблении поезда, полиция ответила отрицательно.

“Они простые воры, не убийцы. Многие из них неоднократно привлекались к уголовной ответственности за грабежи, но ни разу – за насилие. Мы не думаем, что кто-то из людей Рейнольдса2 был способен на такую жестокость”, – прокомментировал подозрения “Таймс” инспектор Хаммилтон.

Также Райан Хаммилтон добавил, что лично будет курировать расследование и найдет убийцу Эмили Томпсон в ближайшие дни.

“Эмили была великим журналистом. Ни одно расследование в последние годы не проходило без ее участия. Мы работали как коллеги, хотя официально ими не являлись. И это я говорю как простой человек, а не как инспектор. Журналистика потеряла настоящего профессионала. Такие, как Эмили, рождаются раз в тридцать лет. Не сомневаюсь, что человек, убивший ее, получит пожизненное, хотя я бы, не задумываясь, приговорил его к смертной казни”, – отметил инспектор.

Расследование убийства Эмили Томпсон продолжается. В вечернем выпуске мы расскажем, от чего именно скончалась журналистка».

Джон сглотнул и снова посмотрел на незнакомца. Тот ухмыльнулся и отшвырнул газету, как бациллу, которая могла проникнуть в его кровь через кожу и заразить. Потом джентльмен поправил воротник пальто. Хватило секунды, чтобы Джон заметил на его шее черно-красное пятно. Парень прильнул к лобовому стеклу машины и тяжело вздохнул. На шее незнакомца были набиты две черные, омерзительные театральные маски, объятые огнем. Полыхают как грешники в аду, ужаснулся Джон.

– Ну, вот и все! – громко сказал отец, залезая в водительскую кабину мини-фургона. – Если бы не ты, управились бы без потерь.

Джон вздрогнул.

– Отец, там странный человек, – не помня себя, сказал юноша, показывая пальцем на незнакомца – тот все еще смотрел на выброшенную газету одновременно с презрением и радостью.

– Что? Какой еще человек? – не понял Алан и проследил за указательным пальцем сына. Но никакого незнакомца на дороге не оказалось.

– Исчез, – в ужасе вскрикнул парнишка.

Алан дал Джону подзатыльник:

– Хватит издеваться надо мной! Что с тобой сегодня? У нас еще несколько магазинов, а ты отвлекаешь. Еще погода такая противная… Успеем ли мы в Кеннингтон до начала ливня?

Алан Райли завел мини-фургон, и приятный шум мотора разлился по всему салону. Под легкое тарахтение машина сдвинулась с места и, отъезжая от магазина с периодикой, проехалась по газете, которую еще минуту назад держал в руках джентльмен в черном пальто.

Машина оставила на заголовке отпечаток шин. Но буквы все равно оставались видны: «Убийство: на Грэйт-Гилфорд-стрит найдено тело журналистки “Дейли Мейл” Эмили Томпсон».

Ветер подбросил газету, и она продолжила путешествие по улицам туманного Альбиона.

Точка невозврата

Лондон, наше время

Существует скрытая связь между ужасом и красотой,

и где-то они дополняют друг друга,

как ликующий смех жизни и затаившаяся близкая смерть.

(с) Райнер Мария Рильке

1

Я поставила себе цель стать журналистом еще в средней школе, когда мои познания о мире СМИ были такими же маленькими, как и микробы, которые обитают на коже. Пока отец называл журналистов лжецами, стервятниками и подхалимами, я опровергала его слова и считала прессу вершителями правосудия. Нет, я не путала СМИ с судом. Скорее наоборот – ставила их в одну шеренгу.

– Они готовы перегрызть горло кому угодно, лишь бы войти в ТОП среди новостных агентств, – как-то раз с брезгливостью сказал мне отец.

Кажется, это был 2007 год. Я только недавно отпраздновала одиннадцать лет, поэтому родители думали, что с началом подросткового периода все мысли о журналистике покинут меня, и я гордо заявлю, что пойду по стопам отца – по дороге, усеянной деньгами. Стану, как и он, управляющим в банке в нашем родном городе Бирмингем, буду носить классическую одежду и каждый вечер подсчитывать расходы за день при свете ночника. Они возлагали на мой пубертатный возраст большие надежды, даже не подозревая, что их мечтам не дано осуществиться.

С детства я была равнодушна к деньгам и никогда – к правде. В двенадцать, тринадцать и даже пятнадцать лет я не понимала, почему люди чахнут над сбережениями, хотя вокруг столько вещей, на которые пора бы уже обратить внимание. Например, на правду и справедливость. Я недоумевала – почему мало кто возносил эти две вещи к небесам в отличие от денег. А иной раз я и вовсе думала, что они заботят лишь меня, журналистов и судей (и то, третьих не так сильно).

Точно не вспомню, когда внутри проснулись задатки журналиста-расследователя, но жажда справедливости волновала еще с пеленок. Правда, закрепленная на бумаге – то, к чему я стремилась уже в пять лет. Но поскольку желание стать журналистом родилось во мне еще до умения нормально излагать мысли письменно, в садике я довольствовалась лишь словом и развивающимися дедуктивными способностями. Раз за разом выводила детсадовских хулиганов на «чистую воду». Чтобы выяснить кто совершил зло, я проводила опросы местных зевак (ими были те, с кем я сидела за одним столом, выпивая молоко после тихого часа) и всеми силами доказывала невиновность скромных ребят, которых раз за разом подставляли задиры.

– Не Дэвид подложил миссис Остин кнопку на стул. Это дело рук Гарри, – деловито говорила я после многочасового расследования.

Большую гордость у меня вызывало расследование, когда я нашла пропажу маленькой Люси – белокурую куколку с бантиком на розовом платьице. Целый день я опрашивала ребят, пытаясь «зацепиться за след». К вечеру дело было раскрыто, а виновник – известный в нашей группе хулиган Пип – отдал куклу хозяйке.

В садике меня называли маленьким детективом, даже не представляя, что душа у меня лежит к другому, но схожему делу. Даже мама, домработница со стажем и дочь русской эмигрантки, до моего заявления «Я буду журналистом!», спросила: «Сара, доченька, ты хочешь стать полицейским?». На что я ответила: «Нет, я не хочу умирать!». А потом расплакалась, думая, что никогда не смогу помочь людям, раз не хочу погибать на задании. Мне казалось, что все полицейские неизменно попадают под пули. Тогда я еще не знала, что многие журналисты – тоже.